Как Александр Блок стал чекистом во Временном правительстве
Возвышенный и одухотворенный Александр Блок, пишущий стихи о Прекрасной Даме и витающий в небесных сферах. Таким нам представляется обычно образ одного из самых известных русских поэтов Серебряного века. И тут вдруг должность чекиста во Временном правительстве после Февральской революции. Не вяжется?
История удивительная штука, в ней бывают самые немыслимые повороты. Да, Александр Блок действительно вошел в состав Чрезвычайной следственной комиссии, созданной после свержения монархии во Временном правительстве обновленной России.
На эту комиссию была возложена задача добыть доказательства преступной деятельности чиновников и министров предыдущего режима. Видных деятелей правительства и различных знатных сановников тягали на допросы в Зимнем дворце и Петропавловке. Бывших премьеров, министров внутренних дел, знаменитую фрейлину Анну Вырубову - ближайшую подругу императрицы...
Велись дела по 59 персонам.
Все допросы протоколировались и стенографировались, составлялись отчеты. Уже в двадцатых годах результаты работы Чрезвычайки были изданы в семи томах.
А знаете, кто отвечал за всю стенографию и подготовку отчетов? Как раз Александр Блок!
На эту должность он пошел с большим энтузиазмом, поскольку надеялся, что в итоге раскроются все секретные механизмы, приведшие самодержавие к падению, все тайны царской семьи и дореволюционного правительства.
"Я вижу и слышу теперь то, чего почти никто не видит и не слышит, что немногим приходится наблюдать раз в сто лет… У меня очень напряжены мозг и нервы, дело мое страшно интересно, но оно действительно трудное и берет много времени и все силы..." - писал Блок в мае 1917 года Любови Менделеевой.
Поэта влекло желание прикоснуться к той части истории, которая обычно остается скрытой от общественных глаз. Узнать, как все происходит на самом деле. И открыть это все для мира.
Правда, по поводу открытости ему сразу стали ставить препоны. Как он ни настаивал на немедленной публикации всех отчетов, дела тут же секретились. Издавать его записи, озаглавленные "Последние дни императорской власти", начали только в 1921 году. В печать первый том ушел в июле, когда до смерти Блока оставалось уже меньше месяца.
Спасибо за чтение! Подписывайтесь на нашу группу, впереди много всего интересного!
ЧК - это детище Дзержинского, а не временного правительства и называть Блока чекистом - это что-то нелепое. Он за свою поэму "Двенадцать" мучал себя до нервного срыва. Об этом писал в своих воспоминаниях Георгий Иванов.
Именно знание тайн Романовского преступного клана и способствовало становлению Блока , как великого революционного поэта , певца Великой Октябрьской Социалистической Революции
Я не гоню. Из воспоминаний Георгия Иванова. "За создание "Двенадцати" Блок расплатился жизнью. Это не красивая фраза, а правда. Блок понял ошибку "Двенадцати" и ужаснулся её непоправимости. Как внезапно очнувшийся лунатик, он упал с высоты и разбился. В точном смысле слова он умер от "Двенадцати", как другие умирают от воспаления лёгких или разрыва сердца. /.../ Врачи, лечившие Блока, так и не могли определить, чем он, собственно, был болен. Сначала они старались подкрепить его быстро падавшие без явной причины силы, потом, когда он стал, неизвестно от чего, невыносимо страдать, ему стали впрыскивать морфий... Но всё таки от чего он умер? "Поэт умирает, потому что дышать ему нечем". Эти слова, сказанные Блоком на пушкинском вечере незадолго до смерти, быть может единственный правильный диагноз его болезни. За несколько дней до смерти Блока в Петербурге распространился слух: Блок сошёл с ума. Этот слух определённо шёл из большевизанствующих л...ЕщёЯ не гоню. Из воспоминаний Георгия Иванова. "За создание "Двенадцати" Блок расплатился жизнью. Это не красивая фраза, а правда. Блок понял ошибку "Двенадцати" и ужаснулся её непоправимости. Как внезапно очнувшийся лунатик, он упал с высоты и разбился. В точном смысле слова он умер от "Двенадцати", как другие умирают от воспаления лёгких или разрыва сердца. /.../ Врачи, лечившие Блока, так и не могли определить, чем он, собственно, был болен. Сначала они старались подкрепить его быстро падавшие без явной причины силы, потом, когда он стал, неизвестно от чего, невыносимо страдать, ему стали впрыскивать морфий... Но всё таки от чего он умер? "Поэт умирает, потому что дышать ему нечем". Эти слова, сказанные Блоком на пушкинском вечере незадолго до смерти, быть может единственный правильный диагноз его болезни. За несколько дней до смерти Блока в Петербурге распространился слух: Блок сошёл с ума. Этот слух определённо шёл из большевизанствующих литературных кругов. Впоследствии в советских журналах говорилось в разных вариантах о предсмертном "помещательстве" Блока. Но никто не упомянул одну многозначительную подробность: умирающего Блока навестил "просвещенный сановник", кажется, теперь благополучно расстрелянный, начальник Петрогослитиздата Ионов. Блок был уже без сознания. Он непрерывно бредил. Бредил об одном и том же: все ли экземпляры "Двенадцати" уничтожены? Не остался ли где-нибудь хоть один?- "Люба, хорошенько поищи, и сожги, все сожги!" Георгий Иванов - Стихи и проза. Москва 1989 г. Стр. 406 Там много об отношении к "Двенадцати" в литературных кругах того времени.
Живи своими сказками, если тебе так уютней в твоём мирке. Г. Иванов это писал не в 90-х гг, он современник Блока и его воспоминаниям я доверяю больше, чем бреду, который ты пишешь.
Этот пост про Блока чекиста - проверка на безмозглость населения. Андрей её блестяще выдержал. ЧК детище Временного правительства, для него здесь сомнений нет, всё так. Добавил ещё от себя, что Блок великий революционный поэт и певец революции, как Маяковский и Демьян Бедный. А кроме "Двенадцати", что у Блока было революционного? Но об истинном отношении Блока к этой поэме - это сказки Сороса. Вот такие мозги у населения.
Мы используем cookie-файлы, чтобы улучшить сервисы для вас. Если ваш возраст менее 13 лет, настроить cookie-файлы должен ваш законный представитель. Больше информации
Комментарии 13
А
Ничего не раскопали
Георгий Иванов - Стихи и проза. Москва 1989 г. Стр. 406
Там много об отношении к "Двенадцати" в литературных кругах того времени.