Мы используем cookie-файлы, чтобы улучшить сервисы для вас. Если ваш возраст менее 13 лет, настроить cookie-файлы должен ваш законный представитель. Больше информации
Когда у Надежды Кузнецовой забирали детей, из её груди вырвалось что-то невидимое — тонкие серебряные нити, которые потянулись за уходящими малышами. Декабрь 1949 года, Казань. Надежду арестовали за "недонесение", муж состоял в подпольной группе, но она не знала. Его расстреляли неделю назад. Её тогда ждали десять лет лагерей, а детей — детдом.
Отец Михаил снял рясу в день, когда расстреляли его сына. Было это в марте 1938 года в Соловецком лагере особого назначения, куда его определили после закрытия храма в Архангельске. Сына Алексея, девятнадцати лет, взяли за хранение церковных книг, тех самых, что отец Михаил попросил спрятать перед арестом.
- Ой, я бы так не смогла. Человек что овощ делается. Дернуться можно с лежачими больными! Сдавать их надо в специальные места! И не смотри на меня так! Чего миндальничать-то? Вон, животных усыпляют. И ничего. А мы все такие гуманные. Еще в какой-то стране стариков на гору уносят, далеко и там оставляют. А еще... - хотела продолжить дальше Антонина, но Любаша ее перебила словами: - Тонь, ты бы хоть постеснялась такое говорить! Мама же это наша! Какая гора? Совсем с ума сошла! - Ну, во первых, мама не наша, а ваша. Она мужа моего мать. Что согласись, существенная разница. Во-вторых, будь даже моя, я бы тоже избавилась, когда бы она такая стала. Люба, ну ладно, ух