ВИКТОР КУЛЛЭ :,,.....Вопрос, задаваемый друзьями и коллегами, достаточно предсказуем: «Как ты на это решился?»
Началось всё год спустя после ухода из жизни Бродского — я приехал в Нью-Йорк, чтобы предпринять первый подступ к описанию его архива....
Англоязычное творчество Бродского можно оценивать по-разному. И как причуду гения, и как его провал, и как напоминание о тотальном языковом эксперименте, поисках общего знаменателя для англо- и русскоязычной поэзии. Но каков бы ни был вердикт, следует признать, что английский язык стал для Бродского тем идеальным зеркалом, благодаря которому сформировалась его собственная оригинальная поэтика. Уже поэтому его англоязычные стихи заслуживают нашего признания и благодарности.
Попытка перевода Бродского на русский выглядит едва ли не безумием. Но вспомним его знаменитые слова о “величии замысла” - они объединяют представленных здесь переводчиков, которых воодушевляла именно дерзость подобной задачи. Пусть любая попытка перевода заведомо обречена, но потребность пишущего в зеркалах еще никто не отменял. В конечном счете сам Бродский со временем превратился в гигантское зеркало, глядеться в которое отечественной поэзии предстоит долго...
....в честь 80-летнего юбилея Иосифа Александровича, предлагаю .... два перевода из Joseph Brodsky: «Сказочку» (что-то всё тревожнее становится в окружающем нас мире. Может, предупреждение, написанное поэтом ровно четверть века назад, хоть немного поспособствует предотвратить катастрофу?)...,,
****************
Сказочка
I.
Вошёл Император: под Марса прикид,
позвякивают телеса.
Генштаб изобилием звёзд слепит,
как MilkyWay в небесах.
«Вы знаете, — Император спросил, —
зачем я собрал вас? Ну?»
Вояки вскочили и рявкнули: «Сир,
чтобы начать войну!»
«Наш враг, — изрёк Император, — силён,
коварен наверняка.
Но после клизмы прописанной он
навряд ли слезет с толчка.
Готовьте снаряды! Линкоры, вперёд!
Где мой бесподобный рысак?
Надеюсь, Господь наш воздушный флот
возглавит на небесах!»
«Наш палец, — ответ был, — всегда на курке.
Даёшь разбой и поджог!
Клянёмся, Сир, мы найдём Карфаген;
сотрём его в порошок!»
«Отлично, чтоб дать поживу перу,
История требует жертв.
И пусть в Казначействе возьмут за труд
перекроить бюджет».
«Сир! Да расслышат в звоне монет
звон погребальный враги.
Ведь Солнце, даря Империи свет,
не смеет светить другим!»
А где-то — вдали от марша колонн,
приветствующих Вождя —
так много роз распускало бутон,
чтоб вянуть и ожидать.
II.
Это не Армагеддон, не разгул
стихий, не атомный взрыв —
войска Империи бьют по врагу,
осуществляя прорыв.
Кипят океаны, небес больше нет,
сходит земля с оси.
«Жизнь, — изрёк Император, — сюжет
абстрактной живописи».
«Лучший музей, — он продолжил, — война».
Поддакнули за спиной:
«Сир, расстараемся, чтоб уравнять
Историю с пачкотнёй!»
«История не произносит “прости”
никому, никогда.
Чтоб стать Историей, местности
нужно перестрадать.
«История не произносит “прости”, —
аукнулся хор рядовых. —
К чему нам memento — нам бы постичь
mori, пока в живых».
«Ещё, — он добавил, — давно хочу,
чтоб дыбом встал горизонт».
(Владыке, среди высочайших чувств,
не чужд был мелкий ремонт.)
«Ура! — генералы вскричали. — Прогресс
раскрыл нам последний обман!
Нажмём на кнопку во имя небес —
шедевр гарантирован».
И мир вверх тормашками пал перед ним.
Сгинул, насквозь пронзён.
«Невежливо, — наш герой обронил, —
но в этом есть свой резон».
III.
Теперь не с кем спорить. Конец вражде.
Своих и чужих больше нет.
«Эй, враг! — Император окликнул. — Ты где?»
Но не пришёл ответ.
Теперь лишь пространство — по окоём
без равнин, без высот.
«Ну что ж, — сказал Император, — споём
наш гимн и стяг вознесём».
Флажок заплескался — лишь парой ворон
замеченный средь могил.
«Победа — есть путь к одиночеству, — он
буркнул. И вдруг заблажил:
«Пора ставить памятник! Мой жеребец,
что бел, как моя голова,
стал слишком стар и слегка не в себе.
На цоколе выбить слова:
“Зад у врага был намертво сжат,
но мы — сильны и тверды”.
Пусть критики сколь угодно брюзжат —
хроникой всё подтвердим.
Зря над ублюдками слёзы ведром
льёт материнский хор.
Единственный смысл грядущего — в том,
чтобы нажать на повтор».
Закат навевает прелестный вздор,
но холод стал подползать.
А мир покоится — как договор,
что некому подписать.
Звёзды мерцают — и праздный глаз
стремится к ним во всю прыть.
Грустно. А это значит: как раз
пришла пора закурить. 1995
ИОСИФ БРОДСКИЙ . Перевод Виктора Куллэ
Комментарии 5
«Лучший музей, — он продолжил, — война».
Поддакнули за спиной:
«Сир, расстараемся, чтоб уравнять
Историю с пачкотнёй!»
«История не произносит “прости”
никому, никогда.
Чтоб стать Историей, местности
нужно перестрадать.
«История не произносит “прости”, —
аукнулся хор рядовых. —
К чему нам memento — нам бы постичь
mori, пока в живых».
А Украина ликвидирована, как страна.
Нет места на Географической карте
Фашистскому государству!
Победа была и будет за нами!