елена будкина (алексеева)

Как она бежала! В жизни так не бегала. Мелькали мимо люди, кусты, дворы, машины. Паника сидела на закорках и пришпоривала Рябую, не давая остановиться. Наконец, силы иссякли... Рябая ненавидела город всем своим собачьим сердцем. И город отвечал ей взаимностью: рычал машинами, жег лапы то жарким черным асфальтом, то ядовитым городским снегом, давил суетой и равнодушием. Сейчас это чувствовалось особенно остро – каждой жесткой шерстинкой, каждой клеточкой невеликого песьего тела. А все потому, что Рябая потерялась... ***** Никогда с ней такого не случалось в родной деревне, где совсем недавно она была так счастлива с Бабулей. Там был знаком каждый куст, каждая досочка немногочисленных заборов. Почему немногочисленных? А потому что умирала деревня. Тихо зарастали травой брошенные дома, стирались тропинки, уводила Костлявая стариков. И никто не приезжал, чтобы заменить ушедших. Глухомань – от больших трасс далеко, удобств никаких. Природа? Так есть места и поближе, и поуютнее. Доживала дер

Январь 1942 год. Каждый шаг Дарьи был словно в пустоту. Ничего не было там, впереди. Только непроглядная боль, тоска и слёзы. Снег хрустел под ногами, но будто бы через этот хруст слышала она шепелявые слова младшенького брата "Даска, Даска, я с тобой!" Но нет, ей это кажется, потому что Петруша больше не позовёт её, не побежит за ней со слезами, прося взять с собой. Больше не будет ласковой мамной просьбы, чтобы она прихватила мальчишку с собой. Больше не будет отца, который, несмотря на свою хромоту, ловко управлялся с домашней работой и плотничал, сбивая доски для лавочек, столов и стульев, коими снабжал односельчан. Никого больше нет у неё. Ни родителей, ни подруг, ни тёти с дядей. Немцы, оступая из села, людей не жалели. Вот и её изба сгорела, как и вон те два соседних дома. По селу так же неспешно проходили те, кто смог уцелеть, кто сбежал, или кого чудо спасло. Да и дома не все успели пожечь, всё же кто-то и смог вернуться в свои избы. Самой Дарьи не было в селе, она еще летом