(Сокращённый вариант главы из пока недописанной книги по истории ниндзя)
Военно-философская мысль Древнего Китая имела достаточно долгую историю развития. Прежде чем сложился классический канон из семи трактатов и школа стратегии – Бин-цзя, военная мысль существовала в рамках основных философских школ эпохи Чжаньго, т.е. конфуцианства, даосизма, легизма, моизма.
Древний Китай не был единым государством. Он был разделён на ряд царств, правители которых, осознавая необходимость централизации власти, вели между собой ожесточённую борьбу за гегемонию в Поднебесной. Война стала неотъемлемой частью жизни общества, что привело, во-первых, к выделению военного искусства в самостоятельную сферу деятельности: появились профессиональные полководцы, обладавшие необходимым опытом и знаниями, и военные советники шуйкэ. Во-вторых, к необходимости философского осмысления феномена войны, её причин и способов достижения мира. Если в периоды Шан-Инь и Чжоу война имела мифологическое объяснение и рассматривалась как служение культу предков, как специфическая форма человеческого жертвоприношения, то в период Чуньцю, древними китайцами была осознана связь войны с политикой и экономикой. И первым кто из древних китайцев осознал такую связь, был Конфуций. Отечественный востоковед Н. И. Чуев, исследовавший историю становления древнекитайского искусства стратегии, основоположником этого искусства называет Конфуция. Он пишет:
«Именно он (Конфуций) заложил основы понятийного аппарата для анализа явлений войны и мира, первым стал искать источники войны внутри человеческого общества. Он включил военную теорию, как часть в своё политическое учение, результатом чего в военных взглядах Кун-цзы стали превосходить политические средства в войне над собственно военными; больший интерес к стратегии, чем к тактике; определение характера войны (справедливый или несправедливый) в зависимости от того, добродетельный или недобродетельный правитель её ведёт».
Как видно, несмотря на то, что конфуцианство любой частный конфликт, и тем более войну, считало проявлением грубости, и невежества, сам Конфуций не был пацифистом. Он оправдывал «справедливую войну», которая ведётся для защиты государства от внешней агрессии. Так, же он не видел ничего предосудительного, в военной компании, ведшейся для усмирения бунтовщиков и наказания преступников. Однако, многие его позднейшие последователи, выступали как противники всяких войн.
Мо-цзы, учившийся в молодости у конфуцианцев, но порвавший с ними, провозглашал принцип «всеобщей любви». Этот принцип Мо-цзы, был ближе к «разумному эгоизму» нигилистов XIX в., чем к христианскому идеалу жертвенной любви, так как Мо-цзы учил, что любить ближних выгодно, и если все будут любить друг друга, то это будет выгодно обществу. Он проповедовал отказ от армий, источником войн считал эгоизм и тщеславие правителей, в тоже время признавал необходимость защиты государства и большое значение придавал строительству и обороне крепостей.
Школа законников (легистов) – фа-цзя, во главу угла ставившая принцип абсолютной власти правителя, рассматривала общество, как некое подобие хорошо сплоченной армии. Они переносили на гражданскую сферу все основные понятия, связанные с военной сферой. Военному делу давали стройное теоретическое обоснование: разрабатывали систему управления армией по методу поощрений и наказаний, обосновывали необходимость войны экономическими причинами. Они провозглашали принцип единоначалия в обществе, унификацию всех сторон его жизни, ратовали за всеобщую воинскую повинность, превращающую все мужское население в солдат. Главным принципом легисты провозглашали закон (отсюда их название). Причём закон, по их мнению, должен обеспечивать не права граждан, а безопасность правителя и абсолютность его власти. Легисты не видели ничего дурного в доносительстве, большое значение придавали созданию службы политического сыска и шпионажа. Их идеи оказали немалое влияние на развитие древнекитайской военной науки, у того же Сунь-цзы, можно увидеть и принцип иерархичности, и большое внимание к наградам и наказаниям в армии, поддерживающим боевой дух солдат, и гарантирующим соблюдение строгой дисциплины, и больше внимание к организации шпионажа, пренебрежение которым Сунь-цзы считал «верхом негуманности».
Но большее влияние на становление военной науки, из всех философских школ доциньского Китая, оказал даосизм. Идеалом Лао-цзы был возврат к естественной простоте, которую человек потерял, создав цивилизацию. Нарушение первобытной гармонии в человеческой природе (отход от Дао), повлекло нарушение гармонии в обществе. Именно, цивилизация, по мнению Лао-цзы, является источником войны и всех прочих бедствий. Следование единому всеобщему закону мироздания (Дао), возвращает гармонию в государство, превращает само государство из геополитического образования, в одну большую семью. Поэтому мудрый правитель всегда сообразуется с Дао, просчитывает, наперёд все свои ходы, взвешивая и рассматривая со всех сторон каждое своё решение – не нарушит ли оно гармонию в обществе, укрепит ли государство, не приведёт ли к плачевным последствиям? Из этой идеи следования Пути (Дао), ради сохранения гармонии в обществе вытекает и крайний пацифизм Лао-Цзы. Война для него является крайним «нарушением гармонии». В «Дао дэ цзин» сказано:
«Когда в стране существует Дао, лошади унавоживают землю; когда в стране отсутствует Дао, боевые кони пасутся в окрестностях».
В трактате «Вэнь-цзы» говорится:
«Яростные сражения и многие победы – верный путь к гибели государства».
В тоже время, не смотря на весь пацифизм даосизма, если война оказывалась неизбежной, то даосы одобряли оборонительную войну. Казалось бы, как возможно, совместить крайний пацифизм, вытекающий из самой сути этого учения, и признание необходимости обороны государства? Даосы нашли решение этого вопроса – необходимо силе и агрессии противника, противопоставить собственную мудрость. «Покорять страну противника не сражаясь» – основной принцип учения Сунь-цзы, целиком и полностью основан на даосской идеи податливости и «недеяния» (У-вэй). Войну необходимо вести с минимумом людских потерь и материальных затрат, заканчивая её как можно скорее, ибо затяжная война с большим количеством потерь способна разорить государство и привести его к гибели. Отсюда даосы уделяли огромное внимание предварительным расчётам, составлению планов, обманным манёврам и хитростям. Само понятие «стратегия» (люэ) можно трактовать как «хитрость», «обман». И в этом обмане не было ничего аморального, и даже не потому, что это был обман противника, просто стратег, совершающий действие при помощи «недеяния», позволял ситуации развиваться естественным образом, не мешая «естественному ходу вещей». Если противник яростен и гневлив, то это совершенно естественно, что в ходе сражения он будет поддаваться своему гневу, и совершать бездумные и опрометчивые действия. Если он труслив и слаб, то даже видимость силы противника, который на самом деле так же слаб, как и он, заставит его отступить. А потому: «Если можешь что-либо показывай, будто не можешь. Его пустоте, противопоставляй свою полноту». Понятия «пустоты» и «наполненности» у Сунь-цзы, также имеют даосские истоки. В его интерпретации «пустота» – это слабость армии, отсутствие в ней дисциплины, проблемы с провиантом и материальным снабжением. Под «полнотой» понимаются сильные стороны. Стратег должен знать свои сильные и слабые стороны, уметь вовремя «пустоту» превращать в «полноту». Также он должен уметь видеть «пустоту» и «полноту» у противника, прятать от него свои слабые стороны и его «пустоте», например проблеме с провиантом, вовремя противопоставлять свою «полноту». Показывая противнику свою мнимую «пустоту» там, где у стратега «полнота», можно манипулировать противником, заманивая его выгодой. Таким образом, как можно видеть, даосизм оказал значительное влияние на основные положения учения Сунь-цзы.
Сунь-цзы
В «Исторических Записках» (Ши цзи) древнекитайского историка Сыма Цяня, о Сунь-цзы говорится следующее:
«Сунь-цзы [по имени] У (Воинственный), был уроженцем княжества Ци. Свой труд о законах ведения войны он представил на рассмотрение ускому вану Хэ Люю. Хэ Люй сказал: «Ваш [труд в] 13 главах я полностью рассмотрел. Нельзя ли устроить маленькую проверку вашего умения управлять войсками?» [Сунь-цзы] ответил: «Можно».
Проверка оказалась насмешкой, за которую Хэ Люй дорого поплатился. Вместо профессиональных воинов из личной гвардии, Хэ Люй предложил Сунь-цзы управлять «войском», состоящим из женщин царского гарема. Он велел созвать всех своих наложниц, облачить их в доспехи и выдать им оружие. Сунь-цзы же, должен был провести учение и добиться от женщин безоговорочного выполнения приказов. Командирами отрядов, были назначены две любимые наложницы Хэ Люя. Учения начались со строевой подготовки, которая быстро оказалась сорванной. Вместо того, чтобы подчинятся приказам Сунь-цзы, и поворачиваться на лево и на право, женщины начали смеяться. Разгневавшись, Сунь-цзы сказал: «Если распорядок не ясен [и] команды не усвоены – это вина военачальника, [но] если распорядок уже ясен, но ему не следуют – это вина командиров», и велел казнить командиров отрядов – двух царских наложниц.
«Уский ван, наблюдавший за происходящим с террасы своего дворца, очень испугался, увидев, что собираются казнить его любимых наложниц. Он поспешно послал вниз гонца с распоряжением: «Я уже убедился, что вы, полководец, умеете управлять войсками, но без этих двух наложниц мне еда не будет сладка. Я не хочу, чтобы их казнили». Сунь-цзы ответил: «Я уже назначен командующим. [Когда] командующий находится в войсках, не все приказы правителя являются [для него] обязательными».
Когда двух наложниц казнили, устрашённые женщины стали как одна выполнять приказы Сунь-цзы. «Тогда Сунь-цзы послал гонца доложить вану: «Войско уже приведено в порядок. Ван может спуститься для личной инспекции. Как бы правитель ни пожелал использовать его, оно пойдёт в огонь и в воду».
Хотя Хэ Люй был очень недоволен тем, что пришлось казнить его любимых наложниц, но сделал Сунь-цзы командующим своей армией. Заканчивая своё повествование о Сунь-цзы, Сыма Цянь пишет:
«На западе [усцы] разбили сильную чускую [армию и] вступили в столицу Ин, на севере создали угрозу Ци и Цзинь. [Так Хэ Люй] прославился среди чжухоу. Во всём этом есть заслуга Сунь-цзы».
Трактат Сунь-цзы «Искусство войны» («Сунь-цзы бин фа»), является самым известным и самым авторитетным среди трактатов военного канона «У-цзин ци шу». Несмотря на относительно малый объём и афористичную форму изложения, он давал пищу для размышления целым поколениям военных стратегов на всём Дальнем Востоке. Уже в древности он стал наиболее часто комментируемым, и если собрать воедино все его комментарии, то получится целая библиотека.
В то же время, уже в древности возникали споры относительно его авторства и датировки. Древнекитайские комментаторы, такие как Е Ши, Яо Цзи-хэн, Лян Ци-чао, обратили внимание на несоответствие наставлений Сунь-цзы условиям эпохи Чуньцю. В ту эпоху ещё не было больших государств и больших армий, о которых сказано в трактате. Советский историк Синицын, исследовавший этот вопрос, писал в своей статье «Об авторстве и датировке трактата «Сунь-цзы»:
«В 632 г. до н.э. состоялась битва при Чэнпу между армиями царств Цзинь и Чу, крупнейшая битва периода Чуньцю. В ней цзинская армия насчитывала не свыше 700 колесниц и 20 тыс. воинов, чуская армия была ещё меньше. Только в период Чжаньго армии стали многочисленными… Численность же армий, описанных в трактате Сунь-цзы, соответствует Чжаньго, а не Чуньцю».
Власть в государствах эпохи Чуньцю не разделялась на военную и гражданскую, а полководец был полностью зависим от мнения правителя и не мог действовать самостоятельно. Кроме того в книге «Цзочжуань» («Комментарий к «Чуньцю» Цзо Цю-мина), достаточно подробно описывающей события в царстве У этого периода, о Сунь-цзы ничего не говорится. В книге «Ханьшу» («История династии Хань»), упоминаются целых два трактата, авторами которых названы уский Сунь У и цинский Сунь-цзы. На этом основании комментатор Янь Ши-гу делает вывод, что автором трактата «Сунь-цзы бин фа» является Сунь-цзы из Цин, живший в период Чжаньго, и что под этим именем имеется в виду Сунь Бинь, которого Сыма Цянь называет потомком Сунь У. Этой версии придерживался, автор цитируемой выше статьи, Синицын. Современные китайские историки, придерживающиеся версии Сыма Цяня, анахронизмы в трактате объясняют поздними искажениями при переписке и редактировании. Умолчание «Цзочжуань» о Сунь-цзы, связывают с тем, что он был в царстве У человеком пришлым, и он был не полководцем, а всего лишь консультантом Хэ Люя по составлению военных планов. Из отечественных исследователей традиционной версии придерживался академик Н. И. Конрад.
Археологические находки, сделанные в 1972 г. в провинции Шаньдун, близ поселения Иньцюэшань положили конец вековым спорам об авторстве трактата «Сунь-цзы». В ханьском захоронении военного чиновника, относящемся ко времени между 140-118 гг. до н.э., были найдены связки бамбуковых дощечек с иероглифами. Оказалось что это тексты трактатов, среди которых были трактат «Сунь-цзы бин фа» и утерянный в древности трактат Сунь Биня, упоминаемый в «Ханьшу». Трактат не был никак озаглавлен и китайскими историками он был назван «Сунь Бинь бин фа» («Военное искусство Сунь Биня»). Вначале 2000-х, оба трактата: ранняя редакция «Сунь-цзы» и трактат Сунь Биня были переведены на русский язык известным китаеведом В. Малявиным.
Первый китайский шпион
Использование шпионов в Китае было известно задолго до Сунь-цзы. Он сам упоминал в качестве примера историю падения царства Ся, которое было результатом шпионской деятельности человека по имени И-инь, которого Сунь-цзы называет И Чжи, служившего князю Чэн-тану:
«В древности, когда поднималось царство Инь, в царстве Ся был И Чжи; когда поднималось царство Чжоу в царстве Инь был Люй Я. Поэтому только просвящённые государи и мудрые полководцы умеют делать своими шпионами людей высокого ума и этим способом непременно совершают великие дела». (Пер. Н.И. Конрада)
Видимо И-инь был первым в китайской истории шпионом. Во всяком случае, первым чьё имя сохранилось в исторических источниках. Что же нам известно о нём, и почему Сунь-цзы называет его человеком высокого ума? Древнекитайский историк Сыма Цянь, в третьей главе «Исторических записок» (Ши Цзи), пишет о нём следующее:
«И-иня звали А-хэн. А-хэн хотел служить Тану, но не знал как [устроиться к нему], тогда он сделался слугой у девушки из рода Ю-синь и стал носить на себе сосуды дин и кухонные доски цзу. [Начав] толковать с Таном о вкусе [пищи], он дошёл [до бесед] о путях правителя. Другие говорят, что И-инь был достойным человеком, не состоявшим на службе [у князя], и Тан послал людей пригласить и встретить его. Только приглашённый в пятый раз, [И-инь] согласился прибыть и служить Тану. [Он] рассказывал Тану о деяниях непорочных воинов и девяти властителей. Тогда Чэн-тан выдвинул [И-иня], поручив ему управление делами государства. [Затем] И-инь покинул Тана и направился в Ся, но возненавидел правителя Ся и вновь вернулся в Бо».
Как видно И-инь происходил из низшего сословия, но выделялся из крестьянской среды умом и талантами. Он сам видел несоответствие своего общественного положения своим способностям и амбициям и решил попытать счастья на государственной службе. Для того чтобы проникнуть в княжеский дворец и найти расположение Чэн-тана, он нанялся поваром к некоей девушке из рода Ю-синь, о которой было известно, что она должна в скором времени выйти замуж за князя. Когда И-инь, вошёл в доверие к князю, он смог постепенно подчинить его своему влиянию, и таким способом сделать политическую карьеру. Известно, что Чэн-тан сделал его своим наставником и советником в деле управления государством. Когда была свержена династия Ся, во многом благодаря И-иню воцарилась династия Инь. При Чэн-тане, И-инь был лишь «серым кардиналом», который своими советами, между прочим, весьма дельными, направлял политику Чэн-тана и предостерегал его от ошибок. Когда умер Чэн-тан и правителем стал его сын, И-инь, видя его малоспособным к управлению государством, и будучи раздражённым на него из-за его своеволия, удалил его от государственных дел, сослав в ссылку в дальнюю провинцию, и взял бразды правления государством в свои руки, став по-сути узурпатором. Неслучайно, что именно такой человек прекрасно справился со шпионской миссией.
Впрочем, Сыма Цянь и другие древнекитайские авторы, пытаясь создать образ конфуцианского мудреца и добродетельного царедворца, ничего не сообщают о его шпионской деятельности. Мэн-цзы даже отрицает, что И-инь проник к князю под видом слуги:
«Вань-Чжан задал Мэн-цзы такой вопрос:
– У людей есть молва, будто И-инь добивался расположение Чэн-тана своим умением забивать скот и готовить пищу. Так ли это было?
Мэн-цзы ответил:
– Нет, не так! И-инь возделывал землю и пустоши Юшэнь и наслаждался царившими там путями управления Яо и Шуня. Если бы вопреки той справедливости, за которую стояли Яо и Шунь, ему пожаловали Поднебесную, он пренебрёг бы ею; если бы вразрез с их путём управления ему предложили тысячу четвёрок упряжных коней, он бы не посмотрел на них; он не дал бы никому и не взял бы ни у кого ни былинки, вопреки той справедливости и того пути.
Чэн-тан послал к И-иню людей с шелками, чтобы пригласить его к себе на службу, и тот невозмутимо сказал им: «Для чего мне эти пригласительные дары Чэн-тана? Разве сравнить мою привычную жизнь средь полей, от которой исходит моё наслаждение путём управления Яо и Шуня, с предложенной службой при дворе Чэн-тана?»
Чэн-тан трижды посылал гонцов пригласить И-иня ко двору. Наконец, тот переменил свою речь наоборот: «Чем жить среди полей и находить в этом наслаждение в путях управления Яо и Шуня, не лучше ли побудить своего государя сделаться таким же, какими были Яо и Шунь».
Мэн-цзы пишет, что Чэн-тан рекомендовал И-иня Цзе-вану в качестве советника, чтобы тот помог ему управлять государством и научил его добродетели. Но Цзе-ван не послушался Чэн-тана и не принял И-иня. Тогда пришлось начать против него войну, чтобы свергнуть бездарного правителя и тирана. Сыма Цянь пишет, что И-инь просто оставил Тана и отправился в Ся, но потом вернулся обратно. Сунь-цзы же, упоминает о нём в контексте главы «Использование шпионов». Японский комментатор Сорай пишет следующее:
«Когда Тан-ван, поднявшийся из среды прочих князей, стал государем, И Чжи, почитавшийся им как наставник, находился в столице Цзе-вана и во всех подробностях знал положение противника. Поэтому Тан-ван так быстро добился успеха». (Конрад. Стр. 309).
Видимо Чэн-тан уже тогда находился во вражде с Цзе-ваном и для того, чтобы план с внедрением И-иня сработал, и Цзе-ван поверил, что И-инь собирается служить ему, он изобразил ссору с ним. В «Чжуцзы цзичэн» сообщается:
«Тан самолично выпустил стрелу в И-иня, и тот [как бы] убежал, спасаясь в Ся. Прошло три года, и он вернулся с докладом в Бо…»
Таким образом, как можно видеть, традиция использования шпионов имеет в Китае давнюю историю.
Присоединяйтесь к ОК, чтобы посмотреть больше фото, видео и найти новых друзей.
Нет комментариев