Предыдущая публикация
Кровища, баба, казаки: как запорожцы к России присоединялись
6 апреля 1654 года была издана жалованная грамота о принятии Области войска Запорожского в российское подданство. Перед этим, 19 октября 1653 года, в Малороссию из Москвы отправилось большое посольство во главе с боярином Василием Бутурлиным с целью принятия присяги от запорожских казаков. Решение принять казаков в русское подданство Земский Собор вынес восемью днями ранее –11 октября 1653 года, после обращения Богдана Хмельницкого к царю Алексею Михайловичу. Присягнули запорожцы на верность России 8 января 1654 года.
Предшествовала же этим событиям самая настоящая «Санта-Барбара».
А началось всё с конфликта между двумя панами из Речи Посполитой — Хмельницким и Чаплинским. Корни конфликта уходят аж в 1596 год, когда была создана униатская церковь. Эти самые униаты, сохранившие православный обряд, но признавшие католические догматы и власть Папы Римского, начали рьяную борьбу с православной церковью, которая не собиралась сдавать позиции. Борьба с православием автоматически означала и борьбу с русскими — Россия тогда была главным конкурентом Польши в вопросе влияния в Восточной Европе. Вот и получился в Речи Посполитой конфликт, причём сразу религиозный, национальный и классовый.
Что любопытно, до польско-литовской унии в Великом Княжестве Литовском никакой борьбы с русскими не было, а католики и православные вполне мирно сосуществовали. Но Великое Княжество Литовское было-то фактически русским, вот и жило себе в конфессиональном согласии, поляки же… Вот что писал о них англичанин Сэмюэль Коллинз, служивший врачом у Алексея Михайловича, царя Российского:
— «Нажив себе огромное состояние разорением бедных и ограбив иностранцев, они думают, что загладят злые дела, если построят церковь и снабдят ее множеством дорогих икон и колоколами; это кажется им богоугодным делом и действительно было бы таковым, если бы совершено было во славу Божию, а не из своекорыстия или тщеславия»;
— «Поляки самый скверный народ, с каким мне говорить удавалось: они горды и дерзки, чрезвычайно самонадеянны, беспрестанно превозносят Польшу на счет всех других Государств; тщеславны и расточительны в обществе, роскошны в одежде, богато украшают конские сбруи, учтиво и гостеприимно обходятся с иностранцами, покуда не покажут им всего своего богатства и не напьются с ними раза два пьяны; а после, как Валлийцы, стараются от них избавиться»;
— «Они преданы пьянству больше, нежели Русские, и так беспокойны бывают пьяные, что у всех почти Дворян остаются на теле рубцы, которые они носят как знаки отличия, приобретенные в битвах Вакховых (в пьяных драках)».
Усугублялась ситуация и тем простым фактом, что в Речи Посполитой была, конечно же, монархия, но фактически всё решал Сейм, а у каждого, даже самого захудалого, шляхтича было право вето: дурдом творился знатный.
По этому вопросу вновь обратимся к Коллинзу: «Короля их можно назвать Rex Bacchatorum (Царь неистовствующих); потому что на их Сейме, когда уже все согласятся в каком-нибудь предположении, один несогласный может противоречить и остановить дело, положив руку на саблю… Король ничем не лучше нарисованного весла, которое только кажется, будто правит ладьею». Рассказывая о роли короля у поляков, английский доктор подытоживает: «Что до меня касается, то я лучше бы согласился быть мужиком во Франции, нежели королем в Польше».
И сказались эти польские национальные особенности, как ни странно, больше всего на казачестве, кое тогда делилось на городовых и окраинных казаков.
Городовые жили, как понятно из названия, в городах, оседло, служили королю, выбирали гетмана.
Окраинные же жили на островах за днепровскими порогами (потому и запорожские), были эдакой вольницей с суровыми законами, запретом на привод в Сечь женщин, большую часть времени проводившие в походах, в основном грабительских. Польский король даже считал, что эти казаки ему подчиняются. Фактически же именно запорожцы и стали главными противниками властей внутри страны. Это и не удивительно: они как раз были православными, да ещё и не принимали католиков да евреев. А руководили ими атаманы.
Польские власти ,в отличие от короля понимающие, что казаки всё же сами по себе, пытались их хоть как-то подчинить, для чего даже проводили переписи казачков. Как итог – появилось так называемое реестровое казачество, состоящее на королевской службе и получавшее жалование. Вместе с ними существовали казаки выписные — не состоящие на службе и денег не получавшие. Отношения между реестровыми и выписными, вполне ожидаемо, были далеко не мирные.
Подчинили казаков? Не-а! Такое положение дел привело к постоянным восстаниям против поляков, которые, в итоге, вылились в одно общее движение, которое возглавил мелкий (но очень уж не глупый и ещё более хитрый) шляхтич Зиновий Хмельницкий. Возглавил не из какого-то чувства особого патриотизма, а скорее от обиды.
Человеком он был с весьма интересной и богатой на события жизнью. Сын сотника, он окончил иезуитский коллегиум, повоевал с Турцией, побывал рабом в турецком плену, повоевал ещё — на этот раз против России, даже спас короля от пленения под Москвой, за что получил золотую саблю, потом поучаствовал в очередном казачьем восстании, после подавления которого был понижен в звании до сотника, но потом стал войсковым писарем.
Пользовавшийся уважением у короля Владислава IV, Хмельницкий не раз передавал тому жалобы от казаков, король же, в свою очередь, посвящал Зиновия в некоторые свои планы. Одним из таких планов стало намерение использовать казаков для начала новой войны с Османской империей, за что казачество восстанавливалось во всех правах, что было указано в королевской грамоте. Казалось бы, повоюют казачки, разобьют турок, да заживут-запануют! Но Сейм сего плана не одобрил, грамота оказалась бесполезной бумажкой, но, на всякий случай (и вскоре случай как раз представится) хранилась у казацкого старшины Барабаша.
Так бы и жил себе Хмельницкий, попивая пиво с королём да передавая тому казацкие жалобы, но, в один далеко не прекрасный для Зиновия день, чигиринский подстароста поляк Чаплинский напал на хутор Хмельницкого, разграбил его, засёк до смерти сына и угнал сожительницу Зиновия Гелену, с которой быстро обвенчался по католическому обряду.
Хмельницкий обратился в суд — там над ним посмеялись и назначили мизерную суму, не покрывавшую и десятой доли ущерба; обратился к королю — тот заявил, что казаки сами способны за себя постоять; Сейм же вообще обвинил его в заговоре и порешил заключить в тюрьму. Помогло заступничество Барабаша.
В общем, Хмельницкий, что не удивительно, на всё это обиделся, выкрал у Барабаша ту самую королевскую грамоту (чтоб придать восстанию легитимность, да и король же сказал, что сами постоять за себя могут) и повёл казаков с острова Томаковка на других казаков, чья Сечь была недалеко от современного Никополя. Повоевали они, правда, только с польским гарнизоном, а сечевики заявили, что «воевать казаками против казаков — все равно что волком пахать» и присоединились к Зиновию. Стали к нему присоединяться и другие казаки. Случилось это всё в 1648 году.
В том же году он отправился на переговоры с крымским ханом, после которых в хронике придворного летописца появилась запись о намерении Хмельницкого принять ислам. Переговоры, кстати, прошли успешно: казаки получили поддержку крымских татар. Уже к концу 1648 года Хмельницкий, трижды разбив поляков, въехал в Киев.
Параллельно шли переговоры с Россией, в результате которых Москва обязалась не помогать полякам в борьбе с казаками (хотя по договору должна была), казаки пообещали не только не помогать крымским татарам воевать с Россией, но и сообщать об их планах (хотя были их союзниками), а в случае военных неудач и преследований со стороны поляков казаки могли укрываться на территории России. Заодно казакам помогли деньгами, хлебом и оружием.
Поляки, коим казаки капитально прищемили хвост и у которых как раз сменился король (а новым королём Ян Казимир стал не без помощи Хмельницкого), в начале 1649 года отправились на переговоры и предложили Хмельницкому (тогда уже получившему прозвище Богдан — Богом данный) гетманское звание и перемирие, причём условия были крайне просты: казаки складывают оружие и возвращаются к своим панам. Зиновий как бы согласился, но казаки-то хотели куда больше и люто ненавидели поляков. Короче, на Варшаву казаки не пошли. Но не из-за своих обещаний, а по причине распутицы. Дороги в Польше тогда были лишь направлениями.
Примерно в то же время Хмельницкий вернул себе Гелену и обвенчался с ней. При живом- то Чаплинском. Тогда же он написал письма с заверениями верности и покорности польскому королю, крымскому хану и турецкому султану. Такую вот хитрую дипломатическую игру вёл.
А война продолжилась. Решающее сражение должно было произойти в августе 1649 года — у казаков были все возможности окончательно разгромить поляков, но тут свои договорённости нарушили крымские татары — просто не явившись на битву. Пришлось всё же заключать мир, правда на довольно мягких условиях, с помилованиями и прочими автономиями, да ещё и внесением в реестр 40 тысяч казаков.
Тут-то и крылась главная проблема: войско хмельницкого оказалось больше, всем места в списках не хватило. В общем, опять начались восстания и бунты, Хмельницкий сбился с ног в попытках утихомирить подконтрольные территории, но масла в огонь подливали и обнаглевшие поляки, начавшие откровенно плевать на мирный договор. Наплевали настолько, что решили покончить с казацкой автономией и развязали уже новую полноценную войну. Причём требовали воевать до тех пор, пока «вся земля не покраснеет от казацкой крови». Короче, на истребление казаков.
Хмельницкий оказался в весьма неприятном положении, вновь пошел на союз с татарами, потеряв при этом значительную часть популярности, но получив поддержку православной (!) церкви. Заодно пригодились и написанные ранее письма — турецкий султан вдруг решил помочь своему «вассалу». В России же в это время одобрили присоединение запорожцев, но помогать хитрозадому богдану не шибко торопились.
Летом 1651 года войска Хмельницкого были разбиты, началось подписание нового мирного договора, однако же опять влез Сейм — шляхта решила всё же добить казаков. Решила напрасно: спустя всего год Хмельницкий таки разбил поляков. Да ещё и устроил массовую казнь пленных: кого-то обезглавливали, кого-то потрошили… О времена, о нравы! По разным оценкам такая участь постигла от 5 до 8 тысяч поляков, среди которых, естественно, основную массу представляли шляхта и прочие аристократы. Вся эта вакханалия проходила на фоне постоянного оттока православного населения в Россию, голода, карательных походов поляков и прочих непотребств.
Хмельницкий быстро смекнул, что независимость равна погибели и начал выбирать куда податься. Рассматривались варианты примирения с католиками-поляками, получение протектората от мусульман-турков или мусульман-татар. Фактически этот выбор носил лишь формальный характер – население-то бежало в Россию.
Вот и начались обращения, посольства, переговоры, по итогам которых исконно русские земли вновь вошли в состав России. Однако же на этом всё не закончилось и такое положение дел продлилось недолго. Но это уже другая история.
P.S. А что с Геленой? А Гелена в 1651 году была заподозрена в супружеской неверности, растрате средств и связи с казначеем, после чего была повешена сыном Хмельницкого Тимошем.
Следующая публикация
Комментарии 13