Вечерело. Над лугами пополз голубоватый осенний туман, но веселье и не думало утихать, хотя
понимать собеседников становилось все труднее. Дружки жениха, зажав в зубах ножи, а кому
не хватило – ложки и обглоданные кости, с жаром исполняли танец гоблинов, то есть с
приглушенными воплями скакали вокруг стола под надрывное дребезжание гуслей и визг
дудок. Застенчивый дедок тонким голосом выкрикивал похабные частушки, стол в такт
вздрагивал от дружных ударов кулаками.
– А я тоже колдовать умею! – хвастался изрядно захмелевший дайн. – С малолетства ложки
взглядом двигал, потом девкам на сенокосе подолы будто ветром поднимать наловчился.
Только это – секрет, ни-ни! – Дайн таинственно зашипел на приложенный к губам палец. – В
храме… ик!.. узнают – отлучат, ибо сие одержимость бесовская, служителя божьего
недостойная. О, закусь!
Блюдо с гусем медленно поползло в нашу сторону. Я похолодела. Маги и священнослужители
традиционно недолюбливают друг друга, но к Дуппу я успела проникнуться искренней
симпатией и попыталась воспрепятствовать продвижению «закуси». Увы, у каждого мага есть
несколько излюбленных, самых удающихся заклинаний, перебить которые непросто даже втрое
сильнейшему противнику. Блюдо кругами заскакало по скатерти, гусь подпрыгивал на яблоках.
Гости в ужасе косились на веселую птицу, на всякий случай отодвигаясь от стола.
– Ой, поле широ-о-окое! – неожиданно завопил Дупп, забрасывая руку мне на плечо и
раскачиваясь из стороны в сторону. – Да раздо-о-ольное!
Я потеряла концентрацию, блюдо перевернулось, гусь лихо взмыл над головами молодых,
описал изящную дугу и воткнулся клювом в свадебный пирог.
– Госпоже ведьме больше не наливать! – громоподобно прошептал Олуп девке с кувшином.
Я раздраженно сбросила руку дайна и, чтобы скрыть смущение, положила в миску немного
салата, безо всякого аппетита ковыряясь в нем ложкой.
– Во па-а-але пшеничка стоя-а-ала! – тем временем продолжал Дупп, осовело таращась на
бесхозную ниву у леса и сам себе дирижируя куриной костью. – Ой да ка-а-аласистая стоя-а-
ала!
Пшеничке от его кошачьего фальцета полагалось полечь на корню. К счастью, очередной кубок
медовухи уложил самого дайна – Дупп битой тушкой сполз с лавки и с блаженной улыбкой
растянулся под столом, вместо подушки обеими руками обхватив мой сапог.
Свадьба окончилась далеко за полночь. Объевшиеся и опившиеся гости постепенно
разбредались по домам, обещая вернуться на рассвете. Не без труда стряхнув дайна с сапога, я
вместе с немногочисленными уцелевшими гостями отправилась провожать молодых на
сеновал. Жених честно попытался перенести невесту через порог – обхватил ее за пояс,
расставил ноги и поднатужился, постепенно заливаясь краской. Она жеманно захихикала, но от
земли не оторвалась. Я пришла бедняге на помощь, и приподнятая магией Паратя величаво
проплыла в дом.
Дверь захлопнулась, гости еще немного пошумели у крыльца, выкрикивая советы молодому,
потом выпили на посошок и разошлись. Не все – на столе сладко сопела сваха, из-под скатерти
до половины торчали сапоги дайна, а чуть поодаль улизнувшая из конюшни Смолка неспешно
лакомилась свадебным пирогом, дележ которого перенесли на завтрашнее утро. Я мысленно
застонала —кобыла успела обгрызть многострадальный каравай по кругу и облизать крем с
макушки. Завидев меня, грозную, Смолка малодушно поджала хвост и ускакала в темноту.
Искать черную кобылу по потемкам не имело смысла, и я, махнув рукой на каравай (он принял
прежний вид, но кушать его я бы все-таки не советовала), решила наведаться в гости к пчелкам.
Сад был небольшой, яблонь двадцать. Под каждой стоял улей – выдолбленная колода в
соломенной шляпке. Там-сям темнели кусты крыжовника. С трех сторон щерился кольями
плетеный забор, четвертая открывалась длинным полем, щедро унавоженным к зиме. Я с
опаской побродила между ульями, но все было тихо. Пчелы мирно почивали, выставив стражу
у летков. Самые обычные, рыжие и мохнатые пчелы. Разочарованная, я уже собиралась
уходить, но решила немного подышать свежим воздухом – после застолья меня слегка водило
из стороны в сторону, и я боялась окончательно разомлеть в духоте натопленной избы.
Усевшись на траве возле задней стенки улья, я подобрала сочную паданку, потерла о рукав
куртки и с удовольствием ею захрупала. Ночь выдалась ясная, безветренная. Я умиротворенно
любовалась яркими звездами и с тем же благодушием засмотрелась на медведя, сноровисто
перелезающего через забор. Медведя?! Опомнившись, я подавилась яблоком, беззвучно разевая
рот и хлопая себя по груди.
Ничего не подозревающий зверь спрыгнул на землю, осмотрелся и на задних лапах потопал к
ульям. Высокий и тощий, он держался по-человечески прямо, негромко насвистывая себе под
нос. Онемев, я глядела, как он поочередно обходит колоды, прикладывает к ним ухо, осторожно
постукивает по стенке когтистой лапой, приподнимает, опускает и переходит к следующей, то
и дело поддергивая шкуру на поясе, как спадающие штаны. Меня он не заметил, а вот улей, за
которым я пряталась, приглянулся ему больше других. Довольно рыкнув, медведь облапил
колоду, с натугой приподнял и прижал к мохнатой груди.
Поддавшись внезапному и, скорее всего, хмельному порыву, я вскочила и ухватилась за улей с
другой стороны. Медведь пошатнулся от неожиданности, но лап не разжал.
– Пусти! – глухо взревел он сквозь плотно стиснутые клыки с вываленным языком. Я чуть не
выронила улей, но быстро опомнилась и вцепилась пуще прежнего.
– Лапы прочь от частной собственности, пчелокрад!
– Жадина! – рявкнул медведь, упираясь задними лапами. – На кой он тебе сдался? Выбери
любой другой!
– Я не воровка! – возмутилась я, наугад пиная ногой под улей. Медведь пошатнулся, но устоял.
– Ври больше!
Но тут пчелам надоело бесцельно трястись в колоде, и они решили внести посильную лепту в
дележ улья. Подбадривая себя громким жужжанием, они высыпали из летка с безрассудной
отвагой защитников осажденной крепости.
Неожиданная атака застала нас врасплох. В темноте пчелы и впрямь ничего не видели. Они
кусались на ощупь.
Непотребно ругаясь, мы с медведем бросили улей и кинулись наутек. Поскольку выход был
один – через калитку, к ней мы и устремились, пыхтя бок о бок. Медведь галантно приотстал,
пропуская меня вперед. Лобастая звериная башка отвалилась и повисла у него за плечами,
сменившись темноволосой макушкой.
Пчелы не отважились на длительную ночную вылазку и, язвительно пожужжав нам в тыл,
отстали у обмолоченных снопов за амбаром.
Тяжело дыша, мы с возмущением разглядывали друг друга. «Медведь» оказался худощавым
мужчиной лет тридцати, с узким пронырливым лицом, темными глазами и ястребиным носом.
Волевой подбородок тщательно выбрит, волосы заплетены в косицу. Троюродный брат
невесты, вспомнила я. Сидел в дальнем углу стола, вгонял в краску хихикающих соседок, сказал
какой-то сальный тост про хомут для молодого. Выдавал себя за стражника в отпуске, щеголяя
новехоньким, с иголочки, кожаным камзолом, расшитым серебром по воротнику и обшлагам.
– Менес, – представился он, блеснув улыбкой.
Я брезгливо посмотрела на протянутую лапу. Спохватившись, «медведь» высвободил руку из
шкуры, но я по-прежнему не спешила с рукопожатием.
– Ведьма, – холодно сказала я. – А шкура вам идет. Прямо как по вас сшита. Даже не верится,
что съемная… пока съемная.
Улыбка поугасла.
– Уважаемая госпожа ведьма, – тщательно подбирая слова, начал Менес, – я никогда бы не
позволил себе этот глупый маскарад, если бы знал, что перебегаю вам дорогу. Простите. Я
готов искупить свою бестактность… э-э-э… двумя серебряными монетами.
Это становилось забавным.
– Которые вы только что вытащили из моего кошеля?
Вор заметно погрустнел. Он и впрямь знал свое ремесло, но с заговоренным карманом
столкнулся впервые.
– Возможно, я ошиблась, – в раздумье продолжала я, – и деготь с перьями пойдут вам еще
больше. А уж без руки вы и вовсе будете смотреться неотразимо.
Монетки с тем же проворством вернулись в кошель, вор безрезультатно похлопал себя по
карманам и с надеждой предложил:
– Ну, хотите… э-э-э… мою шкуру?
Я с трудом удержалась от смеха:
– Вашу или медвежью?
– Медвежью, – торопливо поправился он, – вот, пощупайте – совсем новехонькая, позавчера на
торжище купил.
– Вы купили шкуру стоимостью по меньшей мере в три золотых кладня, чтобы украсть улей
которому красная цена шесть серебряных кипок?!
Вор смущенно кашлянул, и я поняла, что за шкуру он тоже не платил.
– Снимайте, – решила я. В конце концов, отлавливать воров я не нанималась, а шкура и впрямь
была хороша.
Менес с похвальной расторопностью выкарабкался из шкуры, торжественно вручил мне
обновку, раскланялся и был таков.
Скатанная в трубку шкура оказалась немногим легче неосвежеванного медведя. Я поволокла ее
к дому по земле за хвост, чувствуя себя убийцей, прячущим свежий труп. Морда подпрыгивала
на кочках, выпирающие клыки оставляли две глубокие борозды. В конце концов они так крепко
увязли в нижней ступеньке крыльца, что я чуть не упала. Обозленная, я дернула посильнее, и
хвост остался у меня у руках.
Плюнув, я бросила шкуру во дворе – у меня уже начинало шуметь в ушах, следовало как можно
скорее приступить к врачеванию. Один-два пчелиных укуса я еще могла вынести, но от пяти
как-то чуть не умерла.
Наглотавшись саднящих в горле декоктов и вытащив из различных частей тела с полдюжины
пчелиных жал, я крепко призадумалась. Да, неприятно, но терпимо, и магия на сей раз не
подвела – от укусов остались едва заметные красные точки и легкий зуд под кожей, в то время
как левая щека по-прежнему занимала большую половину лица.
Измыслить что-либо путное я не успела – начало сказываться побочное действие снадобий. Я с
трудом разделась, свернулась в клубочек под одеялом и мгновенно заснула.
* * *
Разбудил меня женский визг. Пронзительный невестин бас штопором ввинчивался в уши.
«Пирог, – догадалась я, подскакивая к окну, – опять с иллюзиями напортачила».
Паратя и впрямь стояла у пирога, но смотрела вниз, под стол, судорожно стиснув в кулаке
приподнятую скатерть. Визг вырывался из нее безостановочно, на вдохе и выдохе.
Пока я оделась и выбежала во двор, вокруг невесты столпилось порядочно народу.
Бесцеремонно растолкав селян локтями, я пробилась к столу. Визжать мне не позволяли
высшее магическое образование и привычка, но сохранить ледяное спокойствие тоже не
удалось.
Под столом лежал… нет, не дайн и даже не труп, а почти полностью истлевший скелет с
присохшими остатками плоти, обутый в щеголеватые сапожки Дуппа. Я присела на корточки и
протянула руку к ощеренному черепу, но не прикоснулась, а медленно провела над лобной
костью и ниже, вдоль грудины.
– Что-то мне здесь не нравится, – вслух подумала я, отдергивая ладонь.
– Да уж знамо что, – хмуро поддакнул Олуп. – Костяки вон эти!
Я промолчала, признавая свой промах. Да, меня не нанимали охранять заночевавших на
свежем воздухе гостей, но одно присутствие ведьмы в селе должно было отбить аппетит у
окрестной нечисти. Выходит, кто-то или что-то меня недостаточно боялось. И полагало, что не
без оснований. Это же предстояло выяснить и мне.
– Люди добрые, гляньте! – взвизгнула сваха, тыча пальцем в дорожную пыль. – Следы!
Селяне в ужасе уставились на широкую полосу с парными штрихами, ведущую из ворот Олупа
к калитке соседа. Прежде чем я успела вымолвить слово, толпа с воодушевленными воплями
бросилась по следу, на ходу выламывая колья из плетней.
Нашим глазам открылось жалкое зрелище. Обильная ночная роса превратила шкуру в плешивую
набрякшую тряпку, словно я затоптала несчастное животное ногами. Вываленный язык
усугублял впечатление. Медведь с укоризной косил на присмиревших селян желтым
стеклянным глазом; легкий запашок тухлятины домысливался без труда.
– На пасеке поймала, – пояснила я в гробовой тишине, – хотела немного припугнуть, но,
кажется, слегка перестаралась…
– Как же это вы его, а? – робко поинтересовался Олуп.
– Взяла за хвост и покрепче дернула, – мрачно пошутила я, предъявляя лежащий тут же хвост.
Никому и в голову не пришло усомниться. Селяне воззрились на меня с суеверным уважением.
И опаской, разумеется. Никто не осмелился попрекать ведьму, походя вытряхнувшую медведя
из шкуры, каким-то там высохшим дайном. Олуп только вежливо поинтересовался, не могут ли
они посодействовать мне в поисках злодея, и если да, то все село к моим услугам.
Для содействия я выбрала глазастого Олупова сынишку. Дети частенько запоминают кучу
совершенно ненужных подробностей, игнорируя главное, но обыденное. И если болтливая
баба принесет от колодца ворох сплетен и зависть к соседке в новом тулупе, то увязавшийся за
ней ребенок непременно заметит обломок цветастого горшка, незнакомую кошку в кроне
десятисаженного тополя, а то и – чем леший не шутит? – шмыгнувшего за угол ригенника.
Главное, не говорить ребенку, что именно тебя интересует, не то кошки и ригенники будут
сидеть на каждом заборе.
Так что я подловила мальчишку за переборкой сухой фасоли и, пристроившись рядышком, за
компанию лущила колючие стручки, исподволь выведывая сельские новости.
– А поле у леса – оно чье? – как бы между прочим спросила я, высыпая в миску горсть
скользких зерен.
Мальчик посмотрел на меня как на ненормальную:
– Окститесь, госпожа ведьма, какое поле? Отродясь ничего у леса не садили, туда и по ягоды-то
ходить боязно – там волков пропасть. Месяца не пройдет, чтобы у кого-нибудь овечку или
телушку не задрали, собаками и теми не брезгуют. Про курей уж и не говорю, по осени
половины недосчитываемся.
– А люди не пропадают?
– Всякое бывает, – степенно ответил мальчик, подражая отцу, – больше заезжие, что по
незнанию к волкам в пасть лезут, а те и рады. В том месяце рыцаря в полных доспехах при мече
съели, когда лошадь, сдуру в лес ускакавшую, искать пошел. Нашел, поди, – под вечер
вернулась, а в правом стремени – сапог с ногой отгрызенной. А еще раньше колдун вроде вас
приезжал, ночью вышел во двор и сгинул.
– Постоянного мага, как я понимаю, в округе нет?
– Почему? Есть, – огорошил меня мальчишка, – за два села отсюда, ежели на восток трактом.
Звали и его на свадьбу, только он делами да нездоровьем отговорился.
– Маг или знахарь? – уточнила я.
– Колдун, взаправдашний! У него и грамотка из столицы есть.
«Грамотка из столицы», скорее всего, была дипломом Школы. Да, вот уж не повезло кому-то с
распределением.
– Ладно, проводи меня на кладбище, – без особой надежды на успех попросила я. Интересная
история получается – дайн определенно видел пшеничное поле, как и я. Может, на него
наложены какие-то чары, отводящие глаза селянам, но не магам? Приманка или недочеты
маскировки?
Мальчишка согласно кивнул и в прорези ворота на мгновение показался круглый кусочек
дерева на витом шнурке.
– Что это?
– Оберег, от упырей. Да у нас все их носят, колдун продает.
Я скептически хмыкнула. Плутоватый маг тоненько порубил дубовую ветку толщиной в
серебряную монету, украсив кругляш черной руной «Изыди» – вероятно, для предъявления
грамотным упырям. Остальные с превеликим удовольствием воспользовались бы «оберегом»
вместо зубочистки.
– Что ж, веди. Проверим его в деле, – оптимистично заявила я, вскидывая на плечо лямку
сумки.
Мальчишка почему-то не разделял моего восторга и всю дорогу только путался под ногами, не
решаясь отойти ни на шаг.
Я начала осмотр с самых свежих могил у ограды, ничего не обнаружила и сразу перешла к
дальним, заброшенным, по опыту зная: если умертвия не повадились вылезать из гробов в
первую же ночь, лет десять их можно не опасаться. Там-то, в примятом до меня бурьяне, мне и
подвернулась очень подозрительная могила. Камень с выбитой надписью наполовину врос в
землю, но от нетронутого холмика ощутимо попахивало волшбой. Что бы там ни лежало, оно
выбралось наружу без помощи лопаты. И назад не вернулось.
Стайка ребятни, наблюдавшая за мной с безопасного расстояния, ничего интересного не
выглядела и пояснений не дождалась, но к моему возвращению все село знало, что дайна
«засмоктал вупыр». Упырь то бишь. Несмотря на это прискорбное событие, стол снова ломился
от яств, а неунывающие гости дружно работали челюстями, не забывая время от времени
поднимать кружки за здоровье молодых.
Олуп, смущаясь, объяснил:
– Оно конечно, дайн… скорбим и все такое… однако ж кушаний на два дня заготовлено было,
пропадут ведь… заодно и помянем.
Помянули знатно. После пятого кубка веселье потекло по накатанной дорожке. Гости водили
хороводы вокруг молодых, играли в «козу» и «лапоток», пускали по кругу ковши с яблочным
вином, мужественно грызли зачерствевший каравай и горланили песни до глубокой темноты.
После их ухода я на всякий случай проверила кусты и с замиранием сердца подняла скатерть,
но не обнаружила там ничего, кроме объедков и гусиных перьев.
Ясной полнолунной ночью вышедший по нужде Олуп наткнулся на меня, задумчиво сидящую
на деревянном крыльце. Свежеиспеченный тесть неподдельно смутился, торопливо затягивая
распущенный было пояс, потоптался в сенях, кашлянул
– Госпожа ведьма, вы в порядке? Не надо ль чего?
– Нет, спасибо. Я вышла послушать, как воют волки.
– А-а-а, понятно, – вежливо поддакнул ничего не понявший мужик.
Пару минут мы слушали вместе.
– Так они же не воют! – несколько запоздало возразил Олуп.
– Вот именно, – со вздохом подтвердила я, вставая. Олуп радостной трусцой углубился в кусты,
я пошла в противоположную сторону, к саду и сараям. Искать упыря впотьмах я, конечно, не
собиралась, просто решила для очистки совести обойти двор. Как оказалось, не зря.
У дверей амбара беззвучно возилась какая-то темная масса. Нежитью и магией от нее не
тянуло, и я, подкравшись, с неподдельным возмущением обнаружила стоящего на коленях
Менеса, ковыряющегося в замке тонкой изогнутой железкой.
– Как же ты мне надоел со своей общественно вредной деятельностью! – вздохнула я,
обреченно закатывая рукава.
– И не говорите, совсем бессонница замучила, – не растерялся вор. Отмычка словно
растворилась в его ловких пальцах. – Вот, вышел на звездочки поглядеть, воздухом подышать.
Исключительно целебный нынче воздух, вы не находите, госпожа ведьма… госпожа ведьма-а-
а! А-а-а! За что-о-о?!
Я со злорадным интересом поглядывала на него снизу вверх, не опуская правой руки. Вор,
болтая ногами, медленно крутился вокруг своей оси в пяти аршинах над крышей.
На фоне полной луны он выглядел бесподобно, точь-в-точь нетопырь, высматривающий
девственницу поаппетитнее.
– Что вы, Менес, я просто оказываю вам услугу, – иронично заверила я, меняя руку. Вор
заверещал, сорвавшись было вниз, но, почти коснувшись земли, снова вознесся над коньком. –
Как известно, чем выше в гору, тем целебнее воздух. Дышите глубже, запасайтесь здоровьем,
завтра оно вам очень и очень понадобится. Я лично готова пожертвовать горсть перьев из
своей подушки, лишь бы вам полегчало!
– Как вы можете быть такой жестокой?! – неубедительно воззвал к моему милосердию летучий
вор. – Неужели вы хотите осиротить моих детей, обездолить стариков-родителей…
– …и овдовить жен, – ядовито добавила я. – Собственно говоря, именно так я и собираюсь
поступить. Во благо всех прочих детей, жен и стариков. И, уверяю вас, этот груз ничуть не
отяготит мою совесть, и ваше хладное тело на веревке не будет сниться мне по ночам.
Возможно, я даже прикуплю обрывок этой веревочки на снадобье от почечных колик.
Заклятие телекинеза – одно из самых простых и в то же время энергоемких, особенно ночью. Я
сделала вид, будто снизошла-таки к мольбам Менеса, и вор шлепнулся животом на гребень
крыши, обеими руками ухватившись за резной конек.
– Госпожа-а-а ведьма-а-а! – чуть погодя заголосил он еще жалостливей. – Подайте мне
лестницу – вон она, у стеночки лежит!
– Ну ты нахал! – фыркнула я, собираясь в целебных целях оставить Менеса на крыше до утра, а
там уж пусть как знает перед Олупом выкручивается. – Хочешь вниз – прыгай!
– Высоко-о-о! Боязно-о-о!
…Вор так и не понял, почему я передумала. Бормоча слова благодарности, он торопливо
спустился по лестнице и собирался дать деру, но я злобно шикнула, вскользь коснулась замка, и
тот звякнул отпавшей дужкой. Я рывком выдернула ее из петель, бросила замок на землю,
распахнула дверь и за шиворот впихнула вора в амбар, проскользнув следом.
Менес споткнулся о порог и упал, по звуку – на мякину. Я растянулась рядом, предварительно
захлопнув дверь. Остатков магии в аккурат хватило на щелчок замка.
В амбаре стояла непроглядная темнота. Пахло зерном, сеном и немного мышами.
– Госпожа ведьма, – восхищенно зашептал вор, норовя прижаться ко мне поплотнее, – давайте
работать на пару! У меня есть на примете очень перспективный замок, от вас всего-то и
требуется – перелететь через крепостную стену, отвлечь десяток-другой собак, усыпить четырех
стражников и взломать сокровищницу. Ну, может, еще придется сразиться с тамошним магом –
очень нервный тип, плюется молниями почем зря. А я тем временем у разводного моста на
стреме постою. Добычу, естественно, пополам – хоть, наводка и моя, но я не жадный…
Я без комментариев ткнула его лицом в мякину. Гул нарастал и вскоре стал слышен даже сквозь
плотно пригнанные доски. Вор мигом утратил интерес к совместному предприятию и перестал
дрыгаться, затаив дыхание. У меня тоскливо заныло под ложечкой – привыкшие к темноте
глаза различили серое окошечко-отдушину под крышей, над которым тускло светились
движущиеся точки. Пчелы беззвучно ползали по венцам вокруг окошечка, словно
прислушиваясь.
А потом до нас донесся еще более мерзкий и зловещий звук: цок-цок-цок. Словно подкованная
лошадь по камням прошлась. Потом какой-то треск, пощелкивание и снова: цок-цок, совсем
рядом. Что-то стояло у самых дверей амбара, ощупывая поскрипывающий замок. Отпустило –
замок глухо лязгнул о доску, – пошло дальше. Светящиеся точки одна за другой исчезли. Время
ржавой пилой тянулось по натянутым нервам. Наконец в примыкающем к амбару курятнике
закричал петух, вор чуть слышно заскулил, и я, опомнившись, убрала затекшую руку с его
затылка.
– Что это было? – сдавленно прошептал Менес.
Я поморщилась, растирая руку:
– Волки.
– Шутите? – изумился он.
– Нет.
Мне и впрямь было не до шуток. Тварь, выжившая волков, активно использовала их охотничьи
угодья.
– Зачем же мы от них прятались? – задним числом расхрабрился вор, вставая и тщательно
отряхивая соломинки с черной куртки. – Или ваше колдовство годится только для ярмарочных
фокусов?
– Да затем, – я села и устало прислонилась спиной к двери, – что сегодняшний запас
колдовства был истрачен на перевоспитание одного преступного элемента. Впустую, похоже,
истрачен…
Вор размашисто дернул за ручку и пошатнулся от неожиданности. Снаружи неподкупно лязгнул
замок.
– Выпустите меня! – неуверенно потребовал он, оглядываясь.
Я равнодушно пожала плечами:
– Не могу. Скажите спасибо, что впустила.
– Что же нам теперь делать?
– Ждать, – мрачно отозвалась я, устраиваясь поудобнее, – пока ко мне не вернутся силы
– И долго?
– Не знаю. Час, два. Ночью труднее колдовать.
– А если нас застукают?! До рассвета рукой подать, вдруг хозяину приспичит с утра пораньше
обойти дозором частную собственность?!
– Раньше надо было думать, – окончательно разозлилась я, – вы сюда так активно стремились,
вот теперь сидите и радуйтесь! Пощупайте борону, набейте карманы зерном – не представляю,
что еще вы собирались красть в амбаре.
– Не собирался я ничего красть! – обиженно запротестовал вор, присаживаясь на корточки
рядом со мной. – Мне замок приглянулся…
– Полагаю, веревочная петля тоже не оставит вас равнодушным?
Вор ненадолго притих, обдумывая ситуацию. Потом с надеждой предложил:
– А давайте притворимся, будто мы… уединились?
– С вами?! Предпочитаю деготь. И уберите руку из моего кармана, пока она не осталась там
навсегда!
– Ой, простите, я машинально! – искренне удивился он, выдергивая руку. – Так как насчет
моего предложения? Пятьдесят пять процентов, а?
– Я, конечно, польщена, но вынуждена отказаться. Боюсь не оправдать столь высокого
доверия, – оскальзываясь и увязая, я с трудом вскарабкалась на стог и растянулась поверх
душистого сена, решив вздремнуть часок-другой. – И учтите, Менес, со следующего места
преступления вы уползете или ускачете, смотря какое заклинание придет мне на ум первым.
Вор благоразумно промолчал. Предложи он мне шестьдесят процентов, я бы придушила его
голыми руками.
#ОльгаГромыко
Нет комментариев