Любовь Сухорукова

Налив в чашечку чай с мелиссой, я достала шоколадку из холодильника и поломала ее на дольки. Открыв кухонный шкафчик, в котором у нас обычно хранились вкусняшки, я провела взглядом. Взгляд зацепился за овсяное печенье с шоколадной крошкой. — Тоже подойдет. Вот так. Разложив на тарелочке шоколадку и печенье, я взяла ее в одну руку, а чашку в другую и пошла в комнату дочери. — Ариш, у меня все готово. Садись, вот, попей чаю. Он с мелиссой, успокаивающий. — Мам, спасибо, не хочу я. — Ответила дочка, смахивая слезы с глаз. — Милая, хватит убиваться. Давай брать себя в руки. Тебе всего девятнадцать! Вся жизнь впереди! Будут еще сотни таких, как этот Леша! И лучше будут. Свет клином на нем не сошелся! — Мне не нужны другие, и еще лучше не нужны. Он мне нужен. Мам, ну как так? Как он мог поступить со мной? — продолжала плакать Арина навзрыд. — Ну какие твои годы? Что с него взять — обычный девятнадцатилетний парень. Не нагулялся еще! — Мы с ним о семье говорили, о нашем совместном будущем! А

— Галь, ну сколько можно копаться в этих бумажках! — Олег в очередной раз заглядывает в комнату, где жена разбирает коробки после переезда. — Давай уже что-то решай — либо оставляем, либо выбрасываем! — Не могу я так просто выбросить, — Галя виновато пожимает плечами, держа в руках пачку пожелтевших конвертов. — Это же письма... — Чьи письма? — муж садится рядом на пол, заглядывает через плечо. — Не знаю, — честно признаётся она. — Нашла в комоде, который нам тетя Нина оставила. Адрес наш, а имя... Вера Михайловна какая-то. Муж берёт один конверт, рассматривает почерк: — Действительно странно. А что внутри? — Не читала ещё, — Галя мнётся. — Как-то неудобно... чужие письма всё-таки. — Но если адрес наш, то может, и не чужие вовсе? Давай хоть одно прочитаем, разберёмся. Галя осторожно вскрывает конверт. Внутри — аккуратно сложенный лист с выцветшими чернилами. — "Дорогая Верочка!" — читает вслух. — "Получила твоё письмо, очень обрадовалась. У нас тут всё по-старому — работа, дом, внуки..