Поэт приводит свою возлюбленную во все организации, где обитает сам. И Аделина замещает его везде, где только возможно: проводит лекции в Высшем литературно-художественном институте, решает за Брюсова множество разных вопросов. Надо ли говорить, что все студенты ее просто возненавидели? Аделине на тот момент чуть больше двадцати лет, и ни одного поэтического сборника за плечами.
Конфликт назревал, надо сказать, нешуточный, но жизнь сама расставила все по своим местам. Брюсов скоропостижно скончался от воспаления легких. Аделина, почерневшая от горя, круто меняет свою жизнь. Она уезжает в Среднюю Азию и пишет очерки и стихи, занимается переводами. Сам Осип Мандельштам восхищается ее творениями. Ее переводная поэзия врезается в память, она очень нетривиальна. Чего стоит ее перевод Рабиндраната Тагора, ставший популярнейшей песней.
Текст песни, которая родилась благодаря переводу АДЕЛИНЫ АДАЛИС.
Ветер ли старое имя развеял,
Нет мне дороги в мой брошенный край.
Если увидеть пытаешься издали,
Не разглядишь меня,
Не разглядишь меня,
Друг мой, прощай.
Я уплываю, и время несёт меня
С края на край.
С берега к берегу,
С отмели к отмели,
Друг мой, прощай.
Знаю, когда-нибудь
С дальнего берега
Давнего прошлого
Ветер весенний ночной
Принесёт тебе вздох от меня.
Ты погляди, ты погляди,
Ты погляди, не осталось ли
Что-нибудь после меня.
В полночь забвенья на поздней окраине
Жизни твоей,
Ты погляди без отчаянья,
Ты погляди без отчаянья.
Вспыхнет ли, примет ли
Облик безвестного образа,
Будто случайного.
Примет ли облик безвестного образа,
Будто случайного.
Это не сон, это не сон -
Это вся правда моя,
Это истина.
Смерть побеждающий,
Вечный закон -
Это любовь моя.
Это любовь моя.
Это любовь моя.
Это любовь моя.
Это любовь моя. Рабиндранат Тагор
Текст пронзительного перевода стихотворения Рабиндраната Тагора говорит очень о многом про Адалис Аделину. Есть другие переводы стихов этого поэта, но они так не берут за душу.
Комментарии 26
Устам уста. Миндаль в пригоршню даром –
Склоняю потемневшее лицо!
Мне сдавливает сердце медью старой
Горячее и узкое кольцо.
Чье имя холодней, чья смерть полезней,
К каким святым местам, в какой народ
Избавиться от счастья, от болезней
От милости, от гнева. От щедрот.
Иду ли налегке, сердясь и плача, –
Из всех дверей, из каждого куста
Преследует покорная удача,
Бесценная сверкает красота!
Когда, когда, в скупом снегу жасмина
В румянцах кирпичей, сквозь дождь и дым
От иудея, от христианина
Освобожденный Иерусалим?! АДЕЛИНА АДАЛИС
1926
… Я верую! - и всё это не вздор. Возникнут храмы, - думаю, не вскоре В обсерваториях - на высях гор, И в белой глубине лабораторий… Бездонные пучины вещества И свежее дыханье звёздной силы, Светил новорождённых торжества Сознанию людскому будут милы! Но та ж над входом краткая строка - "Бог есть любовь" - как в первые века..
Когда я прочла биографию поэтессы,то меня больше всего поразил тот факт,что она была и выдающимся переводчиком поэзии, главным образом, восточной. Молодой Мирзо Турсун-заде появился в Москве, потрясенный увиденным в Дели и Бомбее, и встретился с Аделиной Ефимовной. Сообщил, что стихов от него ждут, а впечатления от командировки еще не уложились в голове. И Адалис, никогда не бывавшая в Индии, задав несколько вопросов о маршруте и достопримечательностях, сочинила знаменитые «Индийские баллады". Стихи вскоре были изданы, как его произведения, переведенные Адалис, т. е. они (поэт и переводчик) поменялись местами. Собравшийся Комитет по Сталинск
...Ещё… Я верую! - и всё это не вздор. Возникнут храмы, - думаю, не вскоре В обсерваториях - на высях гор, И в белой глубине лабораторий… Бездонные пучины вещества И свежее дыханье звёздной силы, Светил новорождённых торжества Сознанию людскому будут милы! Но та ж над входом краткая строка - "Бог есть любовь" - как в первые века..
Когда я прочла биографию поэтессы,то меня больше всего поразил тот факт,что она была и выдающимся переводчиком поэзии, главным образом, восточной. Молодой Мирзо Турсун-заде появился в Москве, потрясенный увиденным в Дели и Бомбее, и встретился с Аделиной Ефимовной. Сообщил, что стихов от него ждут, а впечатления от командировки еще не уложились в голове. И Адалис, никогда не бывавшая в Индии, задав несколько вопросов о маршруте и достопримечательностях, сочинила знаменитые «Индийские баллады". Стихи вскоре были изданы, как его произведения, переведенные Адалис, т. е. они (поэт и переводчик) поменялись местами. Собравшийся Комитет по Сталинским премиям постановил наградить таджикского поэта за стихи, переведенные Адалис, а сами тексты тихо "переперевести" и издать заново.Но Адалис создала шедевр. Эти стихи и сейчас - лучшее, что есть в многотомниках Мирзо Турсун-заде, таджикских и переведенных с таджикского. Сталинская премия первой степени. Решение было предопределено."На мысли, дышащие силой, / Как жемчуг, нижутся слова". Относится это и к лучшему в наследии выдающегося русского поэта Аделины Адалис (1900-1969). От нее остались произведения, в которых стали чем-то единым стальной стих и священное неистовство страстной поэтической речи.
Аделина АДАЛИС (1900 – 1969)
* * *
Я была в Бухаре, Кандагар я судила жестоко;
Полюбив Ашхабад, уложила в стихи Фирюзу.
Я прошла Туркестан от разлива песков до истока, -
И не хватит устам завоеванного Востока,
И сибирские льды у меня, как бельмо на глазу.
Ветер, полный земли, одинокий ночлег, папироса,
Никаких рубежей и бумажный кулек урюка.
По свободной стране, от посева песков до покоса,
Я прошла по следам македонского молокососа,
Мановеньем ресниц отметая века и века.
Есть закон золотой у великой военной науки:
За особый грабеж постоит боевое житье:
Все, что в сердце моем остается от долгой разлуки,
Все, что в песне моей занимает мельчайшие звуки,
Все, что в память мою залетело случайно, - мое!
1924 год, Аннау
Каков был довременный мир -
Чей может высказать язык?
Кто Твердь и Землю - «Верх» и «Низ»
Без качеств и без форм постиг?
«Был древний хаос», - говорят.
Кто чёткости добился в нём?
В том, что кружилось и неслось,
Кто разобрался? Как поймём?
Во тьме без сна и без краёв
Свет зародился от чего?
Как два начала «Инь» и «Янь»
Образовали вещество?
«Девятислойный» небосвод
Когда послойно разберут?
Всё чьим-то создано трудом!
Кем начат этот вечный труд?
К чему привязаны концы
Небесной сети? И навес
На чём же держится? И где
Тот «стержень полюса небес»?
Цюй Юань (Цюй Пин) ок. 340—278 до н. э - первый известный лирический поэт в истории Китая эпохи Воюющих Царств. Его образ стал одним из символов патриотизма в китайской культуре.
День ритуального самоубийства Цюй Юаня (день Дуань-у по восточному календарю) отмечается как праздник под названием Праздник драконьих лодок.
Перевод Аделины Адалис. 1926
________
<s ...ЕщёВопросы НебуКаков был довременный мир -
Чей может высказать язык?
Кто Твердь и Землю - «Верх» и «Низ»
Без качеств и без форм постиг?
«Был древний хаос», - говорят.
Кто чёткости добился в нём?
В том, что кружилось и неслось,
Кто разобрался? Как поймём?
Во тьме без сна и без краёв
Свет зародился от чего?
Как два начала «Инь» и «Янь»
Образовали вещество?
«Девятислойный» небосвод
Когда послойно разберут?
Всё чьим-то создано трудом!
Кем начат этот вечный труд?
К чему привязаны концы
Небесной сети? И навес
На чём же держится? И где
Тот «стержень полюса небес»?
Цюй Юань (Цюй Пин) ок. 340—278 до н. э - первый известный лирический поэт в истории Китая эпохи Воюющих Царств. Его образ стал одним из символов патриотизма в китайской культуре.
День ритуального самоубийства Цюй Юаня (день Дуань-у по восточному календарю) отмечается как праздник под названием Праздник драконьих лодок.
Перевод Аделины Адалис. 1926
________
Qu Yuan Chen HongshouДетство было похоже
На звук саламури…
Что ты знаешь об этом?
Что ты знаешь об этом?
Зрелость нашего поля,
Сладость нашей лазури
Нам, подросткам безусым,
Были жизнью и светом.
Как блестели мотыги,
Всё смелей и упорней
Под землей обнимая
Кукурузные корни.
Когда в платьице тонком
Шла девочка мимо, -
Мимо поля и дома,
Вдоль забора и дыма, -
Мы почтительно, нежно
Окликнуть спешили.
Что ты скажешь при этом?
Что ты скажешь при этом?
’Эй, сестра, мы устали,
Мы уста иссушили.
Дай водички холодной -
Да в кувшине - с приветом!
Так должна охладиться
Ключевая водица,
Чтоб кувшин раскололся
(А теплей не годится).
Мы удержим мотыги,
А вода пусть прольется, -
Не облей только платье!
Слышишь? Песня поется.
Это ты - наша песня,
Это ты - наша прелесть!’
Так у сельских мальчишек
Песни сельские пелись…
Так мы в детстве любили,
Веря песням пропетым…
Что ты знаешь об этом?
Что ты знаешь об этом?
Хута Михайлович Берулава (Грузия)
Перевод Аделины Адалис. 1932
Одно недостижимо никогда...
...ЕщёОдно недостижимо никогда:
Спокойствия достигнуть без труда.
Безделье не лекарство, но отрава!
Пусть труд тяжел - в нем нет того вреда,
Пусть даже к смерти приближает, - право,
Безделье всё же худшая беда!
Пусть рок тебя и ввергнет в пасть ко льву,
Не думай - «гибну»! Знай - «переживу»!
Пытайся изловчиться в пасти львиной!
Стремись к освобожденью, к торжеству,
И лев еще придет к тебе с повинной!
В кошмаре - смерть, спасенье - наяву.
Прекрасна жизнь! Какая благодать
Для путников, способных наблюдать
Хорошие обычаи и нравы
И, в очередь свою, пример подать -
Для пользы, для красы и для забавы…
Всё доброе годится, всё под стать!
Увы! Цветок прекраснее всего
В тот крайний миг - удержишь ли его? -
Когда расцвет граничит с увяданьем…
Как с этим быть? Не скажешь ничего!
Взор тешится мгновенным обладаньем…
Благоуханье, вздох… А для чего?
Посмешище! Ты сам тому виной:
Подобен старушонке той шальной,
Что мушку на лицо свое налепит,
В морщина
Одно недостижимо никогда...
Одно недостижимо никогда:
Спокойствия достигнуть без труда.
Безделье не лекарство, но отрава!
Пусть труд тяжел - в нем нет того вреда,
Пусть даже к смерти приближает, - право,
Безделье всё же худшая беда!
Пусть рок тебя и ввергнет в пасть ко льву,
Не думай - «гибну»! Знай - «переживу»!
Пытайся изловчиться в пасти львиной!
Стремись к освобожденью, к торжеству,
И лев еще придет к тебе с повинной!
В кошмаре - смерть, спасенье - наяву.
Прекрасна жизнь! Какая благодать
Для путников, способных наблюдать
Хорошие обычаи и нравы
И, в очередь свою, пример подать -
Для пользы, для красы и для забавы…
Всё доброе годится, всё под стать!
Увы! Цветок прекраснее всего
В тот крайний миг - удержишь ли его? -
Когда расцвет граничит с увяданьем…
Как с этим быть? Не скажешь ничего!
Взор тешится мгновенным обладаньем…
Благоуханье, вздох… А для чего?
Посмешище! Ты сам тому виной:
Подобен старушонке той шальной,
Что мушку на лицо свое налепит,
В морщинах пудру разотрет слюной…
Беззубые ужимки, сладкий лепет…
…Ты в царедворцы лез? - Очнись, дурной!
Жаль от души лягушечку! Беда,
Коль выпрыгнет из доброго пруда
Не на траву, а вдруг высоко в гору…
Прощай, родная, теплая вода!
Погибнет тварь злосчастная, нет спору,
А как была резва и молода!
Кривому глазу не идет сурьма.
Пусть криводушный,
с сердцем безобразным,
Достигнет счастья - спятит он с ума -
Не в полном смысле, -
но бесчинствам разным
Откроет путь душа его сама!
Ты хочешь быть на высоте? - Ну что ж! -
Не всякий там блистательно хорош.
Достоинству учись, однако, с толком:
Без лестницы высоко не взойдешь.
Всё от того зависит в деле тонком,
Как ты себя, взбираясь, поведешь!
Хушхальхан Хаттак (18.06.1613, Акора — 1689, Акора) — афганский правитель княжества Акора (ныне на территории Пакистана), выдающийся афганский поэт.
Перевод Аделины Адалис. 1931
Рубаи
* * *
К вину я в этой жизни привык давно, о шейх!
Чем дальше, тем упорней зовет вино, о шейх!
Мне пить вино приятно, тебе, о шейх, - молиться...
Судить, чей вкус превыше, - не нам дано, о шейх!
* * *
Нет, от вина отречься - твоя, аскет, ошибка.
Хоть согласись, хоть думай, что мой совет - ошибка.
Я пью не добровольно: я пью, пожалуй, спьяна,
И, значит, не виновен, что пьяный бред - ошибка!
* * *
Вино ты осуждаешь, - я пью, о проповедник!
Любовь ты проклинаешь мою, о проповедник!
Мы бросим ради рая и чашу и подругу, -
Но что нам предлагаешь в раю, о проповедник?
Физули
Перевод Аделины Адалис. 1932
Не найти стройней тебя, как тебе известно.
О, ничтожны мы, любя, как тебе известно!
Роза! Ступишь ли на луч, сдвинется он с места,
Поплывет, стыдясь себя, как тебе известно ...
Грудь белее серебра, в серебре упрятан
Сердца твердого гранит, как тебе известно.
Серна из тенет любви прянула обратно
И свободу сохранит, как тебе известно!
Косы долгие до пят - память о тенетах,
Роза - тень любимых щек, как тебе известно ...
Блеск чела - мой ясный день, кудри - ночь и отдых,
Черный мускус - лишь намек, как тебе известно! ..
Вместе плоть и дух - твой гость,
твой Джами - с тобою,
Без тебя он - праха горсть,
как тебе известно!
Джами
Перевод Аделины Адалис. 1930
О, беспокойство снова и снова!
Дерзкая шутка мира земного!
Где твоя жалость, ветреный идол?
Кто ты - не может выразить слово.
Камень не мог бы вытерпеть столько!
Нет, не знавал я в жизни такого…
Боль причиняешь, вновь покидаешь,
К выходкам резвым вечно готова!
Если умру я в горькой разлуке,
Ты и не вспомнишь смеха былого…
Слез моих жемчуг топчешь ногами:
’Что ж, - отвечаешь, - в этом дурного?’
О, не печалься из-за Камоля:
Быть одиноким вовсе не ново!
Камоль Худжанди
Перевод Аделины Адалис. 1929
Земля весною ранней тобой благоухает,
Тебя едва увижу - печаль моя стихает…
И мне, и всем, и саду лицо твое приятно!
Нарцисс о кипарисе слезами истекает…
Я цветников не слышу: меня благоуханье
Той улицы заветной повсюду настигает…
Чем венчики нарциссов, глаза твои живее!
Их пламя колдовское то жжет, то потухает…
Камоль в лицо такое глядит не отрываясь:
Тебя предпочитая,
о розе не вздыхает!
Камоль Худжанди
Перевод Аделины Адалис. 1929
Вышло так, что тепеpь я к дpузьям улететь не могу, -
Над железной доpогой в тумане видны жуpавли...
Мне такая печаль, что в письме написать не могу, -
Сквозь сеpебpяный дождь вы летите на юг, жуpавли!
Что могли вы узнать на беспамятном птичьем веку?
Как мне вам pассказать о жемчужине миpа - Баку?
Чеpный жемчуг - Баку, пеpламутpовый воздух Баку!
О, вдохните его, о, вдохните его, жуpавли!
В половине шестого утpа нефтелив - биpюза;
Темный камень домов, как зеленая в моpе гpоза...
Сотни тысяч дpузей моих вдpуг pаскpывают глаза, -
Появитесь для них, как цветущая ветвь, жуpавли!
Забиpайте южней, где тоскливая длится гpяда,
Где жуpавль не бывал еще с милой счастлив никогда,
Где пустыня была - там уpчит молодая вода! -
О, глотните ее, о, глотните ее, жуpавли!
Забиpайте над моpем - луна высока и сеpа,
Залегла Ленкоpань, зелена, но, как моpе, стаpа,
Ниже светлой воды голубая дpожит Астаpа...
Той глубокой стpане я - влюбленный должник, жуpавли!
Пойте, вытянув гоpл...ЕщёЖуравли
Вышло так, что тепеpь я к дpузьям улететь не могу, -
Над железной доpогой в тумане видны жуpавли...
Мне такая печаль, что в письме написать не могу, -
Сквозь сеpебpяный дождь вы летите на юг, жуpавли!
Что могли вы узнать на беспамятном птичьем веку?
Как мне вам pассказать о жемчужине миpа - Баку?
Чеpный жемчуг - Баку, пеpламутpовый воздух Баку!
О, вдохните его, о, вдохните его, жуpавли!
В половине шестого утpа нефтелив - биpюза;
Темный камень домов, как зеленая в моpе гpоза...
Сотни тысяч дpузей моих вдpуг pаскpывают глаза, -
Появитесь для них, как цветущая ветвь, жуpавли!
Забиpайте южней, где тоскливая длится гpяда,
Где жуpавль не бывал еще с милой счастлив никогда,
Где пустыня была - там уpчит молодая вода! -
О, глотните ее, о, глотните ее, жуpавли!
Забиpайте над моpем - луна высока и сеpа,
Залегла Ленкоpань, зелена, но, как моpе, стаpа,
Ниже светлой воды голубая дpожит Астаpа...
Той глубокой стpане я - влюбленный должник, жуpавли!
Пойте, вытянув гоpла, как длинные гpифы гитаp, -
На полях из котлов поднимается медленный паp...
Где увидите новый засеянный чаем гектаp, -
Затpубите над ним, затpубите над ним, жуpавли!
Забиpайте за гpань, где по pуслам запекшихся pек
По сухому каньону пещеpный бpедет человек...
Вот он заступ кладет и беpется за чеpствый чуpек, -
Я - безвестный должник,
я - безвестный должник, жуpавли!
Из кpивых медяков он в платке собиpает казну,
В погоpелой беpлоге безмолвно отходит ко сну...
Не меня ли он видит во сне, если видит весну?
Покажитесь ему, покажитесь ему, жуpавли!
Если спpосит: «Где бpат мой счастливый?» -
кpичите: «Пpидет!»
Если спpосит: «Не с ним ли pосли вы?» -
кpичите: «Пpидет!»
Если спpосит: «Где час моей славы?» -
кpичите «Пpидет!»
Поклянитесь: «Пpидет!»,
поклянитесь «Пpидет!», жуpавли!
Аделина Адалис. 1936
В тени чинары тыква подросла,
Плетей раскинула на воле без числа,
Чинару оплела и через двадцать дней
Сама, представь себе, возвысилась над ней.
«Который день тебе? И старше кто из нас?» –
Стал овощ дерево испытывать тотчас.
Чинара скромно молвила в ответ:
«Мне – двести... но не дней, а лет!»
Смех тыкву разобрал: «Хоть мне двадцатый день,
Я – выше!.. А тебе расти, как видно, лень?..»
«О тыква! – дерево ответило. – С тобой
Сегодня рано мне тягаться, но постой,
Вот ветер осени нагонит холода, –
Кто низок, кто высок – узнаем мы тогда!»
Носир Хисроу (Назир Хисрав)
Перевод Аделины Адалис 1931
Слова, которые пошли с делами врозь
И жизнь в которые вдохнуть не удалось,
На дыню ’дастамбуй’ похожи, как ни грустно:
Она – красавица, душиста, но безвкусна...
Благоразумному указываю путь:
Игральным шариком иль мячиком не будь!
Польстив играющим, в низкопоклонстве пылком
Мяч обращен ко всем лицом, а не затылком.
А ты не сей того, что пожинать не рад.
Те не болтай слова, что самому претят.
Носир Хисроу (Назир Хисрав)
Перевод Аделины Адалис 1931
Айрены Любви
* * *
С той поры, как рожден на свет,
мне спасенья в молитвах нет.
И пускай священник зовет –
сворочу, не пойду вослед.
А красавица поглядит –
славословлю и шлю привет.
У колен ее – мой алтарь,
я грудям ее дал обет.
* * *
Ко дверям возлюбленной
подведите меня скорей!
Обнажите раны мои,
покажите ей!
Вместо свеч
мои пальцы отрубленные зажгите ей!
Схороните любовью
сгубленного у ее дверей!
Наапет Кучак, армянский поэт XVI века,
Перевод Аделины Адалис. 1930
За чертой неведомой, в стране,
где нет печали, стоит град Елатань…
Л е г е н д а
Если любит человек город свой родной,
Где баюкали его
Песенкой грудной, -
Это – детская любовь, школьный пересказ…
Плакать, сетовать о ней
можно ли сейчас?..
Если, мельком повидав,
Любит человек
Старый город за горами, у гортанных рек, -
Это,
Стало быть,
Любовь
юношеских лет,
От которой нет покоя и лекарства нет…
Я в глухое место въехал через Кой-Рават,
Мне сказали: - Городов тут и не быват!
Тут ныряет по степи,
Салясь и дразня,
На паршивых верблюдах злая киргизня…
- Злые басни о киргизах -= надоедный бред!
Во-вторых,
Тут есть туркмены,
А киргизов нет.
В третьих,
Невооруженный,
Я пришел сюда:
По желанию народов, - строить города!..
Было семь молокососов и старик-матрос…
Был, как море,
Злостно розов
Азиатский лёсс…
Вместо песен о девчонках про глоток воды1
Вместо хлеба – соль в лавчонках Туркмен-Сауды .
Мы у нищих ели рис
В том сухом аду
Всенародно мы клялись
Добывать руду...ЕщёПесня о Граде
За чертой неведомой, в стране,
где нет печали, стоит град Елатань…
Л е г е н д а
Если любит человек город свой родной,
Где баюкали его
Песенкой грудной, -
Это – детская любовь, школьный пересказ…
Плакать, сетовать о ней
можно ли сейчас?..
Если, мельком повидав,
Любит человек
Старый город за горами, у гортанных рек, -
Это,
Стало быть,
Любовь
юношеских лет,
От которой нет покоя и лекарства нет…
Я в глухое место въехал через Кой-Рават,
Мне сказали: - Городов тут и не быват!
Тут ныряет по степи,
Салясь и дразня,
На паршивых верблюдах злая киргизня…
- Злые басни о киргизах -= надоедный бред!
Во-вторых,
Тут есть туркмены,
А киргизов нет.
В третьих,
Невооруженный,
Я пришел сюда:
По желанию народов, - строить города!..
Было семь молокососов и старик-матрос…
Был, как море,
Злостно розов
Азиатский лёсс…
Вместо песен о девчонках про глоток воды1
Вместо хлеба – соль в лавчонках Туркмен-Сауды .
Мы у нищих ели рис
В том сухом аду
Всенародно мы клялись
Добывать руду.
Землю вылепить из пыли – и пройти по ней!
Воду – вроде Моисея – высечь из камней!
Шел обследовать отряд гиблые края, -
Ровно месяц не видал варева! - И я
Был покойником, а мне приказали: «Встань! -
Там не то мираж, не то – город Йолатань …»
С той далекой Йолатани
Мы пошли шуметь…
На восток от Йолатани
Мы открыли медь…
Обнимали
Йолатанский
Инженерный
Штаб!
Ночевали у влюбленных йолатанских баб!..
Предо мной когда то хвастал непутевый друг:
Он, мол, строит город песен без рабочих рук, -
От воров и от профанов
Охраняет ров
Этот град обетованный
Золотых паров…
Было б время, я б заплакал о твоем труде…
Я с другими строил город неизвестно где, -
В золотящемся тумане, в страшном далеке, -
На восток от Йолатани, на солончаке!..
Потерял я сон и друга,
Память потерял…
Привозил я чудом прочный стройматериал,
И кочевников белуджей
Приучал к делам;
Я питался кислым просом с прахом пополам!
Это, стало быть, любовь зрелости моей,-
Та, в которой днем и ночью теплый гул морей…
Это,
Стало быть,
Любовь
Зрелости моей…
Я без драки не могу говорить о ней!
В дальней, маревом залито, пыльной стороне,
Городок из фибролита,
Вспомни обо мне!..
Аделина Адалис
Отошли меня лучше, товарищ,
Не туда, где зеленый приют,
Где цветут апельсинные рощи
И дрозды на деревьях поют;
Где прохожих зовут на баштаны
Разделить с огородником пир,
Где на улицах жарят каштаны...
Не о том я грущу, командир.
В беспокойные летние ночи
Мне мерещатся конь да луна,
И поводья рукам моим снятся,
И усталым ногам - стремена.
Слышу, муха волынку заводит,
И подушка под ухом гремит...
То ли первая старость подходит,
То ли молодость долго томит!..
Я покину друзей моих скоро,
Городскую забуду красу,
Я поеду на серую гору
За безвестной рекой Кара-Су...
За хребтом, голубым и туманным,
Неприютно меняется мир, -
Там, граничащий с Афганистаном,
Простирается скудный такыр...
И когда ветерок долгожданный
Долетает на пятый этаж,
Все мне слышится голос гортанный,
Повторяющий слово "кардаш" ...
Все мне чудится полог шершавый,
Запах дыма и кашель овцы,
И восходят на скудном такыре
Небывалого вида дворцы...
Эти виды проносятся мимо,
Погодя возвращаю...ЕщёБессонница
Отошли меня лучше, товарищ,
Не туда, где зеленый приют,
Где цветут апельсинные рощи
И дрозды на деревьях поют;
Где прохожих зовут на баштаны
Разделить с огородником пир,
Где на улицах жарят каштаны...
Не о том я грущу, командир.
В беспокойные летние ночи
Мне мерещатся конь да луна,
И поводья рукам моим снятся,
И усталым ногам - стремена.
Слышу, муха волынку заводит,
И подушка под ухом гремит...
То ли первая старость подходит,
То ли молодость долго томит!..
Я покину друзей моих скоро,
Городскую забуду красу,
Я поеду на серую гору
За безвестной рекой Кара-Су...
За хребтом, голубым и туманным,
Неприютно меняется мир, -
Там, граничащий с Афганистаном,
Простирается скудный такыр...
И когда ветерок долгожданный
Долетает на пятый этаж,
Все мне слышится голос гортанный,
Повторяющий слово "кардаш" ...
Все мне чудится полог шершавый,
Запах дыма и кашель овцы,
И восходят на скудном такыре
Небывалого вида дворцы...
Эти виды проносятся мимо,
Погодя возвращаются вновь.
Это чувство ни с чем не сравнимо,
А похоже оно на любовь...
Утешенья мне кажутся странны,
Уговоры ничьи не нужны...
Я ревную цветущие страны
Ради пыльной и знойной страны!
Бережок невысокий и синий
Я купил бы для тусклой реки,
Чернозем бы собрал для пустыни
И мичуринских лоз черенки,
Я украл бы лесные ложбины,
У красавиц украл имена,
Я нашел бы для дикой чужбины
Удивительных груш семена!
Эти виды проносятся мимо,
Погодя возвращаются вновь.
Это чувство ни с чем не сравнимо,
А похоже оно на любовь.
Аделина Адалис. 1939
Целый день на кошмах,
на коврах бедняков, на дворах,
Между тихо помешанных,
но величавых верблюдов, которых
Удивляет мой вежливый взгляд:
целый день за размахом размах
Мусульманского говора
в горьких и страстных укорах…
Целый день на полу,
на дрожащей земля бедняков, и покой
Возле чашек с горячей шурпой,
меж объедков и розовых роз, - и в конце
Приодевши и вымыв глаза,
выхожу азиатской тропой
глинобитных столетий,
Поразительно!
Падает тутовый сбор на палас,
как вода, и становится тихо на свете.
Здесь прохлада
на длинных щеках бедняков
и на спинах верблюжьей четы,
Здесь деревья! Слезами дыша,
зарываться в атласную стужу!
Здесь – прохлада, -
она, как прощенье помех
и прощанье с гостями на ты,
Сколько звезд у нее на душе,
столько раз эти звезды выходят наружу!..
Аделина Адалис. 1929
Дым огня, запах оседлых отцов,
Лягушечьей старости липкие узы.
Гнусавое ржанье текинских певцов.
Нелепые жесты полей джугары-кукурузы.
Легкие пугала в позе туземной чумы.
Сама джугара угловата, как желтая нежить,
Но ветер, что давеча встретили мы,
Привык ее ноги опасливо нежить.
Не бойся, читатель, мохнатых туркменских сбак,
Последуй за мной по курчавым границам аниса.
По робости розовый воздух иссяк
Над крепостью древнего города Нисса.
Здесь пели халдеи, здесь буйствовал хор,
Здесь бились о скалы громадные войны,
Здесь волны садов отступили от гор
И вымер на воле народ беспокойный.
От тюркских восстаний остались сырые пары,
От русской возни николаевские аванпосты,
Но ветер читает историю грубой игры
По линиям бед на голодных руках джугары.
Аделина Адалис. Июль 1925, аул Багир
Все ближе горы понемногу,
Все глуше улицы слышны...
Ложатся тени на дорогу
Под первой четвертью луны.
"Доверься мне, - поет природа, -
И погляди по сторонам:
Вот молодое время года
Вновь припожаловало к нам.
Как бескорыстны ветви эти,
Как ветер вечера хорош!..
И жизнь ты прожила на свете,
И смерть со мной переживешь".
Аделина Адалис
И человек пустился в тишину.
Однажды днем стол и кровать отчалили.
Он ухватился взглядом за жену,
Но вся жена разбрызгалась. В отчаяньи
Он выбросил последние слова,
Сухой балласт –
«картофель…книги… летом…»
Они всплеснули, тонкий день сломав.
И человек кончается на этом.
Остались окна (женщина не в счет);
Остались двери; на Кавказе камни;
В России воздух; в Африке еще
Трава; в России веет лозняками.
Осталась четверть августа: она,
Как четверть месяца, - почти луна
По форме воздуха, по звуку ласки,
По контурам сиянья, по-кавказски.
И человек шутя переносил
Посмертные болезни кожи, имени
Жены. В земле, веселый, полный сил,
Залег и мяк – хоть на суглинок выменяй!
Однажды имя вышло по делам
Из уст жены; сад был разбавлен светом
И небом; веял; выли пуделя –
И все. И смерть кончается на этом.
Остались флейты (женщина не в счет);
Остались дудки, опусы Корана,
И ветер пел, что ночи подождет,
Что только ночь тяжелая желанна!
Осталась четверть августа: она,
Как чет...ЕщёСмерть
И человек пустился в тишину.
Однажды днем стол и кровать отчалили.
Он ухватился взглядом за жену,
Но вся жена разбрызгалась. В отчаяньи
Он выбросил последние слова,
Сухой балласт –
«картофель…книги… летом…»
Они всплеснули, тонкий день сломав.
И человек кончается на этом.
Остались окна (женщина не в счет);
Остались двери; на Кавказе камни;
В России воздух; в Африке еще
Трава; в России веет лозняками.
Осталась четверть августа: она,
Как четверть месяца, - почти луна
По форме воздуха, по звуку ласки,
По контурам сиянья, по-кавказски.
И человек шутя переносил
Посмертные болезни кожи, имени
Жены. В земле, веселый, полный сил,
Залег и мяк – хоть на суглинок выменяй!
Однажды имя вышло по делам
Из уст жены; сад был разбавлен светом
И небом; веял; выли пуделя –
И все. И смерть кончается на этом.
Остались флейты (женщина не в счет);
Остались дудки, опусы Корана,
И ветер пел, что ночи подождет,
Что только ночь тяжелая желанна!
Осталась четверть августа: она,
Как четверть тона, - данная струна
По мягкости дыханья, поневоле,
По запаху прохладной канифоли.
Аделина Адалис. 1924
Пейзаж кудряв, глубок, волнист,
Искривлен вбок непоправимо,
Прозрачен, винно-розов, чист,
Как внутренности херувима.
И стыдно, что светло везде
И стыдно, что как будто счастье
К деревьям, к воздуху, к воде,
Чуть-чуть порочное пристрастье.
Тот херувим и пьян и сыт.
Вот тишина! Такой не будет,
Когда я потеряю стыд
И мелкий лес меня осудит.
Быть может, Бог, скворец, овца,
Аэроплан, корабль, карета,
Видали этот мир с лица, -
Но я внутри его согрета.
А к липам серый свет прилип,
И липы привыкают к маю,
Смотрю на легкость этих лип
И ничего не понимаю.
Быть может, теплый ветер – месть;
Быть может, ясный свет – изгнанье;
Быть может, наша жизнь и есть
Посмертное существованье.
Аделина Адалис. 1922