Предыдущая публикация
Биография Марины Цветаевой.
"Я – блудный сын, который каждый дом принимает за отчий, но, еще до ужина, разубедившись, уходит"
Следующая публикация
"Я – блудный сын, который каждый дом принимает за отчий, но, еще до ужина, разубедившись, уходит"
http://vverh-dm.ru/news/dusha_ne_znaucshaya_mery
Комментарии 39
АВТОБИОГРАФИЯ
Марина Ивановна Цветаева.
Родилась 26 сент<ября> 1892 г., в Москве. Отец — Иван Владимирович Цветаев — профессор Московского университета, основатель и собиратель Музея изящных искусств (ныне Музея изобразительных искусств), выдающийся филолог. Мать — Мария Александровна Мейн — страстная музыкантша, страстно любит стихи и сама их пишет. Страсть к стихам — от матери, страсть к работе и к природе — от обоих родителей.
Первые языки: немецкий и русский, к семи годам — французский. Материнское чтение вслух и музыка. Ундина, Рустем и Зораб, Царевна в зелени — из самостоятельно прочитанного. Нелло и Патраш. Любимое занятие с четырех лет — чтение, с пяти лет — писание. Все, что любила, — любила до семи лет, и больше не полюбила ничего. Сорока семи лет от роду скажу, что все, что мне суждено было узнать, — узнала до семи лет, а все последующие сорок — осознавала.
Мать — сама лирическая стихия. Я у своей матери
...ЕщёАВТОБИОГРАФИЯ
Марина Ивановна Цветаева.
Родилась 26 сент<ября> 1892 г., в Москве. Отец — Иван Владимирович Цветаев — профессор Московского университета, основатель и собиратель Музея изящных искусств (ныне Музея изобразительных искусств), выдающийся филолог. Мать — Мария Александровна Мейн — страстная музыкантша, страстно любит стихи и сама их пишет. Страсть к стихам — от матери, страсть к работе и к природе — от обоих родителей.
Первые языки: немецкий и русский, к семи годам — французский. Материнское чтение вслух и музыка. Ундина, Рустем и Зораб, Царевна в зелени — из самостоятельно прочитанного. Нелло и Патраш. Любимое занятие с четырех лет — чтение, с пяти лет — писание. Все, что любила, — любила до семи лет, и больше не полюбила ничего. Сорока семи лет от роду скажу, что все, что мне суждено было узнать, — узнала до семи лет, а все последующие сорок — осознавала.
Мать — сама лирическая стихия. Я у своей матери старшая дочь, но любимая — не я. Мною она гордится, вторую — любит. Ранняя обида на недостаточность любви.
Детство до десяти лет — старый дом в Трехпрудном переулке (Москва) и одинокая дача Песочная, на Оке, близ города Тарусы Калужской губернии.
Первая школа — музыкальная школа Зограф-Плаксиной в Мерзляковском переулке, куда поступаю самой младшей ученицей, неполных шести лет. Следующая — IV гимназия, куда поступаю в приготовительный класс. Осенью 1902 г. уезжаю с больной матерью на Итальянскую Ривьеру, в городок Nervi, близ Генуи, где впервые знакомлюсь с русскими революционерами и понятием Революции. Пишу Революционные стихи, которые печатают в Женеве. Весной 1902 г. поступаю во французский интернат в Лозанне, где остаюсь полтора года. Пишу французские стихи. Летом 1904 г. еду с матерью в Германию, в Шварцвальд, где осенью поступаю в интернат во Фрейбурге. Пишу немецкие стихи. Самая любимая книга тех времен — “Лихтенштейн” В. Гауфа. Летом 1906 г. возвращаюсь с матерью в Россию. Мать, не доехав до Москвы, умирает на даче Песочная, близ города Тарусы.
Осенью 1906 г. поступаю в интернат московской гимназии Фон-Дервиз. Пишу Революционные стихи. После интерната Фон-Дервиз — интернат Алферовской гимназии, после которого VI и VII класс в гимназии Брюхоненко (приходящей). Лета — за границей, в Париже и в Дрездене. Дружба с поэтом Эллисом и филологом Нилендером. В 1910 г., еще в гимназии, издаю свою первую книгу стихов — “Вечерний Альбом” — стихи 15, 16, 17 лет — и знакомлюсь с поэтом М. Волошиным, написавшим обо мне первую (если не ошибаюсь) большую статью. Летом 1911 г. еду к нему в Коктебель и знакомлюсь там со своим будущим мужем — Сергеем Эфроном, которому 17 лет и с которым уже не расстаюсь. Замуж за него выхожу в 1912 г. В 1912 г. выходит моя вторая книга стихов “Волшебный фонарь” и рождается моя первая дочь — Ариадна. В 1913 г. — смерть отца.
С 1912 по 1922 г. пишу непрерывно, но книг не печатаю. Из периодической прессы печатаюсь несколько раз в журнале “Северные записки”.
С начала революции по 1
...ЕщёОсенью 1906 г. поступаю в интернат московской гимназии Фон-Дервиз. Пишу Революционные стихи. После интерната Фон-Дервиз — интернат Алферовской гимназии, после которого VI и VII класс в гимназии Брюхоненко (приходящей). Лета — за границей, в Париже и в Дрездене. Дружба с поэтом Эллисом и филологом Нилендером. В 1910 г., еще в гимназии, издаю свою первую книгу стихов — “Вечерний Альбом” — стихи 15, 16, 17 лет — и знакомлюсь с поэтом М. Волошиным, написавшим обо мне первую (если не ошибаюсь) большую статью. Летом 1911 г. еду к нему в Коктебель и знакомлюсь там со своим будущим мужем — Сергеем Эфроном, которому 17 лет и с которым уже не расстаюсь. Замуж за него выхожу в 1912 г. В 1912 г. выходит моя вторая книга стихов “Волшебный фонарь” и рождается моя первая дочь — Ариадна. В 1913 г. — смерть отца.
С 1912 по 1922 г. пишу непрерывно, но книг не печатаю. Из периодической прессы печатаюсь несколько раз в журнале “Северные записки”.
С начала революции по 1922 г. живу в Москве. В 1920 г. умирает в приюте моя вторая дочь, Ирина, трех лет от роду. В 1922 г. уезжаю за границу, где остаюсь 17 лет, из которых 3 с половиной года в Чехии и 14 лет во Франции. В 1939 г. возвращаюсь в Советский Союз — вслед за семьей и чтобы дать сыну Георгию (родился в 1925 г.) родину.
Из писателей любимые: Сельма Лагерлёф, Зигрид Ундсет, Мэри Вебб.
С 1922 г. по 1928 г. появляются в печати следующие мои книги: в Госиздате “Царь-Девица”, “Версты” 1916 г. и сборник “Версты”; в Берлине, в различных издательствах, — поэма “Царь-Девица”, книги стихов “Разлука”, “Стихи к Блоку”, “Ремесло” и “Психея”, в которые далеко не входит все написанное с 1912 по 1922 г. В Праге, в 1924 г., издаю поэму “Молодец”, в Париже, в 1928 г., книгу стихов “После России”. Больше отдельных книг у меня нет.
В периодической прессе за границей у меня появляются: лирические пьесы, написанные еще в Москве: “Фортуна”, “Приключение”, “Конец Казановы”, “Метель”. Поэмы: “Поэма Горы”, “Поэма конца”, “Лестница”, “С Моря”, “Попытка комнаты”, “Поэма Воздуха”, две части трилогии “Тезей”: I ч. “Ариадна”, II ч. “Федра”, “Новогоднее”, “Красный бычок”, поэма “Сибирь”. Переводы на французский язык: “Le Gars” (перевод моей поэмы “Молодец” размером подлинника) с иллюстрациями Н. Гончаровой, переводы ряда стихотворений Пушкина, переводы русских и немецких революционных, а также и советских песен. Уже по возвращении в Москву перевела ряд стихотворений Лермонтова. Больше моих переводов не издано.
Проза: “Герой труда” (встреча с В. Брюсовым), “Живое о живом” (встреча с М. Волошиным), “Пленный Дух” (встреча с Андреем Белым), “Наталья Гончарова” (жизнь и творчество), повести из детства: “Дом у Старого Пимена”, “Мать и Музыка”, “Черт” и т. д. Статьи: “Искусство при свете совести”, “Лесной царь”. Рассказы: “Хлыстовки”, “Открытие Музея”, “Башня в плюще”, “Жених”, “Китаец”, “Сказка матери” и многое другое. Вся моя проза — автобиографическая.
<Январь 1940, Голицыно>
Добавлено Ксенией Витальевной: Марина была предельно беспомощна в хозяйстве. Вот один из примеров.
— Что прикажете сегодня готовить? — спрашивает ее пожилая грамотная прислуга.
— Сейчас, — отвечает Марина и идет в свою комнату.
Там у нее помощник и советник, толстый «Молоховец», книга для хозяек.
— Вчера вы что готовили?.. Приготовьте следующий номер… — говорит она, рассеянно передавая «Молоховца» прислуге.
Часа через два измученная прислуга вернулась домой.
— О-ох! Хозяюшка! Заморилась я совсем! Как есть все мясные обошла! Как спрошу, дайте мне, мол, голову дикого вепря, так все продавцы за животы и схватятся! Вот ржали-то. «Бабка! Да где ты его видела? А кто он, веприй-то? баран ай козел? ай рыба? Бабка! Он домовой!» Ну и ржали!
— Придумайте что-нибудь сами! Мы все равно что — отмахнулась Марина, закрыв за собой дверь и опять сел
...ЕщёДобавлено Ксенией Витальевной: Марина была предельно беспомощна в хозяйстве. Вот один из примеров.
— Что прикажете сегодня готовить? — спрашивает ее пожилая грамотная прислуга.
— Сейчас, — отвечает Марина и идет в свою комнату.
Там у нее помощник и советник, толстый «Молоховец», книга для хозяек.
— Вчера вы что готовили?.. Приготовьте следующий номер… — говорит она, рассеянно передавая «Молоховца» прислуге.
Часа через два измученная прислуга вернулась домой.
— О-ох! Хозяюшка! Заморилась я совсем! Как есть все мясные обошла! Как спрошу, дайте мне, мол, голову дикого вепря, так все продавцы за животы и схватятся! Вот ржали-то. «Бабка! Да где ты его видела? А кто он, веприй-то? баран ай козел? ай рыба? Бабка! Он домовой!» Ну и ржали!
— Придумайте что-нибудь сами! Мы все равно что — отмахнулась Марина, закрыв за собой дверь и опять села за свой стол. Но долго не могла успокоиться, сама хохотала над этим вепрем, а вечером рассказывала нам, как ее прислуга искала голову дикого вепря. Дикий хохот стоял у нас в Обормотнике.
Добавлено Ксенией Витальевной:
"Она сидела в сумерки на диване, много курила, смотрела в окно: туман, темные заводские корпуса, фабричные трубы… Она была совсем молода: шапка золотистых вьющихся волос, зеленые русалочьи глаза и платье — должно быть, подобранное к глазам, тоже зеленое, только тоном темнее. Говорила о том, что в современную Россию не вернется — никогда. И вернулась: для того чтобы повеситься на водосточной трубе. На прощанье сказала: — Знаете, что я больше всего люблю в Париже? Старух. На нашей улице есть удивительные старухи, в теплых, вязаных пелеринах. Хорошие, древние старухи. Рукопожатие ее было крепкое, почти мужское. Засмеялась: — Это меня Макс Волошин научил, так крепко руку пожимать. Я до Макса подавала руку как-то безразлично — механически, сбоку… Он сказал: «Почему вы руку подаете так, словно подбрасываете мертвого младенца?» Я возмутилась. Он сказал, что нужно прижимать ладонь к ладони, крепко, потому что ладонь — жизнь. Вы знали Мак
...ЕщёДобавлено Ксенией Витальевной:
"Она сидела в сумерки на диване, много курила, смотрела в окно: туман, темные заводские корпуса, фабричные трубы… Она была совсем молода: шапка золотистых вьющихся волос, зеленые русалочьи глаза и платье — должно быть, подобранное к глазам, тоже зеленое, только тоном темнее. Говорила о том, что в современную Россию не вернется — никогда. И вернулась: для того чтобы повеситься на водосточной трубе. На прощанье сказала: — Знаете, что я больше всего люблю в Париже? Старух. На нашей улице есть удивительные старухи, в теплых, вязаных пелеринах. Хорошие, древние старухи. Рукопожатие ее было крепкое, почти мужское. Засмеялась: — Это меня Макс Волошин научил, так крепко руку пожимать. Я до Макса подавала руку как-то безразлично — механически, сбоку… Он сказал: «Почему вы руку подаете так, словно подбрасываете мертвого младенца?» Я возмутилась. Он сказал, что нужно прижимать ладонь к ладони, крепко, потому что ладонь — жизнь. Вы знали Макса. Вот вам привет от него — рукопожатие…" Из воспоминаний А. Седых О Марине Ивановне Цветаевой.
Добавлено Ксенией Витальевной:
«Запомнился чей-то рассказ о том, как Марина Ивановна в Париже приехала к друзьям на дачу. Было очень много народу. Пили в саду чай. Марина Ивановна села за стол с незнакомой женщиной и стала ей говорить о стихах, об искусстве, о вечной трагедии жизни и так увлеклась, что проговорила с ней все время до отъезда в город, не заметив даже, что та ничего не понимает, ибо почти не знает русского языка!.. А уходя, Марина Ивановна сказала хозяйке дома, что давно у нее не было такого внимательного слушателя...»
Добавлено Ксенией Витальевной:
В тетради Ариадны Эфрон есть коротенькая запись: «Как-то Лида Бать вспомнила один рассказ Веры Инбер про маму: в первые годы революции они где-то вместе встречали Новый год, — гадали по Лермонтову. Маме вышло — «а мне два столба с перекладиной». Потом вместе возвращались. Темными снежными улицами, разговаривали, смеялись. мама вдруг замолкла, задумалась и повторила вслух: «а
...ЕщёДобавлено Ксенией Витальевной:
«Запомнился чей-то рассказ о том, как Марина Ивановна в Париже приехала к друзьям на дачу. Было очень много народу. Пили в саду чай. Марина Ивановна села за стол с незнакомой женщиной и стала ей говорить о стихах, об искусстве, о вечной трагедии жизни и так увлеклась, что проговорила с ней все время до отъезда в город, не заметив даже, что та ничего не понимает, ибо почти не знает русского языка!.. А уходя, Марина Ивановна сказала хозяйке дома, что давно у нее не было такого внимательного слушателя...»
Добавлено Ксенией Витальевной:
В тетради Ариадны Эфрон есть коротенькая запись: «Как-то Лида Бать вспомнила один рассказ Веры Инбер про маму: в первые годы революции они где-то вместе встречали Новый год, — гадали по Лермонтову. Маме вышло — «а мне два столба с перекладиной». Потом вместе возвращались. Темными снежными улицами, разговаривали, смеялись. мама вдруг замолкла, задумалась и повторила вслух: «а мне два столба с перекладиной...»
Добавлено Ксенией Витальевной:
"Каждое новое увлечение она переживала, словно бы все было в первый раз, в ней жила неистребимая молодость чувств и воприятия. «Во мне — таинственно! — уцелела невинность: первого дня, весь первый день с его восхищением — изумлением — и доверием...» Это она записала все в той же тетради 1940 года, когда ей уже было сорок восемь лет. Она была женщиной, и, быть может, в большей степени, чем другие! И более уязвимой, и более ранимой, и более других нуждавшейся в любви, но в силу своего характера, темперамента, тех бурь, которые бушевали в ней, она,— столь гениально умевшая выразить себя в стихах и в прозе,— не очень-то, видно, умела «выразить» себя в жизни, в жизненных ситуациях, в отношениях и столкновениях с людьми, она была вне нормы той принятой и устоявшейся обыденности, сродственности отношений, она была инопланетянином. Она и те, с кем она сталкивалась, шли по разным параллелям. И она страдала от отсутствия взаимности. Она пыталась уговорить себя, что «презрение ко мне ес
...Ещё"Каждое новое увлечение она переживала, словно бы все было в первый раз, в ней жила неистребимая молодость чувств и воприятия. «Во мне — таинственно! — уцелела невинность: первого дня, весь первый день с его восхищением — изумлением — и доверием...» Это она записала все в той же тетради 1940 года, когда ей уже было сорок восемь лет. Она была женщиной, и, быть может, в большей степени, чем другие! И более уязвимой, и более ранимой, и более других нуждавшейся в любви, но в силу своего характера, темперамента, тех бурь, которые бушевали в ней, она,— столь гениально умевшая выразить себя в стихах и в прозе,— не очень-то, видно, умела «выразить» себя в жизни, в жизненных ситуациях, в отношениях и столкновениях с людьми, она была вне нормы той принятой и устоявшейся обыденности, сродственности отношений, она была инопланетянином. Она и те, с кем она сталкивалась, шли по разным параллелям. И она страдала от отсутствия взаимности. Она пыталась уговорить себя, что «презрение ко мне есть презрение к себе, к лучшему в себе, к лучшему себе...» Но это не приносило ей успокоения и счастья. Она писала: «Когда мы молоды, они нам не дают проходу. Когда мы уже... они идут на нас как на вещь (личный опыт)». Она видела себя в зеркале, себя сорокового года: «...убитую, и такую плачевную... просто смеюсь! — (Это я???)». И еще раньше: «Я очень постарела... почти вся голова седая... и морда зеленая: в цвет глаз, никакого отличия...» Но «мне все еще нужно, чтобы меня любили: давали мне любить себя: во мне нуждались — как в хлебе. (И скромно — и безумно по требовательности)». Отрывок из книги М. Белкиной "Скрещение судеб"
Добавила Rozali Dizamatova:
«Считают мужественной. Хотя я не знаю человека робче. Боюсь всего. Глаз, черноты, шага, а больше всего — себя. Никто не видит, не знает, что я год уже ищу глазами — крюк. Год примеряю смерть. Я не хочу умереть. Я хочу не быть. Надо обладать высочайшим умением жить, но ещё большим умением — умереть! Героизм души — жить, героизм тела — умереть»…М. Цветаева 1940 год
Согласна. Книга замечательная.
Добавила Натали Я: "После начала Второй Мировой войны Марину Цветаеву отправили в эвакуацию в город Елабуга, что в Татарстане. Упаковывать вещи ей помогал Борис Пастернак. Он принес веревку, чтобы перевязать чемодан, и, заверяя в ее крепости, пошутил: "Веревка все выдержит, хоть вешайся". Впоследствии ему передали, что именно на ней Цветаева в Елабуге и повесилась".
ПРИШЛА И УВИДЕЛА - ВОКЗАЛ! РАСКЛАДЫВАТЬСЯ НЕ СТОИТ...
Анастасия Цветаева русская писательница, младшая сестра Марины Цветаевой родилась -26 сентября 1894 года
...Ещё--------------------
Анастасия Ивановна Цветаева родилась (14) 26 сентября 1894 года в Москве, в семье историка и искусствоведа профессора И.В. Цветаева. Старшей сестрой Аси (как ее называли домашние) была Марина, впоследствии известная поэтесса. Девочки получили домашнее начальное образование, продолжив его в 1902–1906 годах в Западной Европе, в частных пансионах Швейцарии и Германии. Много времени в молодости сестры проводили в Тарусе. В 1912 году Анастасия вышла замуж за 19-летнего Бориса Трухачёва, и вскоре у молодой семьи родился сын Андрей. Анастасия не замкнулась в семейных заботах, а стала заниматься литературой. В 1915 году выходит ее первая книга – философский текст «Королевские размышления» в духе Ницше. Семейная жизнь не задалась, и через некоторое время она выходит замуж второй раз – за Маврикия Александровича Минца, от брака с
Анастасия Цветаева русская писательница, младшая сестра Марины Цветаевой родилась -26 сентября 1894 года
http://www.calend.ru/person/6168/--------------------
Анастасия Ивановна Цветаева родилась (14) 26 сентября 1894 года в Москве, в семье историка и искусствоведа профессора И.В. Цветаева. Старшей сестрой Аси (как ее называли домашние) была Марина, впоследствии известная поэтесса. Девочки получили домашнее начальное образование, продолжив его в 1902–1906 годах в Западной Европе, в частных пансионах Швейцарии и Германии. Много времени в молодости сестры проводили в Тарусе. В 1912 году Анастасия вышла замуж за 19-летнего Бориса Трухачёва, и вскоре у молодой семьи родился сын Андрей. Анастасия не замкнулась в семейных заботах, а стала заниматься литературой. В 1915 году выходит ее первая книга – философский текст «Королевские размышления» в духе Ницше. Семейная жизнь не задалась, и через некоторое время она выходит замуж второй раз – за Маврикия Александровича Минца, от брака с которым рождается сын Алексей. После революции 1917 года сестры Цветаевы по приглашению Максимилиана Волошина приехали в Крым, в Коктебель и жили в гостях у него. Там Анастасию настигло горе – в Крыму умер от дизентерии сын Алеша. В начале 1920-х годов Цветаева возвращается в Москву, живёт случайными заработками, но продолжает писать. В 1921 году по рекомендации М.Гершензона и Н.Бердяева её принимают в Союз писателей. В 1927 году Цветаева завершает книгу «Голодная эпопея», но не может её опубликовать. Та же судьба ждет и её роман «SOS, или Созвездие Скорпиона». В этом же году Анастасии Ивановне удаётся съездить в Европу, и во Франции она в последний раз в жизни видится с сестрой Мариной. В апреле 1933 года Анастасия Цветаева была арестована в Москве. После хлопот Б.Пастернака, Е.П. Пешковой и М.Горького её через два с небольшим месяца освобождают. Но ненадолго: 2 сентября 1937 года её снова арестовывают, изымают все её сочинения и через пять месяцев отправляют в лагерь на Дальний Восток. Она проводит несколько лет в лагере и ещё несколько в ссылке. О самоубийстве сестры в 1941 году Анастасия Ивановна узнаёт, находясь на поселении на Дальнем Востоке. Анастасия Цветаева была освобождена только после смерти Сталина, а в 1959 году реабилитирована. После она жила в Москве, восстанавливала по памяти произведения, изъятые у неё при аресте. В этот период она создаёт мемуарные книги «Старость и молодость» (опубликована в 1988 году) и «Воспоминания». Анастасия Цветаева скончалась в Москве 5 сентября 1993 года, совсем немного не дожив до своего 100-летнего юбилея...
Источник:
© Calend.ru