Простые рецепты

— Опять хулиганит! — возмущённый голос соседки Антонины Семёновны разносится по всему подъезду. — Уже третий раз за неделю лифт сломан! Слесарь дядя Коля устало качает головой, ковыряясь в панели управления: — Кнопки понажимал кто-то... Провода подёргал. Детское дело, видать. — Какое детское! — не унимается Антонина Семёновна. — Это же специально! Издевается над людьми! Николай Петрович — мужчина за пятьдесят, слесарь-аварийщик в этом доме работает уже десять лет. Знает каждый болтик, каждую трубу. И жильцов всех помнит. А вот про мальчишку с девятого этажа слышит постоянно, но ни разу не видел. — А родители где у него? — спрашивает, подтягивая очередной провод. — Мать одна воспитывает. Работает с утра до ночи, домой поздно приходит. А пацан предоставлен сам себе... Вот и безобразничает. — Ну не со зла же, наверное... — Как не со зла? — вскипает женщина. — Вчера в подвале все лампочки повыкручивал! А позавчера краской дверь покрасил! Лифт починен. Дядя Коля собирает инструменты, думает

— Вика, ты когда приедешь? — голос бабули в телефоне звучит устало, но с надеждой. — Уже июнь, а у меня тут всё зарастает... Виктория Сергеевна сидит в своём офисе на двадцать третьем этаже, смотрит на экран компьютера, где мигают цифры квартальной отчётности. Тридцать четыре года, успешный менеджер в крупной компании, квартира в центре, машина, карьера... — Бабуль, ну ты же знаешь — работы много. Может, наймём кого-нибудь? Я денег дам... — Какого кого-нибудь? — возмущается старушка. — Мне чужие люди не нужны! Мне внучка нужна... Вика вздыхает. Каждый год одно и то же. Бабушка Мария Васильевна живёт в деревне Лесное, в ста километрах от города. Восемьдесят два года, а всё ещё пытается управляться с огородом в пол-гектара. — Бабуль, может, продадим участок? Переедешь в город, рядом со мной... — Что ты говоришь такое! — голос становится строгим. — Это дедушкин дом, дедушкина земля. Я отсюда никуда не поеду. — Но ты же не можешь одна со всем этим справляться... — Могу! Просто помощник нуж

— Василий Иванович, опять проспали! — голос водителя автобуса звучит добродушно, но с лёгким укором. — Уже третий раз за неделю бегите за автобусом как угорелый. Пенсионер в помятой куртке тяжело дышит, прислонившись к поручню. Седые волосы растрёпаны, очки съехали на кончик носа. — Извините, Андрей… — отдышавшись, старик достаёт из кармана мятые купюры. — Часы, видимо, отстают. Или я сам уже совсем… Андрей Викторович — водитель со стажем, лет сорок пять ему, загорелый от постоянной езды по маршруту. Возит людей уже двадцать лет, знает многих пассажиров в лицо. А этого дедушку запомнил особенно — всегда вежливый, тихий, каждый день ездит в одно и то же время. — Да ладно вам, садитесь. Куда сегодня? — На кладбище, как обычно. Автобус трогается с места. Василий Иванович устраивается на своём привычном месте — третий ряд от водителя, у окна. В руках — потёртый пластиковый пакет с какими-то принадлежностями. Пассажиров немного — будний день, утро. Пара студенток болтает о чём-то своём, муж

Пятилетняя Варя прибежала с улицы и, прижимаясь к маминой руке, спросила шепотом: — Мама, а почему тётя Галя плачет? Ольга выглянула в окно. На соседнем участке на скамейке возле дома сидела пожилая женщина и тихо всхлипывала. — Не знаю, солнышко. Наверное, ей грустно. — А давайте её утешим? — Варюша, мы же с ней незнакомы. Тётя Галя только вчера переехала. — Ну и что? Когда грустно, неважно, знакомые мы или нет. Ольга улыбнулась. Варя была удивительно отзывчивым ребёнком — всегда замечала чужое горе и хотела помочь. — Хорошо. Но сначала я схожу сама, узнаю, что случилось. Галина Ивановна действительно плакала. Оказалось, что вчера, в первый день на новом месте, она сломала ногу и теперь не могла даже в магазин сходить. — А родственники? — осторожно спросила Ольга. — Сын в Америке живёт. Внучка в Москве учится. Они приехать не могут, — старушка вытерла глаза платком. — Я думала, справлюсь сама, а оказалось... — Галина Ивановна, а что если мы вам поможем? Я в магазин схожу, что нужно ку

– Мам, а почему дедушка такой странный? – вдруг спросил Максим. Ему было всего восемь лет, но чувство любопытства у него было на десятерых, не меньше. Он аккуратно складывал детали конструктора в коробку, явно ожидая серьёзного ответа. Анна подняла глаза от ноутбука – работа подождёт. Мельком взглянула на Максима, затем в сторону балкона. Там, среди ведёрок и старых пластиковых бутылок, её отец склонился над своими помидорами. Что-то бормотал себе под нос и бережно поливал кусты в этих самодельных горшках. — Он не странный, Макс. Просто... забывчивый стал. — А почему он вчера спросил меня, как меня зовут? Мы же вместе живём уже полгода. Анна вздохнула. Полгода назад Михаил Петрович переехал к ним после смерти мамы. Врачи деликатно назвали это «лёгкими когнитивными нарушениями», но Анна понимала — это только начало. — Знаешь, Максим, у дедушки в голове как будто туман появился. Иногда он всё помнит, а иногда — нет. — А это больно? — Не знаю. Наверное, грустно. Максим задумался, а потом

— Тётя Катя, опять письма принесли! — десятилетний Артём влетает в квартиру, размахивая пачкой конвертов. — Целую кучу! Екатерина Ивановна вытирает руки о фартук и берёт корреспонденцию. Коммунальные платежки, реклама... а вот это что? Конверт плотный, почерк красивый. Адрес написан правильно, только вот фамилия не их — «Морозовой Л.П.» А живёт здесь Екатерина Ивановна Петрова уже 2 года, с тех пор как переехала из деревни в город к осиротевшему племяннику. — Опять перепутали, — вздыхает она. — Уже третье письмо не нам приходит. — А что делать будем? — спрашивает Артём, разглядывая конверт. — На почту отнести? — Наверное, да... — Екатерина Ивановна задумывается. — Хотя постой-ка. Адрес-то правильный, только фамилия другая. Может, кто раньше здесь жил? Вечером она спрашивает у соседки тёти Гали: — Галина Семёновна, а кто до нас в сорок второй квартире жил? Письма какие-то приходят на чужое имя. — А, это Людмила Павловна была! — оживляется соседка. — Морозова. Хорошая женщина, тихая. Год

— Тихо ты! — шипит Валентина Петровна, дёргая за рукав внука. — Люди смотрят! Восьмилетний Артём замолкает на полуслове, но глаза у него по-прежнему горят от восторга. В автобусе и правда все оборачиваются — на странную парочку: элегантную женщину лет шестидесяти пяти и мальчика с синдромом Дауна. — Бабуля, а мы скоро приедем? — шепчет Артём, но даже шёпот у него получается громче обычного. — Скоро, — сухо отвечает бабушка, отворачиваясь к окну. Молодая мама с коляской поднимается со своего места: — Садитесь, пожалуйста, — улыбается она Артёму. — Спасибо! — радостно кричит мальчик и тут же лезет обниматься. — Вы добрая! Валентина Петровна краснеет, одёргивает внука: — Артём, нельзя так! — и женщине: — Извините, он... особенный. — Ничего страшного, — мягко отвечает женщина. — У меня тоже сын. Знаю, какие дети бывают ласковые. Но Валентина Петровна уже отворачивается, крепче сжимая руку внука. Ей неловко. Всегда неловко, когда приходится объяснять, оправдываться, извиняться... Вышли на н

Владимир Петрович проснулся в субботу утром от звука бензопилы. Шесть утра, майские праздники, а сосед уже что-то пилит. Старик натянул халат и вышел на крыльцо своего дачного домика. За забором, на соседском участке, Игорь Семенович в защитных очках и наушниках орудовал пилой, спиливая толстую ветку со старой яблони. Ветка нависала над забором и частично заходила на участок Владимира Петровича. – Семеныч! – крикнул Владимир Петрович, но сосед его не слышал из-за шума пилы. Пришлось идти к забору и стучать по доскам. Игорь Семенович выключил пилу и снял наушники. – Доброе утро, Петрович! Рано встаешь. – Трудно спать, когда соседи с рассветом лес валят. Что за спешка такая? – Да вот, ветку эту убираю, – Игорь Семенович вытер пот со лба. – Она же на твой участок свисает, яблоки на твою сторону падают. Думал, обрадуешься. – А спросить нельзя было? Может, меня эти яблоки устраивают? – Владимир Петрович, ну что за глупости? Ветка моя, яблоня моя. Хочу – режу. – Ветка твоя, а яблоки, которые

— Катя, ну что ты как каменная сидишь? — Олег нервно ходит по палате туда-сюда. — Врачи же сказали — операция прошла хорошо, мама поправится... Катя молчит, смотрит в окно. За стеклом — серый ноябрь, голые деревья, первый снег. А в палате — тишина, нарушаемая только писком аппаратов. — Кать, ну скажи что-нибудь... — Олег садится рядом на неудобный больничный стул. — А что говорить? — голос у Кати глухой, усталый. — Инсульт. В шестьдесят два года. Левая сторона парализована. Говорить не может... — Временно! — резко перебивает брат. — Врач объяснил — реабилитация, восстановление. Многие после такого полностью приходят в норму. — Многие, — повторяет Катя, и в голосе слышится горечь. — А мама наша всю жизнь на ногах была. Помнишь, какие у неё руки? Всё умели — и хлеб испечь, и платье сшить, и цветы вырастить... Анна Михайловна лежит бледная, маленькая под больничным одеялом. Дышит ровно, но не просыпается. Правая рука — та, что здоровая — лежит поверх одеяла. Катя смотрит на эту руку и всп

— Соня, не шуми так! — кричит Надежда Васильевна из кухни. — Людям мешаешь! Десятилетняя девочка замирает посреди комнаты с куклой в руках. Только что она играла в школу, была учительницей, объясняла Маше и Кате математику. А теперь... — Но я не шумела, бабуля, — тихо говорит Соня. — Я тихонько играла. — Тихонько? — Надежда Васильевна появляется в дверях, руки в муке — пирожки лепила. — По полу топочешь, как слон! Соседи снизу жаловаться будут! Соня опускает глаза. После смерти мамы три месяца назад она живёт у бабушки. Квартира маленькая, однокомнатная, на третьем этаже старого дома. Бабушка добрая, но... строгая очень. И тишину любит. — Иди лучше уроки делай, — смягчается голос бабушки. — Школа завтра. Соня садится за стол, достаёт тетради. Но буквы расплываются перед глазами. Хочется поплакать, но нельзя — бабушка расстроится. Она и так переживает, что внучку одной растить надо. В школе Соня тоже тихая. На переменах сидит в сторонке, на уроках отвечает шепотом. Учительница Елена Але