Бумажный Слон

- Алиса... Я им ничего не сказал... - на последнем издыхании пробормотал Коля Герасимов. И маленькая девочка с большими выразительными глазами ласково погладила мальчика по щеке, понимающе улыбаясь. А я сидел в кресле и ревел. Рожа пропиталась слезами, и я чувствовал себя малосольным огурцом. Ну не могу я без слёз смотреть этот эпизод из замечательного фильма "Гостья из будущего". Есть два киномомента, над которыми начинаю рыдать. Когда взрываютНечто из фильма "Нечто" и вот этот. И переключить не могу. Рука не поднимается. Даже если кто-то кровожадный заставит сделать выбор: или выключи, или планета расколется на две половинки, и одна улетит в Чёрную дыру, а другая в Белую, - я предпочту второе. Так и сидел, пока не вмешалась реклама и не избавила меня от сентиментальных страданий. Мне уже тридцать лет. Я даже в Омске был. Пора как-то справляться с излишней эмоциональностью. И, в принципе, я толстокож, как бегемото-носорог. Но Алиса... Алиса Селезнёва - моя первая любовь. Не киношная.

Рыба трепыхалась, билась, сверкая серебром чешуи, пытаясь освободиться из плотных объятий сети. Дно лодки глухим стуком извещало о тщетных попытках добычи в борьбе за последние мгновения жизни. Димитрис накрыл рыбу парусиной и взялся за вёсла – пара сильных гребков и нос лодки развернулся к берегу. Теперь осталось ещё немного потрудиться, войти в полосу прибоя и спокойно подмять днищем прибрежный песок. Жилистые руки налегли на вёсла, довольная улыбка заиграла на губах. Хороший сегодня улов подарило море. Не только крупная кефаль, но и пара упитанных тунцов. Правда, после последних нужно будет снова чинить сеть, но оно того стоило – на рынке тунцы уходят за хорошую цену. Руки ритмично сгибались, погружая вёсла в лазурную воду, толкая по лёгким волнам лодку ближе и ближе к берегу. Димитрис по привычке глянул влево, где высились высокие остроконечные скалы, выходящие из воды, образующие проход с левым берегом лагуны. Харибда. Не та, мифическая, конечно, но не менее опасная. Неизвестно кт

Светало прохладным утром, когда тихий шелест листьев пробудил меня от сна. Казалось, будто невидимый художник начал рисовать незримые узоры в воздухе, касаясь всего вокруг своими нежными пальцами. Взгляд мой упал на старую яблоню возле забора у которой ветви были покрыты серебряной пылью, которую разносил таинственный ветер. Каждый порыв приносил с собой новый аромат: то свежей зелени, то полевых цветов, то солёности моря, которое было далеко отсюда. И вот однажды ночью я услышал странный звук, похожий на мелодию, идущую откуда-то издалека. Это был голос ветра, говорящий обо всём сразу: о любви, свободе, вечности и о том, что жизнь бесконечна, и прекрасна именно благодаря таким незаметным, но важным вещам, как этот простой и неповторимый ветер. А иногда вечером ветер становился мягким и тёплым, обнимая деревья, кружась среди полей, играя листьями и цветами и весь мир погружался в волшебство звуков, запахов, наполнясь светом заката, превращая обычную прогулку в путешествие по миру грёз.

- Нашел… Христенко, судорожно кусая нижнюю губу, уставился на монитор. На мониторе с размеренным жужжанием мигало алое пятнышко. Вокруг него сгущалась бескрайняя, слегка испещренная туманностями и галактиками тьма, обозначающая бездонные космические пространства. По бокам экрана роились столбиком цифры координат. Несмотря на то, что Христенко произнес заветное слово почти одними губами, его услышали все. Несколько десятков ученых в миг затихли, глядя на него. Путаясь в полах казенного халата, снося бумаги со столов коллег, через весь зал к нему прорывался начальник исследовательской группы Моисеев. - Все точно? Это оно… эмм… Он? – Моисеев замер перед монитором в той же позе, что и Христенко. Не мигая, они оба смотрели на ритмично мерцающую на звёздной карте точку. - Ошибки быть не может, - дрожащим голосом, будто не веря самому себе, сказал Христенко. – Алгоритм проверен сотни… тысячи раз!... Ручная и автоматизированная верификация… Несколько экспертиз… Независимые «слепые» проверки...

Июнь выдался холодным, часто шли дожди, и хорошей погоды для велосипедной прогулки долго не было. Наконец, к середине месяца задул южный ветер, который разогнал тяжёлые мрачные тучи, и появилось солнце. Будущий девятиклассник Женя в жёлтой футболке и потёртых чёрных штанах выскочил на улицу и побежал к сараю. Там стоял его вечный спутник – старый велосипед «Аист» с высокой рамой. Ездить на нём было неудобно, но зато у него были большие колёса. Двухколёсный конь достался Жене от дедушки, который купил его по объявлению в незапамятные времена. Когда дедушка был ещё жив, то катался на нём до почты, а теперь Женя путешествует на «Аисте» до речки и дальше. Женя вытащил велик, помахал рукой в окно бабушке, поправил маленькие круглые очки и прыгнул на сиденье велосипеда, начав быстро крутить педали поношенными кроссовками. Подросток мчался по грунтовой деревенской дороге, и одноэтажные синие и зелёные дома мелькали мимо. Юноша вывернул на перекрёсток и увидел у колонки знакомую девчонку. Это

На часах шесть утра, а в штабной палатке уже накурено. Утреннее совещание в разгаре, присутствуют все офицеры. Командир отдельного батальона спецназа ГРУ, подполковник Хуторной проводит "разбор полётов" вчерашнего дня. По всему выходит, что сегодня у меня выходной. Взвод мой выполнял особое задание, секретное и как обычно архиважное, выполнили мы его успешно, вернулись только вчера под вечер, да ещё без потерь, не спавшие почти трое суток и уставшие, как черти... В общем, Хуторной -- правильный мужик. Хорошо потрудившимся подчинённым всегда даёт отдохнуть. И поэтому бойцы мои сейчас спят, я же проснулся только для того, чтобы поприсутствовать на совещании, -- порядок, как никак, -- после чего снова завалюсь на койку. Хуторной похвалил мой взвод. Кратко, но ёмко. Хохлов, -- наш ротный, -- незаметно мне кивнул: молодца, мол. Я же слегка смутился. "Разбор" вскоре закончился, комбат потянулся к пачке "Родопи", неспеша закурил и перешёл ко второй части совещания. -- Итак, товарищи офицеры,

Я надел шорты и майку, положил в пакет полотенце и направился в сторону беседки. Зачем я это делал, тогда вряд ли бы смог ответить. Подслушивать чужие разговоры, как и читать чужие письма, было не в моих правилах, тем более, был у меня печальный опыт. В старших классах школы я дружил с девчонкой. Не просто дружил, мне тогда казалось, что я испытываю к ней серьёзные чувства. Девушка была красивая, умная и очень скромная. Однажды мы засиделись у неё дома допоздна, а провожая меня до дверей, она попросила по пути бросить в почтовый ящик конверт с письмом к подруге, которая жила тогда в другом городе. Подумать только, ещё каких-то двадцать-тридцать лет назад люди писали друг другу письма. Я положил конверт в карман пиджака и пообещал бросить его в первый же почтовый ящик, который встретится по пути. Но стоило мне пройти несколько десятков метров от дома подруги, как начался сильный дождь. Мне пришлось переждать его под козырьком подъезда какого-то учреждения, потом бежать по лужам. Словом,

На этот раз кольчуга села как влитая, я покачнулся перед зеркалом влево-вправо, ни звука. Ну вот! Есть чем похвастаться перед остальными вечером. Теперь надо было надеть бранницу. Сделать я этого не успел. С тихим шорохом отодвинулась дверная панель, и голос матери вывел меня из эйфории: - Стаф, ты снова за свое? Удивительно, что доспехами я начал заниматься еще лет пять назад и до сих пор так и не научился реагировать на вот это ее неподдельное возмущение. Я приготовился было выслушать очередную лекцию о том, как она старается, а я не ценю, как я хожу не к тем женщинам, к которым надо, как плохо, что я забросил учебу, как... Но вместо этого она оценивающим взглядом окинула меня в этой кольчуге и сказала абсолютно неожиданное: - В латах надежнее. - В латах я далеко не уйду. - А ты далеко собрался? Действительно, дальше площади, где мы обычно собирались улица на улицу и откуда я как-то был принесен со сломанной ключицей, я никуда в доспехах не выходил. - Все как всегда, - резюмировала м

После недели бесполезной слежки за господином Тухляевым Аннушка поняла, что больше не может тратить на него драгоценное время, и в день, когда Карл Петрович взял больничный, направилась в ресторан «Гранд Рояль». Но теперь её не интересовали выступления на симпозиуме астрологов. Теперь её целью был только барон Али-Курлы, а точнее его экземпляр книги. Как Аннушка не старалась, но попасть в зону для важных гостей ей не удалось, а потому она решила подождать его в парке. Когда пришёл барон и устроился на скамейке под ветвистым деревом дабы немного почитать, к нему из засады вышла Аннушка. — Добрый день, барон, — сказала она, присев рядом. — Здравствуйте. Мы знакомы? — удивлённо спросил барон и спрятал книгу в саквояж. — Вы меня вряд ли знаете, а вот я вас хороши знаю. — Ошибаетесь, я вас знаю, — усмехнулся барон. — Трижды я вам здесь давал автограф. Но сегодня что-то не так. — Вы это помните? — теперь пришла очередь Аннушки удивляться. — Ну раз и вы помните нашу встречу, значит тоже сжига

Опять задержалась, а дома ребёнок, Последний автобус уехал... подонок. Психует соседка, все сроки подбиты, Бежала дворами, колени разбиты. И денег на карте осталось немного, Такси не возьмёт, с.ка, на сердце тревога... Вдруг визг тормозов, «бЭха» остановилась: — Ну что, дорогая, ко мне торопилась? Да вроде приличный, глаза голубые, — Домой надо, к дочке, — слова роковые. А он улыбнулся, открылась и дверца: — Докину, а как же, запала ты в сердце. — Да ты не пугайся, я парень хороший, — А поздно таксую, ну с такою-то рожей… Мелькнула тревога, но надо к дочурке, Дворы замелькали в ночном Петербурге. — Так значит, не замужем, раз торопилась? Она от испуга в сиденье вцепилась, Откуда вопрос, что она одинока? — Да нет, просто в рейсе, — с вранья мало прока. Он сразу заметил, но лишь улыбнулся, Да газа прибавил, назад оглянулся: — Так где говоришь ты, дочурка осталась? — На месте почти мы, — соврать догадалась. Он тормознул у открытой парадной: — Рад был помочь, такой маме приятной. И вроде п