Татьяна Антоненко (Кочеткова)

Деревня была старая, на дорогах жуткая грязь и машина Лены забуксовала, не доехав до дома Наташиной бабушки. - И зачем я вообще с тобой поехала, не верю я никаким бабкам, - злилась Лена. Но ей всё же удалось съехать на поросшый жухлой травой край дороги, и там остановиться. Подруги еле вылезли из машины, стараясь ступать чистыми кроссовками не в грязь, а хотя бы там, где были ржавые осенние проплешины травы, присыпанные разноцветными мокрыми листьями. - Ты бы хоть предупредила, что тут такая грязюка, и надо брать резиновые сапоги, - ворчала Лена, а Наташа оправдывалась, - Да я у бабушки обычно летом гостила, или зимой ездили с родителями, а в такую погоду первый раз. Но тут выглянуло солнце и разом всё вокруг изменилось. Пестрые бордовые и жёлто -бурые листья ещё не опали с деревьев и раскрасили всё вокруг яркими красками. А дом Наташиной бабушки засверкал чистыми стеклами, дверь его тут же отворилась, и на крыльцо вышла Надежда Степановна в накинутом наспех платке и цветастой тел

Маша, едва переступив порог кафе, сразу заметила, что подруга выглядит не лучшим образом. Жутко бледная, расстроенная, поникшая… Совсем не похожая на привычную себя! Так что Маша не стала тратить время на приветствия и прямо спросила: – Тебе снова эта сумасшедшая покоя не дает? Юля невольно вздрогнула от резкого голоса подруги. Нервно поправив прядь волос, которая упорно падала на лицо, она тихо выдохнула, будто собираясь с силами перед тем, как произнести следующие слова: – Пришла сегодня утром к офису. Стояла у входа, смотрела прямо в окна моего кабинета. Даже не пыталась зайти – просто стояла и смотрела. Как статуя. И знаешь, от этого мне еще страшнее! Что ей завтра в голову взбредет? Голос Юли звучал приглушённо, словно она боялась, что кто‑то посторонний может услышать их разговор. В её словах сквозила не только тревога, но и какая‑то обречённость, будто она уже смирилась с тем, что эта ситуация повторяется вновь и вновь. Маша, услышав ответ подруги, не смогла сдержать возмущения.

Прошлым летом выдались такие жаркие дни, что воздух над полем колыхался, словно дрожащее водное полотно, а от земли поднималось знойное марево, делая каждый вдох обжигающим и тягучим. Я чинил свой трактор прямо посреди бескрайнего поля — коробка передац вышла из строя, оставив железного великана беспомощно замершим среди золотистой пшеницы. Солнце палило безжалостно, его лучи были раскаленными иглами, от которых не было спасения. Ни единого дуновения ветерка, ни намёка на прохладу. Вокруг царила оглушительная тишина, нарушаемая лишь моим размеренным дыханием и звонким стрекотом кузнечиков в гуще колосьев. Внезапно, словно долгожданное облако, накрывшее изнуряющий светильник, на меня упала тень. Я поднял голову, вытирая пот со лба замасленным рукавом, и увидел её. Прямо передо мной стояла пожилая женщина. Откуда она взялась в этой глуши — было загадкой. Она появилась бесшумно, призрачно, будто возникла из самого зноя, из дрожащего марева. — Воды не дашь, милок? — произнесла она,