Он любил рисовать по ночам, слушать дождь и мечтать о чём-то. Не верил словам, читал по глазам и думал, всё в жизни не вечно. Пил кофе без сахара, ненавидел чай, смеялся не громко, Мог часами ласкать по утрам её хрупкие плечи.
Он боявшись влюбиться, порою, пытался быть жёстче, Ей твердил по утрам: хватит петь и носить рубашку, Когда в кухне босая, в рубашке его, на распашку, Голосила любимые "Белые розы".
Он порядок душевный любил и в квартире, впрочем, Чуть нахмурившись в зеркало вечером глянув, "Я люблю тебя очень", она написала помадой, След целуя от губ прошептал он: "И я тебя, очень!"
Ее легкий и резвый нрав подобен перистому цветку евлалии.
Ее глаза похожи на лотос.
А ее грудь так же тверда, как лимон.
Ее волосы, заплетенные в толстую косу, спадают на золотистые плечи, как черные змеи.
Ее голос нежен, как горный мед.
Ее голени тонки и гибки.
Ее бедра круглы, как гладкий ствол банана.
Ее походка – походка молодого развеселившегося слона.
Она любит удовольствие, знает, чем вызвать его, и умеет его разнообразить.
У меня три подруги.
У меня три подруги.
У второй великолепные волосы, которые сверкают и спадают длинными шелковистыми гирляндами.
Ее взгляд взволновал бы бога любви
И заставил бы краснеть пастушек.
Тело этой женщины грациозно, как змея, как золотая лиана.
Ее
...Ещё
Октав Мирбо
Три подруги
Из романа «Сад пыток»
Перевод с французского В. А. Ф.
У меня три подруги.
Ум первой подвижен, как лист бамбука.
Ее легкий и резвый нрав подобен перистому цветку евлалии.
Ее глаза похожи на лотос.
А ее грудь так же тверда, как лимон.
Ее волосы, заплетенные в толстую косу, спадают на золотистые плечи, как черные змеи.
Ее голос нежен, как горный мед.
Ее голени тонки и гибки.
Ее бедра круглы, как гладкий ствол банана.
Ее походка – походка молодого развеселившегося слона.
Она любит удовольствие, знает, чем вызвать его, и умеет его разнообразить.
У меня три подруги.
У меня три подруги.
У второй великолепные волосы, которые сверкают и спадают длинными шелковистыми гирляндами.
Ее взгляд взволновал бы бога любви
И заставил бы краснеть пастушек.
Тело этой женщины грациозно, как змея, как золотая лиана.
Ее серьги увешаны драгоценными камнями,
Словно украшенный инеем цветок в морозное и солнечное утро.
Ее одеяние – летние сады
И храмы в праздничный день.
А ее груди, твердые и подпрыгивающие, сверкают, как две золотые вазы, наполненные опьяняющими напитками и одуряющими ароматами.
У меня три подруги.
У меня три подруги.
Волосы третьей собраны и скручены на голове.
И никогда они не знали прикосновения пахучего масла.
Ее лицо, выражающее страсть, безобразно.
Ее тело похоже на свиную тушу.
Можно сказать, что она всегда сердится.
Он всегда ругается и ворчит.
Ее груди и живот отдают запахом рыбы.
Она вся нечистоплотна.
Она пьет всё и пьет много.
Ее пустые глаза всегда гноятся.
А ее постель омерзительнее, чем гнедо удода.
И вот ее-то я и люблю.
И вот ее-то я и люблю, потому что есть нечто, более таинственно притягивающее к себе, чем красота: это – гниение.
Гниение, в котором господствует вечная теплота жизни,
В котором перерабатывается вечная смена превращений!
У меня три подруги!
Октав Мирбо (1848-1917) – французский прозаик и драматург. Роман «Сад пыток» («Le Jardin des supplices», 1899; в других переводах – «Сад мучений», «Сад терзаний»), герои которого знакомятся с традициями изощренных пыток и казней в Китае, критики упрекали в поэтизации порока, ужасов и кошмаров.
О. Мирбо. Сад мучений. К. Фаррер. Во власти опиума. Ж. Дельтей. Фарфоровая джонка: Романы. – М.: Файн – Авлад, 1993. – С. 121-122.
-2013- Прозрачным взмахом рыболовной сети Воздушный пенюар мелькнул, устав, А помнишь... на подаренной кассете Эммануэль смыкала нам уста!?.. В крымском мускате холодели губы, И весь в крови в окно глядел закат, Тюльпанов амстердамских выли трубы, В бокал Луна смотрела свысока!?.. Как ранним утром оживали тени, Вплывал рассвет на лодке без весла, Скользнув по камышам с куста сирени, И как синица вести принесла!?.. Такая даль, прозрачность, тишина!.. И ночь дотла, как спичка, сожжена!..
Ревела улица, гремя со всех сторон. В глубоком трауре, стан тонкий изгибая, Вдруг мимо женщина прошла, едва качая Рукою пышною край платья и фестон,
С осанкой гордою, с ногами древних статуй... Безумно скорчившись, я пил в ее зрачках, Как бурю грозную в багровых облаках, Блаженство дивных чар, желаний яд проклятый!
Блистанье молнии... и снова мрак ночной! Взор Красоты, на миг мелькнувшей мне случайно! Быть может, в вечности мы свидимся с тобой;
Быть может, никогда! и вот осталось тайной, Куда исчезла ты в безмолвье темноты. Тебя любил бы я — и это знала ты!
Хочу свести Тебя с ума, Чтоб не жила и не дышала, Хочу, чтоб нежная – сама Ты в забытьи со мной лежала. Над головой чтоб две свечи Подмигивали и дрожали. Чтоб мы забыли все ключи От всех домов, где уезжали. Чтоб мир – как погреб ледяной Был нам не нужен и не важен. Я говорю – побудь со мной, Как голубь на вершинах башен. Я говорю – какая тьма, И дождь, и ничего не видно. Несчастной женщиной зима Полураздета – пишут слитно. Я так хочу, чтоб никогда Ты – никуда не уходила, Пусть под окном моим вода, Потом и смерть чужого мира. Ты на рассвете улетишь, Мой голубь нежный, голубь милый, Хоть поцелуем ослепишь, Любить себе не запретишь И помнить будешь до могилы. Вот почему, себя сжигая, Так не сжигает Рим – Нерон, Одна лишь истина нагая, Во мне спасется, убегая – Ты знаешь, я в Тебя влюблен!
Сладострастные тени на темной постели окружили, легли, притаились, манят. Наклоняются груди, сгибаются спины, веет жгучий, тягучий, глухой аромат. И, без силы подняться, без воли прижаться и вдавить свои пальцы в округлости плеч, Точно труп наблюдаю бесстыдные тени в раздражающем блеске курящихся свеч; Наблюдаю в мерцаньи колен изваянья, беломраморность бедер, оттенки волос... А дымящее пламя взвивается в вихре и сливает тела в разноцветный хаос.
О, далекое утро на вспененном взморье, странно-алые краски стыдливой зари! О, весенние звуки в серебряном сердце и твой сказочно-ласковый образ, Мари! Это утро за ночью, за мигом признанья, перламутрово-чистое утро любви, Это утро, и воздух, и солнце, и чайки, и везде - точно отблеск - улыбки твои! Озаренный, смущенный, ребенок влюбленный, я бессильно плыву в безграничности грез... А дымящее пламя взвивается в вихре и сливает мечты в разноцветный хаос.
Мы используем cookie-файлы, чтобы улучшить сервисы для вас. Если ваш возраст менее 13 лет, настроить cookie-файлы должен ваш законный представитель. Больше информации
Комментарии 902
В нежных твоих руках...
Не разбей, не дыши, не падай
На каменных ступенях.
Неси меня осторожней
Сквозь мрак твоего дворца,-
Станут биться тревожней,
Глуше наши сердца...
В пещере твоих ладоней -
Маленький огонек -
Я буду пылать иконней...
Не ты ли меня зажег?
Максимилиан Александрович Волошин, до 8 июля 1914
Феликс Рощупкин.
-«»-
Я возьму из прошлого: тебя;
Белый снег черёмухи; метели
Трубный вой; журчание ручья;
Цвет хвои у новогодней ели...
Я возьму: твой шёпот и руки
Нежный трепет на груди, под сердцем;
Дым костра и запахи ухи,
Сдóбренной сполна горошком перца...
Я вдохну в себя: твой поцелуй
В утра миг, когда звенит будильник;
И поток с лица волнистых струй
Спутанных волос; и дух бродильный
Ягод после первых холодов,
Хруст капустный и моркови алость,
Синий лёд серебрянных прудов,
Кружевную óкон побежáлость...
И оставлю в горьком забытии:
Тишину нахмуренных подъездов;
Сладкий, поминальный вкус кутьи;
Все болезни, скорби, переезды...
Я забуду: твой печальный взор,
Уголки натянутой улыбки,
Тень листвы сплетённу
...ЕщёФеликс Рощупкин.
-«»-
Я возьму из прошлого: тебя;
Белый снег черёмухи; метели
Трубный вой; журчание ручья;
Цвет хвои у новогодней ели...
Я возьму: твой шёпот и руки
Нежный трепет на груди, под сердцем;
Дым костра и запахи ухи,
Сдóбренной сполна горошком перца...
Я вдохну в себя: твой поцелуй
В утра миг, когда звенит будильник;
И поток с лица волнистых струй
Спутанных волос; и дух бродильный
Ягод после первых холодов,
Хруст капустный и моркови алость,
Синий лёд серебрянных прудов,
Кружевную óкон побежáлость...
И оставлю в горьком забытии:
Тишину нахмуренных подъездов;
Сладкий, поминальный вкус кутьи;
Все болезни, скорби, переезды...
Я забуду: твой печальный взор,
Уголки натянутой улыбки,
Тень листвы сплетённую в узор
Там, где совершаются ошибки...
Я возьму из прошлого: тебя
С притеснённым, сбившимся дыханьем,
Тем – цыганским грудей колыханьем,
С безмятежным ржаньем жеребят...
-«»-
Оглянусь, и вдруг померещится…
Над татарской ладьёй полумесяца
Вновь схожу по тебе с ума,
Длинноногая манекенщица
Заявилась ко мне сама.
От эдакого подарка,
небось не сносить головы!
Шальная красотка, татарка,
Звезда куртизанок Москвы.
Казалось, что это снится,
Чтоб влиться в строку стиха!
Блистательная блудница
В неистовости греха…
Как ты раздевалась красиво,
Из одежд, как из пены морской,
Выходя Афродитой игриво,
Обволакивая наготой!
Как ты улыбалась красиво,
Запрокинув головку слегка,
Ослепительно и шаловливо
Обнажив двух рядов жемчуга!
Как ты отдавалась красиво,
Мне даруя объятий кольцо
И пленительных бедёр извивы,
И залитое страстью лицо!
Ты отважно, как ангел падший,
Исполняла капризы мои
В безбашенной, в бесшабашной,
В необузданной ночи любви…
Как ты уходила красиво
В голубой и туманный рассвет,
Зная, что у окна молчаливо
Я смотрю и смотрю тебе в след.
-548-
В утреннем выплеске роз и магнолий
Таяли запахи губ под ладонью...
Голос спросил: «Меня любишь? Давно ли?..»
Влажными были ладони спросонья...
Солнце отверстья искало по шторам,
Веером иглы до пола вонзая,
Кошки на свадьбе мяукали хором,
Щурились с дóсок Христос и Исайя...
Время ценилось: секунда – в столетье,
В каждом движении сотня рассветов,
Тонны креветок усатою сетью
Сытым китом во мгновенье отведав...
С вестью в окно постучала синица:
«Так не бывает, тебе это снится...»
Слова смолкали на устах,
Мелькал смычок, рыдала скрипка,
И возникала в двух сердцах
Безумно-светлая ошибка.
И взоры жадные слились
В мечте, которой нет названья,
И нитью зыбкою сплелись,
Томясь, и не страшась признанья.
Среди толпы, среди огней
Любовь росла и возрастала,
И скрипка, точно слившись с ней,
Дрожала, пела, и рыдала.
1895
Он любил рисовать по ночам, слушать дождь и мечтать о чём-то.
Не верил словам, читал по глазам и думал, всё в жизни не вечно.
Пил кофе без сахара, ненавидел чай, смеялся не громко,
Мог часами ласкать по утрам её хрупкие плечи.
Он боявшись влюбиться, порою, пытался быть жёстче,
Ей твердил по утрам: хватит петь и носить рубашку,
Когда в кухне босая, в рубашке его, на распашку,
Голосила любимые "Белые розы".
Он порядок душевный любил и в квартире, впрочем,
Чуть нахмурившись в зеркало вечером глянув,
"Я люблю тебя очень", она написала помадой,
След целуя от губ прошептал он: "И я тебя, очень!"
Октав Мирбо
Три подруги
Из романа «Сад пыток»
Перевод с французского В. А. Ф.
У меня три подруги.
Ум первой подвижен, как лист бамбука.
Ее легкий и резвый нрав подобен перистому цветку евлалии.
Ее глаза похожи на лотос.
А ее грудь так же тверда, как лимон.
Ее волосы, заплетенные в толстую косу, спадают на золотистые плечи, как черные змеи.
Ее голос нежен, как горный мед.
Ее голени тонки и гибки.
Ее бедра круглы, как гладкий ствол банана.
Ее походка – походка молодого развеселившегося слона.
Она любит удовольствие, знает, чем вызвать его, и умеет его разнообразить.
У меня три подруги.
У меня три подруги.
У второй великолепные волосы, которые сверкают и спадают длинными шелковистыми гирляндами.
Ее взгляд взволновал бы бога любви
И заставил бы краснеть пастушек.
Тело этой женщины грациозно, как змея, как золотая лиана.
Ее
...ЕщёОктав Мирбо
Три подруги
Из романа «Сад пыток»
Перевод с французского В. А. Ф.
У меня три подруги.
Ум первой подвижен, как лист бамбука.
Ее легкий и резвый нрав подобен перистому цветку евлалии.
Ее глаза похожи на лотос.
А ее грудь так же тверда, как лимон.
Ее волосы, заплетенные в толстую косу, спадают на золотистые плечи, как черные змеи.
Ее голос нежен, как горный мед.
Ее голени тонки и гибки.
Ее бедра круглы, как гладкий ствол банана.
Ее походка – походка молодого развеселившегося слона.
Она любит удовольствие, знает, чем вызвать его, и умеет его разнообразить.
У меня три подруги.
У меня три подруги.
У второй великолепные волосы, которые сверкают и спадают длинными шелковистыми гирляндами.
Ее взгляд взволновал бы бога любви
И заставил бы краснеть пастушек.
Тело этой женщины грациозно, как змея, как золотая лиана.
Ее серьги увешаны драгоценными камнями,
Словно украшенный инеем цветок в морозное и солнечное утро.
Ее одеяние – летние сады
И храмы в праздничный день.
А ее груди, твердые и подпрыгивающие, сверкают, как две золотые вазы, наполненные опьяняющими напитками и одуряющими ароматами.
У меня три подруги.
У меня три подруги.
Волосы третьей собраны и скручены на голове.
И никогда они не знали прикосновения пахучего масла.
Ее лицо, выражающее страсть, безобразно.
Ее тело похоже на свиную тушу.
Можно сказать, что она всегда сердится.
Он всегда ругается и ворчит.
Ее груди и живот отдают запахом рыбы.
Она вся нечистоплотна.
Она пьет всё и пьет много.
Ее пустые глаза всегда гноятся.
А ее постель омерзительнее, чем гнедо удода.
И вот ее-то я и люблю.
И вот ее-то я и люблю, потому что есть нечто, более таинственно притягивающее к себе, чем красота: это – гниение.
Гниение, в котором господствует вечная теплота жизни,
В котором перерабатывается вечная смена превращений!
У меня три подруги!
Октав Мирбо (1848-1917) – французский прозаик и драматург. Роман «Сад пыток» («Le Jardin des supplices», 1899; в других переводах – «Сад мучений», «Сад терзаний»), герои которого знакомятся с традициями изощренных пыток и казней в Китае, критики упрекали в поэтизации порока, ужасов и кошмаров.
О. Мирбо. Сад мучений. К. Фаррер. Во власти опиума. Ж. Дельтей. Фарфоровая джонка: Романы. – М.: Файн – Авлад, 1993. – С. 121-122.
-1993-
Под утро ветер жёстко исхлестал
Щёки рассвета – щедр румянец глупый!..
Кровавый след эóлова перста –
В стёклах рубины в фокусе под лупой!..
Всегда стыжусь тех мыслей о тебе,
Развязно воплощённых в снах нередко –
Краснею! Пересохшим ртом обет
Даю себе: не доедать объедков
Тех сладких снов, где я тобой любим,
Где стоны – в рифму, в унисон – желанья,
Где мы огнём озарены одним
Под лунной, серебристой в искрах, тканью,
<p sfac333...Ещё-1993-
Под утро ветер жёстко исхлестал
Щёки рассвета – щедр румянец глупый!..
Кровавый след эóлова перста –
В стёклах рубины в фокусе под лупой!..
Всегда стыжусь тех мыслей о тебе,
Развязно воплощённых в снах нередко –
Краснею! Пересохшим ртом обет
Даю себе: не доедать объедков
Тех сладких снов, где я тобой любим,
Где стоны – в рифму, в унисон – желанья,
Где мы огнём озарены одним
Под лунной, серебристой в искрах, тканью,
Где в медный лист вбивает взгляд чекáн,
Где жарко от любви твоим щекам!..
(Ф.Рощупкин.)
-2645-
Словам не веришь, чувствам и слезáм уж...
Даже подаркам редким, дорогим!
Сходила дважды ты, подруга, замуж
И где твои Ренат и Ибрагим?
Шептала мать: «Они не нашей Веры...
Оплатят «труд в постели» и прощай!..
Гражданский брак! Тебе нужны примеры?
Не надо им ни клёцек, ни борща!
В жёны возьмёт «свою», хоть из аула,
За ней калым и связи, и родство,
Ломать своё не станет естество,
А жизнь твою сломает за посýлы!»
Словам не веришь, чувствам и слезам уж?
А так хотелось, аж зудилось, замуж!
Ледовый блюз.
-2648-2650-
Искристость льда, так ранящая взгляд,
И колкость снега в постоянном ветре,
И тающие звуки в белом фетре
Со струн рояля... Галстук сорван, смят,
Рассыпаны фиалки по обоям,
Вздыхает бархат выгнутой софы,
Мы всё ещё молчим с тобой «на вы»
И «ты» сказать неловко нам обоим...
Хотя... уже смешалось всё, сплелось,
Перекрестилось, спуталось и сжалось,
И вместо радости уже крадётся жалость,
На дни разлуки предстоящей – злость!..
<p ...ЕщёЛедовый блюз.
-2648-2650-
Искристость льда, так ранящая взгляд,
И колкость снега в постоянном ветре,
И тающие звуки в белом фетре
Со струн рояля... Галстук сорван, смят,
Рассыпаны фиалки по обоям,
Вздыхает бархат выгнутой софы,
Мы всё ещё молчим с тобой «на вы»
И «ты» сказать неловко нам обоим...
Хотя... уже смешалось всё, сплелось,
Перекрестилось, спуталось и сжалось,
И вместо радости уже крадётся жалость,
На дни разлуки предстоящей – злость!..
Блики реклам в окне огнём в печи
Выписывают красным: «Не молчи!»
Боялись. Вот, сейчас заговорим
И оборвётся что-то в бесконечном,
В прекрасном, непонятном, нежном, вечном,
Окрашенным мечтой в аквамарин!?..
Хрупкость тончайших нитей из стекла,
Воздушность ваты сахарной сомнётся!
Кресты опараллéлятся и кольца
В разомкнутость утратят часть тепла!..
И общее дыханье обеднит
Глаголов и наречий сочетанье,
Стыдливо нежность спрячется под тканью
И счёт мгновений перейдёт на дни...
Скворцы вернутся, прилетят грачи
Весной, нескоро... Снегопад, молчи!..
Ледовый б
...ЕщёБоялись. Вот, сейчас заговорим
И оборвётся что-то в бесконечном,
В прекрасном, непонятном, нежном, вечном,
Окрашенным мечтой в аквамарин!?..
Хрупкость тончайших нитей из стекла,
Воздушность ваты сахарной сомнётся!
Кресты опараллéлятся и кольца
В разомкнутость утратят часть тепла!..
И общее дыханье обеднит
Глаголов и наречий сочетанье,
Стыдливо нежность спрячется под тканью
И счёт мгновений перейдёт на дни...
Скворцы вернутся, прилетят грачи
Весной, нескоро... Снегопад, молчи!..
Ледовый блюз, арбузный хруст подошв,
Луна в кривой ухмылке смотрит в спину,
Уходит с песней счастье на чужбину,
Туда, где не догонишь, не вернёшь!..
В испуганном молчании ягнят,
В прерывистом дыхании метели,
Души снежинками, куда глаза глядели,
Немые, беззащитные летят!..
Скажи мне: «Ты!» Теперь нам можно всё.
Хочется плакать, а должны смеяться,
Вливаясь в фотографии под глянцем,
Где я так неоправданно весёл...
Искристость льда, так ранящая взгляд!
Как порошинки, в глаз попав, горят...
-«»-
Прозрачным взмахом рыболовной сети
Воздушный пенюар мелькнул, устав,
А помнишь... на подаренной кассете
Эммануэль смыкала нам уста!?..
В крымском мускате холодели губы,
И весь в крови в окно глядел закат,
Тюльпанов амстердамских выли трубы,
В бокал Луна смотрела свысока!?..
Как ранним утром оживали тени,
Вплывал рассвет на лодке без весла,
Скользнув по камышам с куста сирени,
И как синица вести принесла!?..
Такая даль, прозрачность, тишина!..
И ночь дотла, как спичка, сожжена!..
-2024-
Чего только по пьянке не творили!
Видно, на то и молодость дана!?..
В па-де-труа и па-де-де, в кадрили
Ведьмы плясали, бес и сатана!
А вот теперь!.. Непрочь в нравоученье
Блеснуть умом, начитанностью!? Чтож…
В короне над собой зажечь свеченье,
Чужие страсти положив под нож!
И чем не круче прошлое, тем ярче
Над головой сияет светлый нимб!
А то, что было? Позабыто, Старч
...Ещё-2024-
Чего только по пьянке не творили!
Видно, на то и молодость дана!?..
В па-де-труа и па-де-де, в кадрили
Ведьмы плясали, бес и сатана!
А вот теперь!.. Непрочь в нравоученье
Блеснуть умом, начитанностью!? Чтож…
В короне над собой зажечь свеченье,
Чужие страсти положив под нож!
И чем не круче прошлое, тем ярче
Над головой сияет светлый нимб!
А то, что было? Позабыто, Старче?
Хочешь почёт, поклон, триумф, Олимп!?
Вспомни себя в свои «до сорока»!
Гляди-ка, от стыда красна строка!
В глубоком трауре, стан тонкий изгибая,
Вдруг мимо женщина прошла, едва качая
Рукою пышною край платья и фестон,
С осанкой гордою, с ногами древних статуй...
Безумно скорчившись, я пил в ее зрачках,
Как бурю грозную в багровых облаках,
Блаженство дивных чар, желаний яд проклятый!
Блистанье молнии... и снова мрак ночной!
Взор Красоты, на миг мелькнувшей мне случайно!
Быть может, в вечности мы свидимся с тобой;
Быть может, никогда! и вот осталось тайной,
Куда исчезла ты в безмолвье темноты.
Тебя любил бы я — и это знала ты!
Шарль Бодлер
Леонид Губанов
Действия
Хочу свести Тебя с ума,
Чтоб не жила и не дышала,
Хочу, чтоб нежная – сама
Ты в забытьи со мной лежала.
Над головой чтоб две свечи
Подмигивали и дрожали.
Чтоб мы забыли все ключи
От всех домов, где уезжали.
Чтоб мир – как погреб ледяной
Был нам не нужен и не важен.
Я говорю – побудь со мной,
Как голубь на вершинах башен.
Я говорю – какая тьма,
И дождь, и ничего не видно.
Несчастной женщиной зима
Полураздета – пишут слитно.
Я так хочу, чтоб никогда
Ты – никуда не уходила,
Пусть под окном моим вода,
Потом и смерть чужого мира.
Ты на рассвете улетишь,
Мой голубь нежный, голубь милый,
Хоть поцелуем ослепишь,
Любить себе не запретишь
И помнить будешь до могилы.
Вот почему, себя сжигая,
Так не сжигает Рим – Нерон,
Одна лишь истина нагая,
Во мне спасется, убегая –
Ты знаешь, я в Тебя влюблен!
Сладострастные тени на темной постели окружили, легли,
притаились, манят.
Наклоняются груди, сгибаются спины, веет жгучий,
тягучий, глухой аромат.
И, без силы подняться, без воли прижаться и вдавить
свои пальцы в округлости плеч,
Точно труп наблюдаю бесстыдные тени в раздражающем блеске
курящихся свеч;
Наблюдаю в мерцаньи колен изваянья, беломраморность бедер,
оттенки волос...
А дымящее пламя взвивается в вихре и сливает тела
в разноцветный хаос.
О, далекое утро на вспененном взморье, странно-алые краски
стыдливой зари!
О, весенние звуки в серебряном сердце и твой
сказочно-ласковый образ, Мари!
Это утро за ночью, за мигом признанья, перламутрово-чистое
утро любви,
Это утро, и воздух, и солнце, и чайки, и везде -
точно отблеск -
улыбки твои!
Озаренный, смущенный, ребенок влюбленный, я бессильно плыву
в безграничности грез...
А дымящее пламя взвивается в вихре и сливает мечты
в разноцветный хаос.
Валерий Брюсов
Я вдыхаю нежный запах
Тела, пахнущего морем
И миндальным молоком.
Вновь с тобою рядом лежа,
С легким головокруженьем
Я заглядываю в очи,
Зеленей морской воды.
Влажные целую губы,
Теплую целую кожу,
И глаза мои ослепли
В темном золоте волос.
Словно я лежу, обласкан
Рыжими лучами солнца,
На морском песке, и ветер
Пахнет горьким миндалем.
Георгий Владимирович Иванов