Мы используем cookie-файлы, чтобы улучшить сервисы для вас. Если ваш возраст менее 13 лет, настроить cookie-файлы должен ваш законный представитель. Больше информации
Сборник историй "Качели судьбы" о любви и не только, о жизни простых людей, которые ежедневно нас окружают. Ирина Ас мастерски показывает, что это теплое чувство може...
Канал автора «Ирина Ас. » в Дзен ⭐: Авторские рассказы. Все материалы данного канала являются объектами авторского права. Запрещается копирование, распространение или любое иное использование без предварительного согласия правообладате...
Красный свет светофора горел мучительно долго. Маргарита смотрела на него, не покусывая, грызя, верхнюю губу от напряжения. Она смотрела то на светофор, то в зеркало заднего вида. Сзади, через две машины стоял знакомый ей Опель. Он словно приклеился и ехал за машиной Марго от самой клиники. Рома не хотел отставать, не хотел дать ей собраться с мыслями. Маргарита удирала, он преследовал.
Солидный мужчина в темном костюме старательно объяснял что-то двум молодым людям. Пытался объяснять доступно, рисовал схемы, только после телефонного звонка один из парней стал крайне рассеян. Именно тот, который был владельцем комбината и кому требовалось слушать в два уха. — Роман, если вам сейчас неудобно, не нужно тратить ни ваше, ни моё время. Моё время стоит денег, и вам самому выйдет накладно, если мне несколько раз придётся объяснять одно и то же.
— Рома, наша с тобой дочка, родилась! Маргарита позвонила парню сразу, как только чуть пришла в себя после родов. Роды прошли относительно легко и быстро. Маргарита думала, что будет намного хуже, учитывая, как тяжело переносила беременность, особенно в последний триместр. — Хорошенькая, светленькая девочка, — акушерка мельком показала ей ребенка в родовой, перед тем, как унести.
Рома плыл по реке. Сверху палило яркое солнце и речная вода не приносила прохлады, она была горячей. Рома задыхался от жары и понимал, что ему не выплыть. Он совершенно выбился из сил. До берега еще так далеко, но там на том берегу стояла мама, она махала рукой и кричала: — Ромашка, плыви, плыви! Потом неожиданно оказалась рядом, погладила по голове, повторяя: — Ромашка мой, Ромашка!
— Лена! Выходи, Лена! — Рома кричал, задирая голову вверх, к седьмому этажу, где жила любимая. Капли дождя текли по лицу, попадали в рот. Он не знал, сколько сейчас времени, плохо помнил, как добрался сюда. Роман ни разу в жизни так не напивался. Он кричал и кричал, пока где-то на третьем этаже не распахнулось окно и недовольный женский голос не выкрикнул: — Имей совесть, Ромео, людям на работу вставать, а ты весь дом перебудил.
— Все, я не могу, я с этим не справлюсь, — Рома оттолкнул бумаги и откинулся на стуле, заведя руки за голову. — Я боюсь даже начинать. Сейчас в этот комбинат нужно вложить такие деньги! — Но эти деньги у тебя есть. Заметь, тебе не надо сразу набирать такие обороты, не надо содержать огромный штат. Начнешь с малого и постепенно восстановишь процесс. Тебе не нужно ничего создавать, комбинат работал и до тебя. Твоя мама...
Резкий запах нашатыря привел Маргариту в чувство. Она дернула головой, открыла глаза и первые несколько секунд не могла понять, как оказалась на диване в гостиной и почему дядя Боря склонился над ней с ваткой в руке.
Роман застыл перед железной дверью квартиры, провёл по ней рукой. Дверь всё та же, а ключики в руке новые. Замки неоднократно поменяны. — Давай уже открывай, поностальгируешь внутри, — подталкивал Рому в спину Витя. Парни вошли. Всего один шаг через порог, и Рома будто окунулся в детство. Здесь мало что поменялось за тринадцать лет и даже панели на стенах прихожей все те же. Кажется вот-вот раздастся из кухни мамин крик — «Ромашка мой руки сейчас будем обедать». Ночью крик совсем другой, напряженным, страшным голосом — «не трогайте сына не трогайте мужа».
Маргарита сидела за столом и вгрызалась зубами в черствый сыр. На кухне «шаром покати» после того, как Ольга Петровна уволилась, а в доме грязно. Марго ходит в тапочках. Пушистые домашние тапочки, наподобие тех, что когда-то носила Наталья. Маргарита ухмыльнулась мысленно, когда одела их на ноги. Похоже, и она обабилась. Нет, не бывает этому! Тапочки она зашвырнёт куда подальше, когда наймёт новую домработницу, и та «вылижет» дом до блеска. Сейчас просто не до этого. Хочется есть, и можно заказать доставку. Но Маргарите не то, чтобы лень, а просто не до этого.
— Я готов придушить его голыми руками. Поверить не могу, что он сейчас в нашей квартире, — горячился Роман. Парни сидели в машине, куда Витя вытащил Рому проветрить голову. — Да остынь ты немного, остынь. Выгнать отца ты всегда успеешь. — Я не пойму, ты что мне предлагаешь? Простить его? Помириться и зажить одной дружной семьёй? — Рома посмотрел на друга, как на врага.
Шум зарождавшегося скандала Рома услышал издалека. Приехал домой на обед на общем с Витькой опеле и в раскрытые окна автомобиля услышал сварливый голос Марии Петровны со второго этажа. Пожилая женщина славилась своим скандальным нравом, получала удовольствие, цепляясь к людям. Про неё соседи говорили, что если Мария Петровна ни на кого не наорала, ни с кем не поругалась, у неё день прошёл зря. Скандалистку в доме хорошо знали, предпочитали с ней не связываться.
Доктор, проводивший обход, смотрел на Алексея приветливо. — Ну что, Алексей Владимирович, пора выписываться. Вы достаточно для этого окрепли, довольно резво ходите по коридору, и я не вижу больше смысла занимать вам эту палату. Остальное дома. Думаю, найти медсестру, чтобы ставила капельницы и разрабатывала руку, для вас не проблема? К обеду завтрашнего дня я подготовлю выписку и зайду попрощаться. Позвоните родственникам, обрадуйте. Пусть готовятся вас забирать.
Пик, пик, пик... Звук работающей аппаратуры реанимации сводил Лешу с ума. Монотонное пиканье будто капало на мозг. Пик, — ты неправильно жил. Пик, — она тебя не любила. Пик, — вся твоя жизнь обман. Алексей понимал, где он находится. Реанимационный врач уже с ним пообщался.
Маргарита с нетерпением ждала, пока к ней выйдет доктор. Возле широких раздвижных дверей, над которыми зеленым светом светилась надпись «Реанимация», никого кроме нее не было и Рита старалась создать себе образ сраженной горем вдовы. Она заранее натерла себе глаза до красноты, держала их открытыми долго-долго, не давая себе моргать, пока не выступили слезы. Быстрее бы уже этот врач вышел, а то слезы просохнут!
Секретарша Алексея Владимировича Коврова была поражена до глубины души. Буквально только что, не прошло и десяти минут, как директор вошел в кабинет с такой улыбкой на лице, которую она не видела у мужчины никогда, и вот уже вываливается в приемную, как раненый медведь. Оттянутый галстук, на лице капли пота, шумное, тяжелое дыхание. Полное лицо мужчины перекошено, и далеко не радость на нем. Скорее ужас, будто увидел он привидение или что пострашнее.
Витя внимательно смотрел, как его друг заклеивает два конверта. Один очень большой, толстый, второй поменьше и без подписи. Рома заклеивал их с серьезным выражением лица, можно сказать, решительно. На плите засвистел чайник. Витя достал банку растворимого кофе, две чашки. Заварил и себе, и другу, поставил чашку перед Ромой. Спросил с усмешкой:
Маргарита не находила себе места. Рома пропал, как в воду канул. Внезапно перестал отвечать на сообщения и на звонки. Абонент стал недоступен сразу после того, как она передала парню бумаги, компрометирующие мужа. Но не хотела Марго думать, что это связано. Несколько дней сходила с ума, звонила при любой возможности, надеясь на чудо. А потом пошла к дяде Боре.
Поздней ночью Маргарита кралась в кабинет мужа. Бесшумно она поднялась с постели, на которой животом кверху храпел Алексей. Он всегда храпел лежа на спине, и обычно Марго толкала его, заставляя перевернуться. Но не в этот раз. Сегодня она не могла дождаться, пока муж захрапит. Спустилась с кровати босыми ногами и на цыпочках спустилась на первый этаж.
— Ложись, быстро ложись в кровать. Он подъехал! Рита отскочила от окна, выходящего во двор пятиэтажки и буквально поволокла свою мать в спальню. Толкнула на кровать, укрыла до подбородка одеялом, на голову положила мокрое полотенце и зарычала: — Сделай страдальческое выражение лица. Блин, ты чего такая румяная? Не могла припудриться?