Синенький скромный платочек Падал с опущенных плеч. Ты говорила, что не забудешь Ласковых, радостных встреч. Порой ночной Мы распрощались с тобой... Нет прежних ночек. Где ты платочек, Милый, желанный, родной? Помню, как в памятный вечер Падал платочек твой с плеч, Как провожала и обещала Синий платочек сберечь. И пусть со мной Нет сегодня любимой, родной, - Знаю: с любовью Ты к изголовью Прячешь платок дорогой. Письма твои получая, Слышу я голос родной. И между строчек синий платочек Снова встает предо мной. И часто в бой Провожает меня облик твой, Чувствую: рядом С любящим взглядом Ты постоянно со мной. Сколько заветных платочков Носим в шинелях с собой! Нежные речи, девичьи плечи По
Вправо шаг и влево шаг, Я сегодня холостяк И могу свою Судьбу Брать за вялую губу, И вести её туда, Где утеха есть всегда! Прямо-прямо и вперёд В удивительный восход, В поразительный закат: До чего же я вам рад, До чего мне повезло Ваше чувствовать тепло! У дневных-ночных часов Сорок восемь голосов, Полчаса проходит – бряк: Ты куда идёшь, чудак, Там за гранью столбовой Ты рискуешь головой! Ха! – ответствую часам, -- Я пока не знаю сам, В ту ли сторону веду Я Судьбу на поводу, Но за частоколом лет Всё же отыщу ответ. Вправо шаг и влево шаг, Есть вино и есть табак, У недрёмного окна Есть девчоночка одна, Подойду я к ней сейчас И спрошу: который час? И ответит мне она: Я в тебя не влюблена
Как живое свидетельство прочности лета, У подъезда на лавке устроился клан: Марья Павловна, "банна затычка" - Жоржетта И бабуля Федосья из Дальних Брусян. Марья Павловна - бывший учитель-историк, Справедлива ко всем, а сварливая - страсть. Дым ее папиросы по-прежнему горек, Громогласно ругает погоду и власть. Рядом Жета: суется во все без разбора, Скромным людям внушает невиданный страх. Если взбесится слон и притопает в город, Бабка Жета глазеть будет в первых рядах. А у бабы Федосьи вся жизнь на ладони: Зыбка, баня, черемуха, жать и рожать. Годы медлят - колхозные пегие кони, Глядь - а вспахано поле, и близко межа. Лета верные стражи, ворчливые бабки, Сколько помню, всегда во дворе у р
Жила-была коза с козлятами. Уходила коза в лес есть траву шелковую, пить воду студёную. Как только уйдет — козлятки запрут избушку и сами никуда не выходят. Воротится коза, постучится в дверь и запоёт: — Козлятушки, ребятушки! Отопритеся, отворитеся! Ваша мать пришла — молока принесла; Бежит молоко по вымечку, Из вымечка по копытечку, Из копытечка во сыру землю! Козлятки отопрут дверь и впустят мать. Она их покормит, напоит и опять уйдет в лес, а козлята запрутся крепко-накрепко. Волк подслушал, как поёт коза. Вот раз коза ушла, волк побежал к избушке и закричал толстым голосом: — Вы, детушки! Вы, козлятушки! Отопритеся, Отворитеся! Ваша мать пришла, Молока принесла. Полны копытца водицы
Где вы, сверстники мои? - в пустоту кричу напрасно, в ней слова бесследно гаснут, словно в озере ручьи. У ручьёв конечен путь, озеро иссохнуть может, обнажив пустое ложе с илом глубиной по грудь. Я последний фигурант в деле... нет, не уголовном, а в среде Стрельцов и Овнов, растерявших свой талант. Полноводна, глубока, вдаль несёт их речка Лета, растворившаяся где-то, мне незнаемо пока... (Игорь Белкин)
Я читаю сказку: бабка и корыто, рыбка золотая - плавники дугой. В кухне пьяный батя спорит с дядей Витей, будто бы у русских рай совсем другой. Папиросой в шторке батя дырку выжег, Витя засмеялся: будет нам буза. Мамка пилит батю: пьяница да рыжий, нарисую бате черные глаза. А в раю, наверно, сладкая малина, кормят шоколадом, колой, шаурмой...Мишка тети-Танин, жирная скотина, мне кричал недавно: батя мой - не мой, что на самом деле батя - дядя Витя, и шептались бабки кучей на крыльце: "Ох, глаза-те черны...сходства не ищите, нету ни в повадке, ни в самом лице." Мама называет дядю Витю "мачо". Я раскрашу батю с головы до пят...а в раю, наверно, бабки не судачат, и не топит Мишка маленьких кот