Тем не менее, если не вдаваться в детали проблема не столь велика, как кажется. В конце концов, мы знаем всю зарубежную литературу - английскую, французскую, немецкую, американскую, итальянскую и т.д. - только в переводах. Не берем сейчас во внимание тех счастливчиков, которые читают Шекспира, Гюго и Данте в подлиннике, не так уж и много их наберется в процентном соотношении.
Однако тут возникает еще один момент - о равновесности восприятия нами иностранной литературы и иностранцами нашей.
Мы регулярно публикуем разные заметки из большого цикла "Что иностранцы пишут о наших книгах", где приводит отзывы разных зарубежных читателей на классиков и современников русской литературы. И честно говоря, при том, что попадаются действительно интересные и содержательные мнения, чаще всего все почему-то сводится к рассуждениям на тему того, как точно автор отразил ужасы очередного русского режима.
Хотя, возможно, тут не в переводах уже дело, а в определенных идеологических шаблонах, сформировавшихся у западных читателей в отношении нашей страны и нашей литературы.
Возвращаясь к теме переводов и к той самой проблеме равновесности... Хотим вас познакомить с высказыванием великого русского писателя Федора Михайловича Достоевского на этот счет.
Для начала небольшая преамбула. Достоевский, узнав о том, что Луи Виардо (муж той самой Полины Виардо, с которой был долгий роман у Тургенева) готовит перевод на французский язык Гоголя, очень заинтересовался результатом. Тем более что Тургенев, прекрасно владеющий французским, этот процесс взял под свой личный контроль.
А дальше предоставим слово самому Федору Михайловичу:
"И что же? Вышла из этого перевода такая странность, что я, хоть и предчувствовал заранее, что Гоголя нельзя передать по-французски, все-таки никак не ожидал такого исхода. Этот перевод можно достать и теперь - посмотрите, что это такое. Гоголь исчез буквально. Весь юмор, все комическое, все отдельные детали и главные моменты развязок, от которых и теперь, вспоминая их иногда нечаянно, наедине (и часто в самые нелитературные моменты жизни), зальешься вдруг самым неудержимым смехом про себя, – все это пропало, как не бывало вовсе. Я не понимаю, что могли заключать тогда французы о Гоголе, судя по этому переводу; впрочем, кажется, ничего не заключили".
Продолжая тему, Достоевский признается, что точно такая же история вышла и с попытками перевести на французский язык пушкинских повестей "Пиковая дама" и "Капитанская дочка". Да и сам Тургенев, казалось бы, наиболее европейский из русских авторов, тоже, по мнению Достоевского непереводим.
"Переведите повесть "Рудин" Тургенева <...> на какой хотите европейский язык - и даже ее не поймут. Главная суть дела останется совсем даже неподозреваемою. "Записки же охотника" точно так же не поймут, как и Пушкина, как и Гоголя. Так что всем нашим крупным талантам, мне кажется, суждено надолго, может быть, остаться для Европы совсем неизвестными; и даже так, что чем крупнее и своеобразнее талант, тем он будет и неузнаваемее".
Причем в конце этого размышления писатель делает вывод о том, что в обратную сторону такая закономерность не работает. На русский язык все прекрасно и адекватно переводится.
"Между тем мы на русском языке понимаем Диккенса, я уверен, почти так же, как и англичане, даже, может быть, со всеми оттенками; даже, может быть, любим его не меньше его соотечественников. А, однако, как типичен, своеобразен и национален Диккенс!"
Мнение наверняка небесспорное, но интересное. Особенно, когда звучит из уст одного из главных наших классиков. А вы что думаете на этот счет?
Спасибо за чтение! Подписывайтесь на нашу группу, впереди много всего интересного!
Комментарии 1