Галина Аржанова (Фомина)

После выпускного бала Лера Синицина уехала из своего затерявшегося среди лесов городка Кедровска в Питер. Золотая медалистка, красавица, будущее светило архитектуры уезжала покорять большой город. Мать, Тамара Васильевна, одиноко махала платочком на перроне. В Питере Лера погрузилась в учёбу с головой. Первую сессию сдала на одни пятёрки. А на втором курсе, в промозглый ноябрьский вечер, подруга-одногруппница Яна затащила её в модный арт-клуб «Граффити». Там, среди дыма, громкой музыки и разговоров о концептуальном искусстве, Лера встретила Егора. Питерец в третьем поколении, высокий, с пронзительными серыми глазами и привычкой говорить чуть свысока. Родители его, дипломаты, уехали на два года в Швейцарию, оставив Егору трёхкомнатную квартиру на Петроградской. — Ты не похожа на наших местных, — сказал он, прикуривая, и протянул ей стакан с чем-то сладким и крепким. — В глазах… деревня, что ли? Она обиделась, хотела уйти, но он засмеялся, взял её за руку. — Я шучу. Это комплимент. З

Последний мирный рассвет своей жизни Анна встретила с песней на устах и тревогой в сердце. Солнце, густое, как малиновое варенье, разливалось по стенам избы, а из репродуктора на площади неслось что-то невнятное и страшное. Она еще не знала, что ее голос, чистый и звонкий, скоро станет последним, что услышит отец, уходя на фронт, а белый платок с васильками — последним, что запомнит Алексей, сжимая в руке ее записку. Пролог. 1939 год. Яблочный Спас Сентябрьское солнце, густое, как расплавленный мёд, лилось через запотевшие стёкла единственного в доме окна, выхватывая из полумрака золотистые стружки на полу и вышитый маминой рукой рушник. Анна, затаив дыхание, следила за руками отца. Его большие, узловатые от работы пальцы, казалось, совершенно не подходили для нежного дела, но как волшебно они бегали по клавишам гармони. Звук был пронзительно-чистый, немножко грустный. «Венка» – с гордостью называл инструмент отец, Степан Игнатьевич. Он привёз её из Смоленска ещё до коллективизации,