Татьяна Гавалян

- Ох. – только и могла выговорить повитуха. Нэнси много повидала за свою жизнь, но такого ребенка – еще никогда. Молодая мать была в обмороке, ее муж побежал за холодной водой, как ему велели. А Нэнси разглядывала необычное дитя. Огромное и темноволосое. Берта Свон была из многодетной семьи. Добрые католики с младенчества знали: все, что посылает Бог – во благо. Поэтому, когда она вышла замуж, то совершенно спокойно восприняла беременность. Потом второю. Но в третий раз все сразу пошло как-то не так. - Может быть, у тебя двойня? – вопрошали соседки, глядя на расплывшуюся фигуру Берты. Действительно, для столь маленького срока у нее был слишком выдающийся живот. И когда в положенный час позвали повитуху, Берта сразу сказала: мы ждем двух малышей. Уже имена придумали! Если родятся парни, то назовут их Джейкоб и Мартин. А если девочки – то Джоанна и Анна. Все произошло на рассвете 6 августа 1846 года. Нэнси Линглдон, одна из самых опытных повитух Милл-Брука, что в Новой Шотландии, приехал

- Ох. – только и могла выговорить повитуха. Нэнси много повидала за свою жизнь, но такого ребенка – еще никогда. Молодая мать была в обмороке, ее муж побежал за холодной водой, как ему велели. А Нэнси разглядывала необычное дитя. Огромное и темноволосое. Берта Свон была из многодетной семьи. Добрые католики с младенчества знали: все, что посылает Бог – во благо. Поэтому, когда она вышла замуж, то совершенно спокойно восприняла беременность. Потом второю. Но в третий раз все сразу пошло как-то не так. - Может быть, у тебя двойня? – вопрошали соседки, глядя на расплывшуюся фигуру Берты. Действительно, для столь маленького срока у нее был слишком выдающийся живот. И когда в положенный час позвали повитуху, Берта сразу сказала: мы ждем двух малышей. Уже имена придумали! Если родятся парни, то назовут их Джейкоб и Мартин. А если девочки – то Джоанна и Анна. Все произошло на рассвете 6 августа 1846 года. Нэнси Линглдон, одна из самых опытных повитух Милл-Брука, что в Новой Шотландии, приехал