Галина Парфиненко*

Она входила в кадр — и свет менялся. Даже старые лампы павильона, гудящие над съёмочной площадкой, будто начинали гореть ярче, когда появлялась она — Тамара Шакирова. Восточная красавица с глазами, в которых было больше силы, чем у многих мужчин на съёмочной площадке. В семидесятые её знали даже те, кто не знал её имени. Просто говорили: та самая из «Ленинградцы — дети мои», та, что похожа на Самохину. Хотя на самом деле всё было наоборот — Самохину потом сравнивали с ней. Ташкентская девочка, дочь узбека и украинской женщины, — в её семье говорили на трёх языках и понимали только одним способом: через любовь и труд. Отец, Халид Шакиров, молчаливый, гордый, с лицом, обожжённым солнцем; мать — энергичная, упрямая, с украинской прямотой. Тамара унаследовала всё сразу: от отца — смуглую кожу и терпение, от матери — упрямство и прямой взгляд. Она росла не как принцесса, а как ребёнок, который учился выживать в большом доме, где шестеро детей, один холодильник и вечный шум кастрюль. В четыр

В 1927 году в Москве умер ученый, который разгадал природу Бога. Владимир Михайлович Бехтерев — академик с мировым именем — вел тайные записи. Проводил эксперименты, о которых не принято было говорить. Его пациенты видели нечто такое, от чего мурашки по коже до сих пор. После смерти академика все бумаги забрали. Почему эти записи прятали почти век? И что там было написано? 1911 год. Бехтерев проводит опыты с внушением. Во время одного сеанса случилось странное. Испытуемый замер в кресле. Дышит часто, глаза распахнуты. В лаборатории полумрак. Тикают часы. Человек сидит не двигаясь, но тело мелко дрожит. Губы что-то шепчут. Руки вцепились в подлокотники. Владимир Михайлович склонился над блокнотом. Пишет, но глаз не отрывает от пациента. Полторы минуты тянутся как вечность. Потом испытуемый резко выдыхает. И говорит то, что всех ошеломило. Он только что видел Бога. Перед ним стоял белый посланник. Говорил с ним. Голос шел не снаружи — изнутри, из глубины сознания. Белая фигура мерцала

В июне 1962 года Хрущев возвращался из крымского отпуска в столицу. Украинские лидеры Подгорный и Щербицкий уговорили его заехать на открытую ранее Кременчугскую ГЭС, и Никита Сергеевич согласился изменить маршрут. Нормальная дорога от Кременчуга до станции еще строилась, поэтому кавалькада поехала проселками — впереди Хрущев с Подгорным, за ними — целый хвост из машин областных и районных начальников. Подъезжают к городу энергетиков, а там на дорожном указателе сияет большими буквами надпись «Город Хрущов» (именно так, по-украински). Никита Сергеевич, разумеется, ее увидел, но промолчал. Ни слова он не сказал и на собрании партхозактива, и на встречах с жителями — «хрущовцами», как их следовало называть. Гром грянул лишь на теплоходе, на котором советский лидер должен был отплыть в Днепропетровск. — Вы что, не читаете постановления или не считаете обязательным их выполнение?! — Хрущев грозно посмотрел на Подгорного. Дело было во время торжественного ужина, и Никита Сергеевич поднялс

Средние века нота Си была настоящей проблемой для музыкантов. Из-за неё родилась путаница с буквами B и H. Почему так случилось — читай в новой музыкальной истории. Друзья, вы знали, что в Средние века нота Си была настоящей капризулей? То её понижали, то оставляли как есть — и из-за этого в музыке появилась путаница с буквами B и H. А началось всё в эпоху, когда ноты звучали иначе, а каждая мелодия хранила тайну… Представьте: на дворе Средние века. Органы гремят в соборах, монахи поют старинные лады — дорийский, фригийский, лидийский... И вот в этом гармоничном, но строгом мире — Си. Иногда она звучала слишком резко, и её понижали — получался Си-бемоль. А иногда — наоборот, оставляли натуральной. Чтобы различать эти варианты, придумали два знака: Со временем квадратное b превратилось в букву H. Так родилась немецко-русская традиция: H = Си, а в международной системе осталось B = Си. Нота Си — не просто «капризная». Она хранит память о тех временах, когда музыка искала равновесие. Кажд