Ольга Баженевских (Самарина)

Он женился на ней не по любви, а по расчёту. Нужна была бесплатная работница, молчаливая и покорная. Вся Ольховка сговалась: «Глушков и порченую взял, совсем с ума спятил!» Но никто, даже сам Михаил, не знал, какая тайна хранится за пустым взглядом этой девушки и какой немой союз родится из этого брака по необходимости. Ветер гнал по улице села Ольховка колючую пыль, смешанную с прошлогодней трухой. Михаил Глушков, тяжело опираясь на самодельный костыль из корявой ольхи, стоял на крыльце сельсовета и ждал. Он не смотрел на редких прохожих, которые, замедляя шаг, кидали в его сторону взгляды, полные немого вопроса. Он смотрел на дорогу, уходящую за околицу, туда, где за старой покосившейся банькой, на отшибе, жили они — три «порченые». Идея жениться на одной из них созрела в нём прошлой бессонной ночью, после того как вновь заныла культя левой ноги, отнятой войной, а в доме в очередной раз закончились и дрова, и вода, и силы. Михаилу было сорок два. Он вернулся с германской в 1918-м не

Март 1944 года. Освобожденный концлагерь Озаричи. Среди погибших и едва живых людей стоит маленькая, пятилетняя девочка. На голове вместо платка — обмотанная мужская рубаха, снятая с замерзшего тела. Ее лицо — маска из грязи и страданий. Но в ее глазах — недетская мудрость и леденящий душу взгляд, в котором отразился весь ужас войны. Это Вера Курьян. В этот момент советский фотокорреспондент наводит на нее объектив, не зная, что этот снимок станет бессмертным символом трагедии и несгибаемой воли к жизни. Ее детство оборвалось в два года. Счастливая жизнь в белорусской деревне Подветка рухнула с приходом немцев. Фашисты начали свой террор: жгли дома, расстреливали людей. Во время одной из облав произошло чудо. «Мама лежала на земле, прикрыв нас собой, — вспоминала Вера Сергеевна. — Сосед подумал: «Убили!» Вдруг видит: я выползла. Уставилась на немца и, что с ребенка возьмешь, заулыбалась. Немец посмотрел пристально, опустил автомат и... заиграл на губной гармошке». Эта детская улыбка, в