Валентина Саморядова

Она всегда вставала раньше него. Не из-за привычки, не потому что «надо», просто не могла лежать, когда свет уже пробивался сквозь занавеску. Дом просыпался вместе с ней — чайник, запах мыла, глухой стук кастрюли. И всегда одно и то же: на кухонном столе — тарелка каши, кружка с молоком, бутерброд «на после школы». А сама она — у окна, спиной к нему, волосы собраны, плечи прямые. На щеке — тонкий, неровный шрам, чуть тянущий кожу возле глаза. Он его ненавидел. Не сам след — а то, что люди смотрели. В магазине — взглядом косились. В школе — шептались. Однажды кто-то сказал вслух: — Твоя мама как после войны. Он не ответил. Просто замкнулся. С тех пор она перестала приходить на родительские собрания. Ему было четырнадцать. Возраст, когда мир делится на красивых и «остальных». Он стыдился идти с ней рядом. В автобусе делал вид, что не вместе. У подъезда ждал, пока она поднимется, и только потом заходил. Она замечала — конечно замечала. Но молчала. Иногда гладила его рубашки, аккурат