Татьяна Ивченкова ( Мальцева)

Но такую, как Валентина Петровна, я встретила впервые. Восьмидесятилетняя женщина лежала повёрнутая к стене и не реагировала ни на что. Не ела, не говорила, только иногда тихонько плакала. Персонал уже махнул на неё рукой — мол, старческая депрессия, что тут поделаешь. А я смотрела на эту хрупкую фигурку под больничным одеялом и сердце сжималось. Чувствовала — тут не просто болезнь. Тут человеческая трагедия. Пролог В доме престарелых на окраине города царила обычная суета. Санитарки развозили завтрак, кто-то из постояльцев включил телевизор погромче, кто-то жаловался на боли в спине. Жизнь текла своим чередом — монотонно, без особых радостей. Но в палате номер семь было тихо. Совсем тихо. Валентина Петровна Смирнова лежала на узкой кровати, отвернувшись к стене. Её седые волосы растрепались по подушке, тонкие руки сжимались в кулачки. Восемьдесят лет прожито, а конец такой... Одинокий и горький. — Валентина Петровна, завтракать будете? — спрашивала нянечка Тамара Ивановна каждое утро.

Наверное, те события из детства повлияли на всю мою жизнь. Жили мы тогда в старом скрипучем деревянном доме, окружённом такими же старыми и не менее скрипучими липами. Двухэтажный дом, заселённый доверху, как оказалось, хорошими людьми... Всё началось с того, что у соседки по подъезду сука с кличкой Пальма родила сразу двенадцать щенков. Никто не ожидал этого от немолодой коротколапой толстушки. На удивление, щенки оказались одинаковыми - коричневыми, с белыми мордочками и такими же белыми лапками, напоминающими гольфы. И в отличие от моих, их гольфы всегда были чистыми, белоснежными... Помню, щенки бегали в отдельной комнате, такие добрые и ласковые. Было ощущение, что их вот-вот разорвёт от счастья! Я ложился к ним на пол, и эти неуклюжие толстячки, лезли ко мне со всех сторон, пытаясь вылизать нос, уши и всё, что могут достать. Такая вот искренняя любовь, умноженная на двенадцать. Не раз я просил родителей взять себе щенка. Мать отказывала мягко, но решительно. Отец молча с ней согл