Яблоко от яблони - 4...

Ирина Ас

Мешок со сменной обувью выпал из руки мальчика. От автобусной остановки он бежал бегом и запыхался, даже в лифте не успел отдышаться, но сейчас забыл, как дышать. Дыхание перехватило от увиденной картины и от грозного голоса папы. Рома застыл в коридоре, перед дверью в комнату, понимая, что мама его не замечает, а папа не обращает внимания. Отец даже не пытался понизить голос.

— Не веди себя, как размазня, Наташа! Это не конец света, такое случается. Многие семьи распадаются. Я не собираюсь оставлять тебя ни с чем.

— Мне не нужны деньги, — стонала Наталья. — Ничего не нужно, только ты. Ты — мой муж, ты моя жизнь. Ты не понимаешь....

— Это ты не понимаешь! Посмотри на себя, в кого ты превратилась! Поднимись с пола и давай поговорим спокойно.

Наталья встала. Сломанный цветок, как подумал о ней сын, попытался распрямиться. Она встала, но все еще заглядывала мужу в глаза, на что-то надеялась.

— Алешенька...

— Ну, все, хватит, говорить буду я. Вы с Ромой уедете из этой квартиры. В самое ближайшее время я куплю вам другую, в южной части города. Подальше отсюда, подальше от комбината. Нам с тобой не нужно видеться. Наташа, я предупреждаю, не появляйся на комбинате. Иначе я прикажу охраннику тебя выгнать. Я клянусь, я это сделаю. Не позорься. Я открою счет на твое имя в банке, положу туда крупную сумму. Надеюсь, ты не будешь претендовать на большее. Ты ведь понимаешь, что все эти годы ни дня не работала. Комбинат целиком и полностью моё детище.

На долю секунды на Наташу накатило просветление. Она вспомнила, что комбинат зародился на деньги с продажи её собственной квартиры. Вспомнила и тут же забыла. Пучина отчаяния накрывала женщину с головой, не давала думать. Она не представляла, как будет жить дальше. До сих пор не позволяла поглотить себя сумасшествию только потому, что каждый день жила строго по графику. Проводить Рому в школу, встретить его, сделать с сыном уроки и ждать, ждать любимого. Думать, что бы вкусненького мужу приготовить. А какой радостью для Наташи было принести ему обед на комбинат и смотреть, как он ест. Только это наполняло ее жизнь смыслом. Она всегда считала, что они с Лешей одно целое. А он несет какой-то бред. Какой развод, какая квартира, деньги? Ничего, ничего ей не надо, кроме мужа.

— Лёшенька, очнись, это же я, твоя Наташа! Я твоя, а ты мой, навечно. Помнишь?

Она протянула руки, попыталась обнять. Как всегда, во время панических атак вспотела. Мокрые пятна проступили на ярком платье, которое женщина не успела снять, вернувшись домой.
Алексею стало противно, как никогда, и он толкнул кинувшуюся к нему с объятиями жену. Толкнул сильно, сильнее, чем было нужно. От отвращения не рассчитал силу, и она вновь упала на пол.

— Не трогай маму, не трогай её!

Рома, до этого с ужасом наблюдавший за родителями, впервые подал голос. Скорее голосишко, настолько тонким, визгливым был этот вскрик
Мальчик бросился на отца со сжатыми кулачками.

Алексей схватил сына за шкирку, отодвинул на себя, и будто впервые на него посмотрел. Вернее, будто впервые увидел эмоции мальчика.

— Надо же! — усмехнулся. — А у нас, оказывается, голос есть. А я думал, ты девчонкой растешь. Вот и живи со своей психической мамашей, раз ты на ее стороне.

Мужчина отшвырнул сына, и тот присел на корточки перед матерью. Погладил ее по плечу.

— Вставай, мама. Не плачь.

Алексей быстро пробежался по квартире. Забрал из кабинета документы, быстро накидал в небольшой чемодан самые необходимые на первое время вещи и ушел. Скорее убежал, настолько не терпелось ему побыстрее покинуть квартиру, где завывает ненормальная, почти уже бывшая жена, где смотрит волчонком сын.
Когда мальчик кинулся на него, Алексею пришло в голову, что это сын Натальи. Зря она когда-то говорила, что Рома похож на него. Ни капли он не похож. А у Натальи психические отклонения. Возможно, и пацан с подобной предрасположенностью. Наследственность никуда не денешь! Алексей Рому знал плохо, не хватало у него времени на ребенка. Никогда не хватало.
Ромка останется жить с Натальей, а это значит, из него уже не вырастет ничего путного. В этом Алексей был уверен, а это значит, что не стоит ему видеться с мальчиком. Решил перевернуть страницу своей жизни, значит, надо переворачивать до конца и не оглядываться. Да и, если честно, желания не было. Леша понимал, что, глядя на сына, он всегда будет видеть Наташку, только её.

Впереди у него другая жизнь. Красавица Марго родит ему другого сына, может даже, и не одного. По крайней мере, Алексей этого очень хотел. У него ещё будут дети. Полная, счастливая семья. Нормальная семья.


Рома не слышал, как папа ушёл. Догадался по тишине воцарившейся в квартире. Никто больше не бегал, не гремел дверцами, только тяжело дышала лежавшая на полу мама. Она больше не плакала, как-то резко перестала всхлипывать. Приподняла голову и уставилась на Рому. Смотрела пристально, но мальчик вдруг понял, что она его не видит. Она видит что-то другое или кого-то другого. Глаза мамы стали страшными, бешеными. Она заголосила:

— Уйди, уйди, не трогай его.

Кого мама видела, Рома не понимал, но мальчику было очень страшно.

— Мама, мамочка, ты что? Это же я. Вставай. Давай ты ляжешь на кровать.

Мама поддавалась, когда Рома потянул ее за локоть. Она встала, послушно пошла с ним в спальню, но взгляд ее по-прежнему оставался безумным. Рома никогда не видел маму такой. Бывали странности, но не до такой степени.
А еще, когда мама начинала «чудить», папа всегда давал ей таблетку. Обычно у мамы в тумбочке лежал стеклянный пузырек.
Рома открыл ящик и увидел, что сейчас пузырёк пуст.

— Мама, ты лежи, я принесу тебе воды.

Он побежал на кухню, и вдруг в коридоре увидел пузырёк. Стеклянный пузырёк с круглыми боками, доверху наполненный белыми таблетками, стоял прямо на полу, возле входной двери. Возле той двери, в которую ушёл папа. Ушёл, чтобы не возвращаться. Напоследок он оставил прощальный подарок. И сейчас, в этот момент, Рома был папе даже благодарен за это, уж слишком страшными были глаза мамы.

Прошло несколько дней, кажется, неделя, но Рома не считал. Все эти дни он не ходил в школу, чтобы не оставлять маму одному. Она пила таблетки по три-четыре штуки в день. Сама пила, чувствуя, как накатывают на нее панические атаки. Не хотела пугать Рому.
А Роме все равно было страшно. Маме никто пока не мерещился, но она бродила, как сомнамбула. Пыталась готовить, но иногда застывала с ножом в руках, и вдруг начинала зачарованно на него смотреть, проверять на остроту, проводя пальцем по острию.

— Мам, ты чего? — спрашивал тогда Рома, и женщина вздрагивала.

Он боялся оставлять её одну, а мама, кажется, забыла, что Роме нужно в школу. Она ждала.

К ним никто не приходил, но, заслышав шум в подъезде, мама начинала пристально смотреть на входную дверь. Либо подходила к окну и стояла возле него. Стояла часами, глядя сверху вниз на подъездную дорожку, с которой обычно машины сворачивали на парковку.

Рома был еще озорным десятилетним мальчиком, и жизнь взрослых никогда его особо не волновала. Но вдруг он понял, что начал понимать свою маму, как никто другой. Он знал, кого он ждет. Она ждет папу, верит, что он одумается и вернется. А вот Рома знал — не вернется. Откуда в мальчике появилась эта уверенность, неизвестно. Но он твердо знал, что когда уходят ТАК, больше не возвращаются.

Прошло несколько дней прежде, чем тишину квартиры, похожую на тишину могильного склепа, прорезала трель дверного замка. Мама сразу встрепенулась, кинулась открывать, а Рома уже чувствовал недоброе.
За дверью стоял незнакомый мужчина в рабочем комбинезоне. Он приветливо улыбался.

— Здравствуйте! Я от Алексея Владимировича. Я помогу вам с переездом. Завтра в двенадцать подъедет машина с двумя грузчиками. Вы, пожалуйста, вещи пока сложите, хорошо?

— Каким переездом? О чем вы? — вскрикнула Наталья.

Приветливая улыбка сползла с лица мужчины. Лицо вытянулось.

— Я думал, вы знаете. Алексей Владимирович сказал, что вы теперь будете жить в южной части города. Он, вроде как, купил там квартиру.

— Прочь! Убирайтесь отсюда! — кричала Наталья.

Она захлопнула дверь перед носом рабочего, потерянно оглянулась на выглядящего из комнаты Рому.

— Что же это? Как? Он что, серьёзно? Он хочет, чтобы мы больше никогда его не увидели? А знаешь что, Ромашка, собирайся. Мы сейчас поедем к твоему папе, на комбинат.

— Мама, не надо, пожалуйста. Помнишь, что он сказал? Что прикажет охраннику прогнать тебя.

— Ну, это меня. А я не пойду. Подойдёшь к папе ты. Ты же его сын, тебя он не сможет прогнать. Расскажи ему, как нам плохо без него. Расскажи, Ромашка. Скажи, что он нам нужен. Пусть придёт ко мне, я должна ему что-то сказать, что-то очень важное.

— Мама, не надо.

Рома сопротивлялся, но мама его не слышала. Она загорелась своей идеей.

— Быстрее, Ромашка, быстрее. Сейчас, как раз, у папы будет обеденный перерыв. Ты подождёшь его возле проходной, тебе даже не придётся заходить.

Наташа припарковалась за два квартала от комбината. Её руки на руле тряслись, а взгляд, которым смотрела на сына был умоляющим. Мальчику стало не по себе. Мама возлагала на него такие надежды, которые он не сможет осуществить.

— Ромашка, иди. Не говори папе, что я тут, в машине. Скажи, сам пришел. Слышишь, не рассказывай, что это я тебя привезла.

Мальчик кивнул понуро и пошел. Ради мамы он будет унижаться, если нужно, даже всплакнет. Не перед чужим же человеком, к папе идет!

Вот только стоять перед решетчатыми воротами комбинатора Роме было стыдно. Он уже видел папину машину и решил отойти в сторонку. Он успеет папу перехватить, даже если будет ждать в заброшенном парке.

За парком не ухаживали, он больше походил на лес. С одной стороны, деревья начали выкорчевывать. Городские власти собирались построить на этом месте торговый центр. Рома об этом знал. Папа как-то говорил, что скоро вокруг комбината будет кипеть жизнь.

Рома спрятался за стволом березы и приготовился ждать. Ждать пришлось недолго. Вон она, папина фигура с широкими плечами, обтянутыми пиджаком. Мальчик хотел выбежать из парка, но что-то его остановило. Может быть, молодая красивая девушка рядом с папой...

Даже издалека видно, как она красива. Как те тети, глядящие с обложек глянцевых журналов в печатных ларьках. И идет она не просто рядом с папой, а близко-близко, прижимается к нему. Папа обнял ее рукой за талию.

Рома вдруг почувствовал, как сжимаются его маленькие кулачки, а в груди что-то зло заклокотало. Никогда раньше он такой злобы не испытывал. Хотелось кинуться, выцарапать глаза папе и этой красотке. Они идут, улыбаются друг другу, а мама там, в двух кварталах отсюда, в своей маленькой белой машинке, любит и надеется.
Ах, если бы Роме хоть на несколько минут стать большим и сильным, он бы ударил его, этого предателя. Он бы так ударил!

Но пока всё, что мог делать мальчик, это только смотреть. Смотреть горящим взором из-за ствола берёзу на папу. Как тот открывает дверцу красивой девушке, как наклоняется над ней, сев автомобиль, целует её.

Клокотание в груди мальчика вырвалось неистовым шёпотом:

— Никогда, никогда не прощу! Ненавижу тебя, ненавижу!

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ...

НАЧАЛО ТУТ...