ЖИЗНЬ ПРЕКРАСНА

Умер легендарный британский певец Крис Ри R.I.P. Ему было 74 года

Наши любимцы на экране: Скарлетт Йоханссон и Колин Фёрт. Оба молодые, задорные, одухотворённые… признаюсь, засматривался на лицо Скарлетт, пытаясь разгадать секрет этой актрисы. Кажется, понял: она никогда не бывает чрезмерной, её всегда чуть-чуть не хватает, а потому хочется ещё. /впрочем... это всего лишь гипотеза "ДЕВУШКА с ЖЕМЧУЖНОЙ СЕРЁЖКОЙ", (англ. Girl with a Pearl Earring), 2003г. Если позволите, начну с обобщений: строгий, честный и очень прямой фильм. Давно не попадалось ничего столь же компактного и правдивого. Согласитесь, картина Яна Вермеера (первоисточник) велика, она разошлась по планете, и стала источником множества мемов и пародий, и аллюзий, и… …в общем, из этой картины запросто можно было "сварить" сериал на двадцать эпизодов, завернув творческую историю в детективную, например, обёртку: Кто-то тайно делает копию, оригинал пытаются украсть, но подручный вора (глухонемой горбун с отличными зубами и образованием) оказывается правнуком художника, и знает, что на картине спрятан шифр, как сварить Зелье Бессмертия из пражской зелени, и он не может допустить, чтобы оригинал достался плохишам, а потому рисует собственную копию с копии… /эвон, как меня швырнуло… это я в сторону Дэна Брауна, не к столу будет сказано, склониться изволил ) "Девушка с жемчужной серёжкой" не такая. Фильм рассказывает небольшой эпизодик из жизни художника. Без выкрутасов и фортелей. Только художник, только его семья, только натурщица Грит (её играет Скарлетт Йоханссон). Всего лишь предположение авторов кино о том, как родилась великая картина. Предположение весьма и весьма возможное… тем паче, смотрится убедительно, что снимали на натуре, в дивном городке Делфт, и костюмы, и интерьеры, и макияж — всё натуральное. Если бы... лет двадцать тому назад, я стал описывать свои впечатления, то написал бы так: В картине показаны муки творчества и величайшая личностная трагедия — трагедия Любви: Вермеер любит Грит, любит возвышенной и чистой любовью, поскольку нашел в ней родственную душу. Редчайший случай, когда художник встретил свою музу, и Муза эта не пассивна, она становится соучастницей творчества, правой рукой, как, быть может, Мария Склодовская составила пару своему гениальному мужу Кюри. Но Судьба не позволила им быть вместе… Так бы я написал, и был бы неправ. Формально, всё верно: художник, суровый быт, безденежье, истеричная жена, многочисленные дети… Как вписать в этот "клубок проблем" хорошенькую любовницу-музу? Никак. Невозможно. И это беда. Сейчас я понимаю, что никакой трагедии нет. И беды нет. Есть обычная жизнь: земляника, дудочка и кувшинчик. Всё. Истеричная жена (её деньги и её драгоценности) — это кувшинчик. Понимающая юная Грит (она сама почти художница) — это дудочка… которая умеет распалить вдохновение художника. Задача Яна Вермеера (данная ему Богом) использовать и первое, и второе… и суметь написать картину, которая останется в веках. ) Фильм рекомендую с огромным чувством, искренно Ваш, Искремас (Алнксей Бородкин) Из гр. Кино Живопись Литература

Этому миру очень нужна такая мастерская... Художник Хайнц Гейлфус

Однажды Григорий Горин, Марк Захаров и Андрей Миронов отправились в гости к Александру Ширвиндту. Весна. Хорошее настроение. Входят во двор, видят: валяется чугунная батарея парового отопления. Захотелось сделать приятное другу. Берут эту грязную, тяжеленную батарею и тащат на третий этаж. Дверь открывает Ширвиндт. — Дорогой Шура, — говорит Горин, — прими наш скромный подарок. Пусть эта батарея согревает тебя теплом наших сердец... Александр Анатольевич морщится. — Ребята, — говорит он, — шуточка так себе, на троечку. Несите батарею туда, где взяли. И поскорей! Делать нечего. Гости, чертыхаясь, тащат проклятую батарею во двор и бросают на землю. — Чтобы шутка сработала, — говорит вдруг Марк Захаров, — её нужно довести до абсурда. Мысль подхвачена, друзья вновь берутся за батарею и тащат ее на третий этаж. Дверь опять открывает Ширвиндт. — Дорогой Шура, — говорит Андрей Миронов, — прими наш скромный подарок! — Вот это другое дело, — одобрительно кивает Ширвиндт, видя батарею. — Это уже остроумно, талантливо. Вносите!

Спокойной ночи...

Мало кто знает, что прототипом Ваги Колеса в повести Стругацких «Трудно быть богом» был некий Михрютка Канифоль, промышлявший разбоем по берегам Ваги в начале восемнадцатого века. На самом деле его звали Мишаней, но роста он был маленького, ноги имел кривые и вообще был похож на черта, много болевшего в детстве, а потому и превратился в Михрютку, а Канифолью его прозвали потому, что любил он запах сосновой канифоли и все время носил с собой завернутый в тряпицу ее обломок. Как задумается – так достанет канифоль из порток и нюхает. Происходил Михрютка из государственных крестьян и был смолокуром. Когда пришла ему пора отправляться по царскому указу на строительство Петербурга, взял он свой топор, собрал инструменты в мешок, закинул его за спину и… растворился в тайге. Долго ли, коротко ли, объявилась в важских лесах шайка лихих людей, и предводителем у них… Грабили они купцов, сплавлявших на плотах в Архангельск смолу в двенадцатипудовых бочках. Самих купцов обчистят, товар отберут и отправляют его с верными людьми по той же дороге в Архангельск к обер-комиссару порта Соловьеву, которому самим Петром было предписано «ведать товары царского величества приемом и покупкою, и отпуском заморским». Соловьев, конечно, ведал, но при этом себя не забывал и скупал у Михрютки ворованную смолу задешево, а потом отправлял в Амстердам родному брату, который там ее продавал за настоящую цену вместе с государственной. В те времена на торговлю смолой была казенная монополия, и за торговлю в обход этой монополии по голове не гладили. Горючими слезами плакала по Михрютке и братьям Соловьевым виселица, но Соловьевы были людьми самого Меньшикова, а потому… Те из ограбленных купцов, которые каким-то чудом оставались в живых, понятное дело, не молчали, а жаловались властям. Власти Вельска… да что они могли сделать, когда в подчинении городского магистрата была лишь инвалидная команда. Из Вологды прислали сикурс под командой драгунского поручика Синюхаева, но Михрюткины разбойники исхитрились завести сикурс в болото. Почти все синюхаевские драгуны, кроме двух человек и самого поручика, утонули, не сделав почти ни одного выстрела. Насилу их еле живых вытащили, раздели до подштанников, вымазали дегтем, вываляли в перьях, связали им руки с ногами, положили в телегу, хлестнули кнутом по спине лошади и отправили в Вельск. Еще и на лбу каждому дегтем нарисовали черную курицу. Знак такой был у банды. Михрютка, понимая, что после разгрома сикурса и появления Синюхаева в Вельске власти пришлют такой сикурс, который его самого загонит в болото и закует в железа перед тем, как повесить, приказал своим соратникам расходиться, пока не поймали, в разные лесные стороны. Сам же он подался в Архангельск – к своему дружку и деловому партнеру Соловьеву. Тот его законопатил в бочку и на торговой голландской шхуне «Адмирал де Рюйтер» переправил в Амстердам, к брату, а уж тот переправил Михрютку в Лондон, к верному человеку, который занимался тем, что деньги, полученные от незаконной торговли хлебом, смолой и пушниной, размещал в английских банках. Вовремя переправил, потому как о темных делах братьев Соловьевых архангельский вице-губернатор написал самому царю и… Впрочем, к нашей истории это уже не имеет отношения. К нашей истории имеет отношение то, что спустя год или два Михрютка, выучившись английскому, ушел от своего благодетеля, прихватив пару писем Меньшикова на всякий случай и некоторую сумму денег на все оставшиеся случаи. Ушел и в скором времени женился на немолодой, но богатой вдове, которую пленил… Бог его знает, чем может пленить богатую английскую вдову маленький кривоногий мужчина, любящий нюхать сосновую канифоль (он и в Англии от этой привычки не отказался, только вместо грязной тряпицы носил обломок в изящной табакерке). Наверное, вдова была очень немолода и ее длинный английский нос был украшен бородавкой, а то и еще одной на лбу. Взял Михрютка фамилию жены, поскольку своей у него отродясь не имелось, и на ее же капиталы учредил торговый дом «Майкл Лезерсон и сыновья», хотя никаких сыновей у него от этой старухи и в помине не было, а были только две перезрелые и сухие, как вяленая треска, племянницы – Бетси и Марджи, к которым неутомимый Михрютка… но безуспешно. И стал торговый дом Майкла Лезерсона продавать самую лучшую в мире русскую канифоль скрипачам и балеринам. Сначала английским, а потом и по всей Европе. Канифоль продавалась в деревянных круглых коробочках из карельской березы. На крышках тех коробочек, которые продавали скрипачам и виолончелистам, был нарисован бурый медведь, играющий на скрипке, а на тех, которые покупали балерины и балетные танцовщики, был нарисован медведь на пуантах. В двадцатом веке прибавилась еще одна картинка – медведь с паяльником. Канифолью Лезерсона натирал смычок своей скрипки сам Паганини, а в прошлом веке и Хейфец, и Менухин, и Ойстрах. На пуантах Улановой, хранящихся в ее музее-квартире… Впрочем, к нашей истории это уж точно не имеет отношения. Михаил Бару

Вчера, где пели зяблики, Сегодня - посмотри!!! Как розовые яблоки - На ветках снегири... С добрым утром!

Доброй ночи....

Пора сваливать. Сваливать пора давно уже. Жить в этом пространстве, где миллиард людей каждую секунду изготавливает триллион тех вещей, которые нужны лишь для того, чтобы оправдать существование тех самых людей, которые их изготавливают, далее уже решительно невозможно. И главное непонятно, куда всего этого столько? Когда я только приехал в город Петербург, на нашей тихой конечной станции метро стояло несколько продуктовых палаток, один хозяйственный магазин, один обувной, два одёжных, да десяток азербайджанских старушек с помидорами. Сейчас же там стоят несколько супергипермаркетов, по самые крыши набитые каким-то непонятным хламом. И обезумевшие жители носятся по сияющим и мигающим этажам (специально придумано, чтобы человек впал в беспамятство, нахватал кредитов и накупил тысячу ненужных ему предметов). Можно, конечно, точно так же, выпучив глаза, бегать вместе с ними с гигантскими тележками, занятие это очень заразительное. Но, увы, - для того, чтобы раз в неделю побегать с тележкой, нужно всю остальную свою жизнь проводить в унылом каком-нибудь учреждении, раскладывая пасьянс на жидкокристаллическом мониторе. Потом бегать с тележкой, потом за пасьянс, потом опять с тележкой, летом ремонт в квартире, потом на неделю в трёхзвёздочную Турцию. Вырваться из такой жизни практически невозможно - для этого нужно быть совершеннейшей скотиной и мерзавцем. Вроде бы и плюнул человек на всё - ан нет! Всякий раз помешают ему очень важные обстоятельства: дети в школу пошли - луковица им нужна и азбука, жена мечтает о новых сапогах, тёща решила обновить сгрызенные за непростую жизнь зубы. И кредиты, кредиты, бесконечные кредиты.. Тысяча и ещё один миллион лилипутских ниточек привязаны к каждой пуговице, пальцу, волосу на голове - родительский долг, сыновний, супружеский, гражданский. И кажется человеку, что весь мир вокруг него держится на этих ниточках. И если порвать хоть одну, то всё вокруг рассыплется и погибнет. Болван! Если тебе сейчас упадёт кирпич на голову, то ничего, ровно ничего в этом мире не изменится. Ниточки натянутся в другие стороны, безутешная вдова уже пляшет на чьих-то именинах, а осиротевшие детки всё так же просиживают сутки перед компьютером. Редко-редко когда бывает иначе - окружающий мир устроен весьма прочно и дыры на нём затягиваются довольно быстро, даже тогда, когда от твоего отсутствия вообще образовалась какая-то дыра. И будешь ты смотреть из дырки в облаке или из норки в земле и думать: "И что ж я? И зачем? И почему?" А всё - поздно уже: не взял ты котомку и не пошёл с гномами за сокровищами, не поплыл в Антарктиду, не сел в лодку и не уплыл на остров, не поехал на велосипеде на Сахалин, и даже ни разу не болел малярией - одно сплошное ОРЗ да геморрой. Можно, впрочем, так и не дождаться кирпича и завершить свою жизнь в почёте и уважении, исправно выплачивая непрерывно растущие коммунальные платежи и обязательно гася за собой свет в сортире. Это уж кому как нравится. Дмитрий Горчев

Серая шейка Фото: Юрий Пышной