Ирма Чухарева

Больничное окно было открыто. Утром его распахнула медсестра. Воздух был чист, шевелились шторы, зелень листвы за окном радовала глаз, а до палящего летнего зноя было ещё далеко. Петьке вырезали аппендицит. Говорили, что операция была сложная, еле успели, но Петька был бесстрашный. – Уколов не боишься? – улыбалась утром медсестра, выпуская из шприца воздух. Петька молча повернулся на бок, вставать ему ещё не разрешали. Нашла чем пугать... Привезли его с подворотни. Там прихватило. Нет, он не был бездомным, вырос в детском доме. Просто шли с пацанами с рынка, где пытались нелегально подработать, и тут его прихватило.  Жалел он об одном: подставил Леньку и малого Серёжку – теперь в детдоме переполох будет. Уже вчера после операции прибегала Кирилловна – зам. директрисы, изображала заботу. Петька от наркоза ещё был не отошедший, поэтому помнил, что прибегала, склоняла перед ним обеспокоенное лицо, а вот подробности не помнил.  И чего не прихватило его на территории детдома? Там дойти сов

— Не трогай, — рыдая, просила супруга Олеся, — пожалуйста, мне больно! Паша, ты ребенка пугаешь! Посмотри на Стасика — на нем же лица нет. Пожалуйста, дай нам уехать. Я тебя умоляю! Я не могу так больше жить! Ты изменяешь, моришь нас голодом, ты поднимаешь на меня руки… За что, Паша?! ***  Олеся сидела на кухонном табурете, подперев щеку рукой. За окном моросил осенний дождь, а в душе было еще мрачнее. Уже третий месяц она чувствовала, что между ней и Пашей что-то не так — он стал раздражительным, часто задерживался на работе, телефон всегда держал при себе. Даже в ванной он его не выпускал из рук. Олеся и Паша поженились рано, по большой и страстной любви. Ей было всего двадцать, ему — двадцать четыре. Свадьбу сыграли скромную, но веселую, в кругу самых близких. Через два месяца Паша, недолго думая, засобирался в Москву на заработки. Олеся осталась дома, беременная их первенцем. — Ну что поделать, Лесь? — говорил он тогда, обнимая ее пухлый животик, — надо крутиться, надо семью обе

— Не трогай, — рыдая, просила супруга Олеся, — пожалуйста, мне больно! Паша, ты ребенка пугаешь! Посмотри на Стасика — на нем же лица нет. Пожалуйста, дай нам уехать. Я тебя умоляю! Я не могу так больше жить! Ты изменяешь, моришь нас голодом, ты поднимаешь на меня руки… За что, Паша?! ***  Олеся сидела на кухонном табурете, подперев щеку рукой. За окном моросил осенний дождь, а в душе было еще мрачнее. Уже третий месяц она чувствовала, что между ней и Пашей что-то не так — он стал раздражительным, часто задерживался на работе, телефон всегда держал при себе. Даже в ванной он его не выпускал из рук. Олеся и Паша поженились рано, по большой и страстной любви. Ей было всего двадцать, ему — двадцать четыре. Свадьбу сыграли скромную, но веселую, в кругу самых близких. Через два месяца Паша, недолго думая, засобирался в Москву на заработки. Олеся осталась дома, беременная их первенцем. — Ну что поделать, Лесь? — говорил он тогда, обнимая ее пухлый животик, — надо крутиться, надо семью обе

— Мама, как ты думаешь, Максим меня любит? — Тебе правду или то, что ты хочешь услышать? — Правду, конечно. — Думаю, не любит. — Но почему ты так считаешь? — Вы встречаетесь год. Он приходит к тебе, когда захочет. То неделями не звонит, не появляется. Но посреди ночи — звонок в дверь, и вот он, тут как тут. И ты же ничего не говоришь, встречаешь. — Мама, но я так его люблю, я очень рада, что он приходит! Хоть так. — Эх, дочка, а самоуважение? Ведь он только пользуется тобой. — Мама, пусть идет как идет. Такие отношения между Милой и Максимом длились года три, а потом Мила переехала в квартиру бабушки, и Максим просто заселился к ней. Они вместе вели быт, путешествовали. — У нас отношения без обязательств, — заявлял Максим. — Мы вместе, пока нам хорошо, и ничего не напрягает. — Я согласна, никаких обязательств, — радостно кивала Мила, которой только исполнилось 24 года. — Мы уже 4 года вместе, а впереди вся жизнь. Успеем определиться. — Ты у меня самая умная и красивая, — заявлял Максим

Виктория, уложив детей спать, достала бутылку вина, плеснула в гранёный стакан, подняла его, посмотрела на зажжённую лампочку сквозь вино, поставила стакан на стол. Пить расхотелось. Во всяком случае, одной пить не хотелось. Алкоголизм, какой-то. Виктория позвонила подруге, которая живёт в соседнем подъезде: – Даша, привет. Ты занята? Ничего у меня не случилось. Хотя… Приди ко мне, расскажу. Выговориться надо, а некому. Дарья прибежала: – Что у тебя опять случилось? – Пойдём на кухню, я бутылку вина открыла, – не ответив на вопрос подруги, ушла на кухню Виктория. – О-о-о, ты вино пьёшь из гранёного стакана? Однако! Давай, доставай фужеры. Похоже, тебя опять пора спасать, – засмеялась Дарья и сама начала накрывать стол. – Понимаешь, я его люблю! У нас двое детей. А он! – Виктория почти плакала. – Понятно. Что ещё сделал твой козёл? – Да, он козёл, но он мой козёл. Мой! – обиделась на слова подруги Виктория. – Так, что он сделал? – Женился, – разрыдалась Виктория. – В смысле?