Яблоко от яблони - 9...

Ирина Ас

В палате белым было все. Белые стены, белая тумбочка, белая простыня, натянутая до подбородка лежащей на кровати женщины. Ее лицо казалось Роме тоже белым, словно вся краска покинула тело женщины. А ещё были белые бинты...
Бинты на запястье Натальи, бинтами же её руки примотаны к краям железной кровати.

Психиатрическое отделение. Привязывать больных тут в порядке вещей. А Рома не мог на это смотреть, прикрыл простынью мамины руки.

Вообще-то в психиатрическое отделение пускать посетителей было не положено. Но Рома так бушевал, так громко кричал и рвался к матери, что напуганная медсестра побежала к заведующему и он лично проводил Романа в палату.

Опасности для жизни Натальи не было, это поняли еще в скорой помощи, что везла женщину в больницу. Вовремя, очень вовремя друг Ромы решил его навестить и очень быстро среагировал. Но когда, уже в больнице, Наталье начали оказывать помощь, она не позволяла этого делать, норовила сорвать бинты со своего запястья. Тогда и стало ясно, что она пациент психиатрического отделения. Женщине сделали укол успокоительного, привязали к кровати.

Ромин путь в больницу был покрыт туманом. Туман страха и отчаяния окутал его сознание, и он бежал. До больницы две остановки, но ждать автобуса смерти подобно. Он побежал, а рядом, еле поспевая, бежал верный друг Витька. Тот самый Витька, благодаря которому мама и осталась жива. Он вызвал скорую, дождался, пока тетю Наташу увезут и пошел искать Ромку. Искать долго не пришлось. Роман сидел на лавке в старом парке. Он был с девочкой.

За четыре года во внешности Ромы произошли кардинальные изменения. Когда он познакомился с Витькой, выглядел, как ребенок. Худенький ребенок с невеселыми, но еще детскими глазенками. Сейчас это уже парень. Резко вытянулся, раздался в плечах и выглядел старше своего возраста. В пятом классе Рома привлек Витю к спорту, и с тех пор они стали завсегдатаями «Олимпа». По пацанам это видно. Оба широкоплечие, спортивные. И не удивительно, что к четырнадцати годам у них не было отбоя от девочек. Особенно у Ромы.
Витька симпатичный, но немного простоват, что ли. А вот Рома откровенно красив. Слишком красив для парня, как иногда подшучивал Витёк. Чёрный ёжик коротких волос, такие же чёрные прямые брови, а под ними ярко-голубые глаза. Взгляд серьёзный, пронизывающий. Смотрит словно сквозь человека, в самую душу. Слишком взрослый взгляд для четырнадцати лет. Девчонки краснели, бледнели в его присутствии. И это в их районе! Там, где и девчонки такие же оторвы, как пацаны.

В седьмом классе девчонки подрались за его внимание за зданием школы. Роме это очень не понравилось. Такие девочки, решающие проблему кулаками, как мужики, были не в его вкусе. Ему больше нравились скромные, спокойные, хотя особо ни к кому душа не лежала. Но всё-таки он выходил иногда вечерами прогуляться с девочкой.

Когда Витька нашел его в парке и, с трудом переведя дыхание, рассказал про маму, Рома забыл с кем он был и как зовут девочку сидящую с ним рядом на лавке. Он побежал побежал мимо остановок, потому, что не было сил ждать автобуса. Витька успел спросить у водителя скорой в какую больницу повезут тетю Наташу. В этой больнице возмужавший Рома устроил скандал. Требовал, чтобы ему позволили пройти к маме. Хотел убедиться, что с ней все в порядке.

А разве это назовешь порядком, когда мама привязана к кровати, а лицо ее цветом сливается с белой простыней? Она спала после укола. Если не считать неестественной бледности, лицо выглядело умиротворенным. А сердце Ромы рвалось на части. Его переполняла боль, жалость, и в то же время появилась злость. Впервые в жизни Рома сердился на маму.

Вот зачем она так? Зачем?!! Почему такая слабая, такая больная? Почему не может взять себя в руки и начать жить, жить без отца?
Во многом Рома винил и себя. Может, это было неправильно, винить себя в проблемах взрослого человека, но Рома чувствовал свою вину с тех самых пор, как понял, что за таблетки принимает мама.

Раньше, во время каждого маминого приступа Рома сам настаивал, чтобы она быстрее выпила таблетку. А потом «глаза открылись», вернее их Витька помог открыть.
У Вити не очень благополучная семья, и в окружении есть разные люди. Он первый понял, что то, что принимает тетя Наташа, может и лекарство, но не только. Витька видел нарком.анов ошивающихся в здании заброшенного магазина, видел их блаженные улыбочки после принятия дозы и видел ужасные ломки, когда дозы нет. Состояние тети Наташи без таблеток сильно напоминало ломку. Витя не стал ходить «вокруг да около» и прямо сказал об этом другу. На то они и друзья, чтобы «лупить правду в лоб».

И у Ромы будто глаза открылись. Казалось, он не мог возненавидеть своего отца сильнее, чем уже ненавидел. Но это только казалось! Отец умышленно подсадил маму нарко.тики. Он знал, что привозит, и после развода продолжал снабжать женщину через своего работника.

Вновь захлестнула Рому ненависть, а еще появилось чувство вины. Рома винил и себя тоже. На его глазах мамина зависимость становилась все сильнее, а он это только поощрял. И не хотел Рома делать скидку на то, что он ребенок. Должен был понять, должен!

С тех пор началась борьба. Рома просил, умолял маму не принимать таблетки, справляться со своим состоянием без них. Она честно пыталась, держалась день, два, один раз полторы недели, но все бесполезно. Состояние женщины становилось столь ужасным, что Рома и сам пугался.

— Ромашка, — шепот тихий, еле слышный.

Лежащая на кровати женщина приоткрыла глаза. Сын, сидевший на стуле смотрел на неё по-новому. Не было больше сочувствия и бескрайней жалости. Что-то другое было. Упрёк, осуждение?

— Зачем ты это сделала, мама, зачем?!!

На последнем слове огрубевший голос Ромы сорвался, превратившись в мальчишеский визг.

Две слезинки скатились по бледному лицу Натальи.

— Я так больше не могу, Ромашка, мне тяжело, не могу... Твой папа...

— Хватит уже о папе, нет его давно. Нет, слышишь, мама? Есть ты и я. Ты должна научиться справляться. Он не вернется к нам, никогда не вернется.

— Я знаю, уже знаю, — шептала Наташа. — Я видела... Он давно женат на своей секретарше.

— Ты что, ездила на комбинат? Зачем ты это сделала? Почему ты не можешь научиться жить без него?

— Я хотела посмотреть... хоть одним глазком увидеть... И увидела. Она такая молодая, красивая. Лешенька...

— Мама, очнись, он предатель! Ты обо мне подумала? Что будет со мной, если тебя не станет?

— Подумала, еще как подумала, — Наташа широко распахнула глаза, впервые прямо посмотрела на сына. — Я думала о тебе, Ромашка. Что за жизнь у тебя с такой, как я? С ненормальной матерью, с зависимостью от... Ну, ты знаешь... Я мучаюсь сама, мучаю тебя. Если меня не будет, папа будет вынужден забрать тебя. Тебе будет лучше с ним. Он нормальный, богатый. У тебя будет модная одежда, компьютер, все будет. И не придется больше заботиться об умалишенной матери.

— Прекрати! Перестань, и даже не думай так. Отец не заберет меня, я в этом уверен. А если бы и забрал, я не пойду к нему. Никогда и ни за что на свете я не буду жить вместе с этим... с этим предателем и его новой женой. Лучше детдом. Ты этого хочешь, мама? Чтобы я оказался в детдоме? Этого?!!

Рома кричал. На его крик прибежала медсестра, начала выводить парнишку из палаты. Наталья плакала, хотела протянуть к сыну руки и только тогда поняла, что привязана.
Медсестра настойчиво тянула Рому, обнимая за плечи. В коридоре он дернулся, высвободился. Спросил, кусая губы, чтобы не зареветь:

— Где у вас тут кабинет главного врача? Я хочу с ним поговорить о маме.

— Заведующего, — поправила медсестра. — Я провожу тебя. Если Вячеслав Григорьевич сейчас свободен.

Вячеслав Григорьевич был не занят, он сидел в своём кабинете, но разговаривать с мальчиком не хотел. Медсестра завела Рому, а доктор нахмурился.

— Обсудить состояние Ковровой необходимо, но с кем-то из взрослых. Твой отец сможет подойти?

— Нет у меня отца. У нас с мамой больше никого нету. Говорите со мной, я должен знать.

— Вдвоем, значит, живете? — задумчиво смотрел врач. — Я уже понял, что у твоей мамы есть определенного рода проблемы. А еще в ее крови обнаружены препараты... Я так понимаю, что ими она пыталась снять приступы тревожности. Ты не знаешь, давно принимает?

— Давно. Я все знаю. Мама без них не может. Вы вылечите её?

— Я не волшебник, — развёл руками доктор. — Тут есть чем заняться, по моему профилю, но надо было обратиться раньше, гораздо раньше. Тогда я со стопроцентной уверенностью мог бы ответить, что помогу. А сейчас.... Твою маму однозначно нельзя выписывать в ближайшее время. У неё острая фаза. Я попытаюсь её облегчить. А что касается зависимости, это уже не по моему профилю. Попробуем перевести твою маму на более легкие препараты. Опять же, обещать ничего не могу. Одно могу сказать точно — лежать у нас ей придется долго, возможно, несколько месяцев. О тебе есть кому позаботиться?

— Я сам о себе могу позаботиться, — буркнул Рома. — Вы только вылечите её, пожалуйста, вылечите!

Возле больницы Рому дожидался друг. Витя сидел на бетонном парапете, напряжённо глядя на стеклянные двери. Сидел не первый час, но даже мысли не возникало уйти. На улице давно стемнело, а Витя знал, что если всю ночь придётся сидеть, он всё равно не уйдёт.
«Ромке сейчас, как никогда, требуется поддержка. Он так любил свою маму. Почему любил?» — поправлял себя мысленно Витя. «Любит. Она была жива, когда увозили на скорой. Если Ромка так долго не выходит, значит, всё нормально. Ведь если что, он бы не задержался».

Витька утешал себя этими мыслями, но всё равно было страшно. Страшно увидеть разбитого горем друга, выходящего из дверей больницы.

Наконец Рома вышел из стеклянных дверей. Во дворе больницы светили фонари, но Роминого лица не разглядеть.

— Ну что там, как она? Жива? — спрыгнул с парапета Витя.

— Жива, — глухо ответил Рома. — Она в психиатрическом отделении. Доктор сказал, будут лечить.

— Так это же хорошо.

— Я не знаю, не знаю хорошо, или нет! — вдруг с горечью вскрикнул Рома. — Мне кажется, хорошо не будет никогда. Моя мама — сумасшедшая. Никогда я не произносил этого вслух и никогда не признавал, но это ведь так и есть. Только что доктор подтвердил. Я очень её люблю, ты знаешь, но уже не верю, просто не верю, что она может быть нормальной. Такой, как другие матери. Иногда так хочется прийти домой и быть спокойным, уверенным в том, что у неё не начнутся видения, что не будет она кричать. У неё только два состояния — либо паника и видения, либо заторможенность от таблеток. И то, и это плохо. Так иногда хочется нормальную маму!

— Нормальную? Нормальную, говоришь? — в полумраке больничного двора Рома не видел, каким жёстким стало лицо друга. Понял это по напряжённому голосу. — Твоя мама лучше нормальных. Вот моя нормальная, и что, хорошо мне живётся? Она всю жизнь с алкашом, всю жизнь мучается, ходит в синяках. Она нормальная в том смысле, который имеешь в виду ты. Ей всегда не до меня. Каждый день она ждёт, в каком состоянии отец вернётся с работы, и думает, куда бежать, куда прятаться. А на меня ей начхать. Про отца я вообще молчу. Вот ты своего ненавидишь, а я своего презираю. Мой алкаш и меня поколачивал, когда я помладше был. Это сейчас боится, что отдача прилетит. Вот тебе и нормальные люди, не сумасшедшие!
А тетя Наташа, она очень добрая. Ты любишь маму, не спорю, но ты когда-нибудь пытался с ней разговаривать? Разговаривать, как взрослый. Пытался выяснить причину ее приступов? Вот то-то и оно. Тебе кажется, что твоя мама была такой всегда. Другой ты ее не помнишь. А я как-то спросил. Помнишь, в сентябре ты пошел на соревнования, а у тети Наташи как раз приступ начинался? Ты попросил меня посидеть с ней. Она начала кричать, видеть кого-то. Я спросил, кого она видит. И тётя Наташа начала рассказывать. Возможно, она не понимала, с кем разговаривает в тот момент. А вот я понял многое. Ты знаешь, что когда тебе было четыре года, вас с твоим отцом чуть не закопали заживо? А тетю Наташу заставили на то смотреть.

Рома напрягся. Витька рассказывал ему и смутные страхи накрывали с головой. Рома не помнил страшных событий, но почему-то вспомнил свой страх в тот момент, как он боялся, как плакал. Так вот откуда у него страх перед землёй, чёрной влажной землёй! Теперь понятно, что это за страх. Понятно, почему свихнулась мама. Всё понятно.

— И вот ещё что, — говорил Витька, — когда у твоей мамы начались приступы, она хотела обратиться к врачу, а твой отец не позволил. Он боялся, что расскажет она лишнего психиатру. Ему легче было подсадить её на таблетки, чем лечить. А по сути тетя Наташа просто слабая. Она целиком зависела от твоего отца. Она, наверное, до сих пор его любит, поэтому ничего тебе не рассказывает. Не хочет, чтобы ты возненавидел папу.

— Не хочет, чтобы возненавидел? — натянуто рассмеялся Рома. — Она с этим немного опоздала. Получается, я не хотел ей рассказывать про новую любовь отца, а она мне про прошлое. Мы стараемся беречь друг друга, а делаем только хуже.

ПРОДОЛЖЕНИЕ ТУТ...

НАЧАЛО ТУТ...