Светлана Коровина

В тот вечер воздух в квартире был пропитан запахом дешевого лака для волос и несбывшимися надеждами. Нина стояла перед зеркалом в прихожей уже битый час. На ней было то самое синее платье. Она купила его три дня назад в торговом центре на окраине, отстояв очередь в примерочную. Ей казалось, что этот глубокий сапфировый цвет делает её глаза ярче, а простой крой скрывает усталость после рабочих смен в бухгалтерии. Она поправила выбившуюся прядь и улыбнулась своему отражению. Сегодня всё должно было измениться. Юбилей свекрови, Елены Сергеевны — это не просто праздник. Это шанс. Шанс стать частью семьи по-настоящему. Пять лет брака с Олегом прошли как на пороховой бочке: вечные упреки его матери, её поджатые губы, взгляды, полные снисходительного презрения. Но 55 лет — дата круглая, дата примирения. Нина даже купила подарок — дорогой набор постельного белья из египетского хлопка. На него ушла половина её премии, но она знала: Елена Сергеевна ценит качество. — Олег, ну сколько можно копать

— Танюша, ты думаешь, на новом месте котов не водится? Переедем, и заведешь себе другого! Я же мебель в квартире оставляю, не тащу ее с собой. — Кот не мебель! Он – семья! Таня любила его. — Холодный человек твой Сережка! — вздыхала мама. — Он просто сдержанный, — возражала Таня. — Ага, такой сдержанный, что рядом с ним цветы инеем покрываются. — Ты его просто не знаешь. — А ты знаешь? — Знаю. — Плохо знаешь, значит. Мне не веришь, Гошу спроси. Коты в людях никогда не ошибаются. — Гоша его тоже плохо знает, — Таня защищала Сережу до последнего. Любовь зла... ***** Серый полосатый Гоша Сергея видел до самых печенок. До самого его маленького, расчетливого сердца. Но пока Сергей ему не мешал, Таню не обижал, Гоша деликатно не лез в дремучие дебри человеческих душ. Тем более, что кое-чем кот был Сергею обязан. Именно его расчетливость и позволила Гоше обрести Таню и дом... Сергей сначала завел Таню. Именно завел, взвесив все за и против. Последним аргументом стал Гоша, как это ни удивител

Таня стояла у кухонного стола, аккуратно нарезая картошку и морковь на удивительно ровные кубики, словно именно от их формы зависел вкус будущего оливье. Запах варёных овощей смешивался с ароматом жарящегося мяса, которое мама переворачивала на сковороде. Из комнаты доносился басистый голос отца — он, как всегда, ворчал на запутавшуюся гирлянду, хотя каждый год говорил, что «в этот раз всё аккуратно сложил». Весь дом был наполнен той самой предновогодней суетой, которую Таня любила всеми фибрами души, — чуть суматошной, но удивительно тёплой. Она на секунду замерла, приподняв голову от нарезки, и с улыбкой посмотрела на мужа. Кирилл носился по комнате в маске волка, пытаясь поймать детей, которые визжали, спасаясь за диваном. Старшая, Лиза, ловко пряталась, будто маленькая лиса, а младший, Гоша, ещё путался в собственных ножках, но отважно пытался догнать сестричку. Таня вдруг с особой нежностью и теплотой подумала, что когда-то всё это — их общий дом, общий Новый год, общие дети — к

Осенний ветер бил в лицо мокрой крошкой, заставляя Веру плотнее кутаться в бежевое пальто, которое она купила на распродаже три года назад. В правой руке она сжимала кожаную папку, словно внутри лежал не ворох бумаг с печатями, а детонатор от бомбы замедленного действия. Мимо проносились машины, обдавая тротуар грязными брызгами, где-то вдалеке визжала сирена скорой помощи, создавая тревожный фон для её решительного марша к нотариальной конторе. Телефон в кармане вибрировал уже третий раз за минуту, настойчиво, требовательно, как капризный ребенок, требующий конфету прямо сейчас. Вера на ходу достала аппарат, мазнула взглядом по экрану: «Зинаида Андреевна (Свекровь)». Сообщение: «Верочка, я уже присмотрела шторы в ту комнату, бежевые, как ты любишь, скинь Диме денег, он оплатит». Вера усмехнулась, но улыбка вышла кривой, похожей на судорогу, потому что перед глазами на секунду всплыла картина месячной давности: её любимый, дорогой блендер, исчезнувший с кухни. — Ой, Вер, ну тебе зачем

— А почему моей дочери нет за столом? — прогремел голос отца, когда он переступил порог нашей питерской квартиры. Стол ломился под тяжестью угощений. Ёлка сверкала, отражая огни в хрустале, а его дочери здесь не было. — А я ее выгнал, — ухмыльнулся муж. — Бесит мою маман. Свекровь сидела рядом, словно восседала на троне победителя. Мой тихий, обычно невозмутимый отец, молча достал телефон. То, что он сделал в следующее мгновение, навсегда стерло самодовольную усмешку с лица свекрови. А началось все за два дня до этого. 29 декабря, утро, меня разбудили настойчивые тычки в плечо. Артём тряс меня, требуя немедленно встать и собираться на вокзал. Его мать, Галина Петровна, снизошла до того, чтобы из Пскова прибыть и встретить Новый год с нами. И, как объяснил муж, натягивая свитер, благоверная жена должна встречать свекровь лично, с поклоном. Я взглянула на часы. Восемь утра. За окном еще кромешная тьма, а поезд прибывает только в 9:30. — Артём, мы доедем за полчаса, — попыталась я воззва