Наталья Зюряева (Мокренко)

Зал автовокзала порадовал. Совсем другой – современный ремонт, чистота. Но вместе с тем вселил тревогу – давно она тут не была. Она отлично помнила, как выглядел автовокзал, когда она уезжала – старые окна с потрескавшимися подоконниками, деревянные скамьи, урны, загаженные окурками. А сейчас вполне цивилизованно. Она даже взяла тележку для багажа, поставила туда две своих тяжелых поклажи и коляску.  – Садись сверху, – подхватила Машку и усадила ее на мягкую бордовую сумку.  Пусть поразвлекается, покатается, до их автобуса в родной поселок Загорное ещё почти два часа. Придется ждать. И все вроде хорошо: Машка веселая, буфет приличный, кофе даже нормальный, но внутренняя дрожь нарастала и нарастала.  Когда-то она уезжала отсюда с полной уверенностью, что не вернётся. Уезжала из провинции, из дыры, от нравоучений матери и сестры.  – Мне ничего от вас не надо! – заявляла матери тогда.  И была уверена в своих словах. И сейчас возвращалась, переступив себя. Мамы уже нет. Приезжала она после

-Ленка, Леен, - под окном пятиэтажки с хлопающей и не держащейся толком дверью подъезда, стоит мальчишка с велосипедом и задрав голову кричит кому -то. -Ленаааа, Лен... -Я сейчас поору кому-то,- высовывается в окно грозный мужик в синей майке, - а ну брысь. -Я не вас звал, Ленкааа... -Да это что- такое, - выглядывает в другое окно женщина в ночной рубашке и в бигудях,- суббота же, у людей выходной. -Да замолчите вы уже, - кричит в окно длинный, лысый мужчина, - ну что такое, а? Я всю ночь не спал, только задремал, а тут... -Ленкааа, ну ты скоро там? Подъездная дверь скрипнула, ухнула и на улице появилась девчонка, в лёгком платье, с авоськой, в которой что -то лежало завёрнутое в пергамент. -Привет, ты что так долго, проспала? -Нет, я бутерброды делала, - невозмутимо говорит девочка, пристраивая авоську с бутербродами сзади велосипеда, на багажник. Затем усаживается на рамку и мальчишка сделав крутой поворот, развернувшись крутит педали. -Хулиган, - кричит нервный человек. -Да дайт

У каждого есть своя собственная, неповторимая сказка. Есть ... С волшебными мгновениями, неожиданными чудесами и приключениями.  Но мы боимся чудес и волшебства. Вернее, остерегаемся, хмурим брови. Как бы эти приключения не обернулись в злоключения ... Реальность – это ж вам не хиханьки, она бывает и опасна.  А ещё знакомые пугают "Ты знаешь, был такой случай..." И телевизор – "будьте осторожней, кругом мошенники." Не до сказочек. И вот уж стирается восприятие окружающего, как чего-то счастливого, благодатного и сказочно-прекрасного, зашторилось страхами...  Валентине Николаевне для счастья всегда не хватало самой крошечной малости. Поспать бы чуток подольше, забот бы чуть поменьше, бессовестно позволить бы себе чуть побольше сладкого, чуть больше отдыха и чуть больше хулиганства... А ещё – эх, закинуть бы ножку на любимого... Стоп-стоп! Ишь, куда старушку понесло! Вот она – пресловутая свобода и любовь к сказочности. Это уж точно не про нее – стыдоба и думать-то. Дама за шестьдесят

Мать Витьку в очередной раз осмотрела, вроде чистый. Она всегда тщательно заставляла умываться, чистить зубы в два раза дольше, мыть тщательно шею и уши. - Ботинки, Витюша, ботинки почисти. -Я чистил, мама. -Ещё почисти, ну. Витя, чтобы не огорчать маму, опять прошёлся щёткой с ваксой по ботинкам. -Ну вот, - мама сморщилась, придерживая одной рукой большой живот, пригладила Витьке чёлку, - ну беги, беги. Долго не засиживайся там, не надо надоедать. -Хорошо, мама. Витька вышел, оглянулся на окно, помахал маме рукой. Сел в трамвай и поехал, ехать пять остановок, вот здесь выйти и войти во двор, в арку, дальше во второй подъезд, третий этаж, Витька знал наизусть этот маршрут. -Эй, слышь, - мальчик услышал свист, - чё оглох...паря, -к нему подошёл вразвалочку пацан, толстый, с сытой, гладкой мордой, они все здесь такие, какие-то толстые и сытые. В Витином дворе пацанва и девчонки худенькие, послевоенные, словно ростки травы, что лежали всё лето под доской, доску ту уберёшь, они там леж

-Уходи, говорит, нету силов моих, мадамовских терпеть всё это безобразиё, вот так -то. -Та ты, штооо? -Нууу. -Ковось? Хто уехал? -Та никто не уехал, иди Клава, иди. -Хто прилетели? Грачи? Так они ишшо, на той неделе, подикось, прилетели. Осень уже скоро, Клавдия, каки – таки грачи… У магазина стоят три бабушки, одна совсем старенькая, глуховата, она выпростала ухо из-под платка и внимательно слушает о чём говорят две её товарки. А обсуждат они то, как Галка Борисова, своего Василия выгоняла. -А вот, так-то разобраться, ить он, Васька, неполохой мужик. -Неплохой, та только странный он с бусорью немного. -А хто стоить у порога? Нешто Николай за тобой приходил? Ты, Улька гляди...утянеть за собой, - говорит бабушка Клава. -Тьфу на тебя Клавлия, иди уже домой. -Ковой, ковой? -Домой иди, говри, - кричит в самое ухо старушке, третья бабушка, - там уже Кузьмич ругается, выходил семь раз на дорогу, тебя глядел, он девчонка прибегала, соседская тебя кликала. -Ну вас, вас не переслушать, а мин