В этот дом я приехала умирать. Надеюсь, муж и дети об этом догадались. Они говорили мне, что лучше остаться дома, что тут врачи, больницы и лекарства, но я стояла на своем. Я просто устала. Уже несколько лет меня не было. Была моя Ее Величество Опухоль. Именно так, с большой буквы и все носились именно с ней, как с английской королевой, уговаривали ее уйти в отставку, сгинуть, передать правление моим телом мне самой, но она сопротивлялась. От меня отрезали кусочек за кусочком и я не то, чтобы слабела, я исчезала, растворялась в больничном воздухе, растворялась в лекарствах, моя кожа истончалась от гелей и пенок. Я умирала и никто не мог с этим ничего поделать, только уговаривали, подбадривал
«ЗА САШУ…»
События, о которых пойдет речь, произошли зимой 1943–44 годов, когда фашисты приняли зверское решение: использовать воспитанников Полоцкого детского дома № 1 как доноров. Немецким раненным солдатам нужна была кровь. Где её взять? У детей.
Первым встал на защиту мальчишек и девчонок директор детского дома Михаил Степанович Форинко. Конечно, для оккупантов никакого значения не имели жалость, сострадание и вообще сам факт такого зверства, поэтому сразу было ясно: это не аргументы. Зато весомым стало рассуждение: как могут больные и голодные дети дать хорошую кровь? Никак. У них в крови недостаточно витаминов или хотя бы того же железа. К тому же в детском доме нет дров, выбиты окна
Мне полвека. Я довольна. Про итоги? Что вы, рано. Если честно, из итогов только то, что дважды мама... Остальное все на взлете: йога, счастье, настроенье, мне по-прежнему неймётся - много планов и сомнений. Есть мечты (они вернулись), и людей люблю как прежде.
Будут дальше и паденья, и обиды, и надежды. Все, что раньше не свершилось, обязательно случится, я ведь очень чётко слышу - счастье в дверь мою стучится.