Когда девочке было семь лет, в Ялту приехал писатель Юлиан Семёнов — он строил неподалеку дачу. И остановился в местной гостинице. Там же работала бабушка Ники (возглавляла отдел обслуживания). И когда писателю потребовалась машина до аэропорта, женщина практически заставила его взглянуть на стихи внучки. Тот сначала отказывался; но прочтя всего пару стихотворений и узнав о возрасте их автора, воскликнул: «Гениально!» С рекомендации Семёнова их напечатала «Комсомольская правда». После этого слава о Нике как о «чудо-ребёнке» разнеслась далеко за пределы Крыма. Тогда же мать придумала ей литературный псевдоним «Ника Турбина». В дальнейшем в разных документах фигурировала то одна, то другая фамилия, пока при получении паспорта Ника не взяла фамилию «Турбина» официально. Её стихи (разумеется, с поправкой на возраст) высоко оценивали Юлиан Семёнов, Евгений Евтушенко, Елена Камбурова и некоторые другие поэты и писатели. Многие отмечали артистизм, с которым маленькая Ника читала свои стихотворения. По мнению Александра Ратнера, в её исполнении стихи воспринимаются гораздо лучше, чем в виде текста. Когда Нике было девять лет, вышел её первый сборник — «Черновик». Книгу перевели на двенадцать языков. «Жизнь моя — черновик. Все удачи мои, невезенья Остаются на нем, Как надорванный Выстрелом крик…» Выпустить сборник Турбиной помог известный поэт Евгений Евтушенко. На необычную девочку он сразу обратил внимание: «Восьмилетний ребенок в каком-то смысле — это черновик человека», писал поэт. Но стихи этого «черновика» были зрелыми не по возрасту, и слава о Нике быстро разлетелась по Советскому Союзу и за его пределы. Вундеркинд ездила по всей стране с гастролями. Даже на школу времени не оставалось. Такие строки написала девочка в девять лет: «Как часто Я ловлю косые взгляды. И колкие слова, Как стрелы, Вонзаются в меня. Я вас прошу, Послушайте, не надо Губить во мне Минуты детских снов. Так невелик Мой день. И я хочу добра Всем! Даже тем, Кто целится в меня...» Благодаря поддержке Евгения Евтушенко Ника вошла в литературные круги Москвы. А уже в десятилетнем возрасте смогла принять участие в международном поэтическом фестивале «Поэты и Земля, проходившем в Италии.

Там ей был присуждён главный приз — «Золотой лев». Замечу – в двенадцать лет (для сравнения, Анна Ахматова получила в той же Италии литературную премию, когда ей исполнилось семьдесят четыре).

«Перевели стихи на языки чужие, Так переходят улицу слепые... Им кажется, что, ощупью идя, Они спасают от беды себя. Чужие языки, слепые строки... Им нужен проводник. Иначе нет дороги...» А ещё Ника любила животных и природу. У неё были кошки, черепаха и собака. Девочка часто гуляла в лесу. «Глазами чьими я смотрю на мир? Друзей, родных, зверей, деревьев, птиц? Губами чьими я ловлю росу С листа, опавшего на мостовую? Руками чьими обнимаю мир, Который так беспомощен, непрочен? Свой голос я теряю в голосах Лесов, полей, дождей, метелей, ночи...» И любила уединение. «Я ночь люблю за одиночество, Когда с собой наедине Я говорю о том, что хочется, И так не хочется судьбе. Могу я думать о несбыточном; О том, что ночи нет конца. И можно верить в дни счастливые, И плакать можно без конца. Не надо слушать слов укора; И глаз тревожных острие Не надо прикрывать рукою, Когда становится темно…» Ника уже в детские годы ощущала себя на Земле пленницей, запертой в «клетке». Вот её стихотворение, которое она написала в десять (!) лет: «Как трудно стало мне писать,   По сердцу барабанят дробью   Слова… Кому мне их сказать?   Птенцом попала я в неволю.   И клетка очень хороша,   Вода и корм — всего там вдоволь.   Но ключ от моего ларца   Семью печатями окован.   Хозяин мой бывает добр   И дверцу на ночь открывает.   Но сторожем он оставляет   Тьму за невымытым окном…»   С 1985 года, когда Нике было одиннадцать лет, её мать переехала в Москву, во второй раз вышла замуж и родила вторую дочь — Марию. До этого, в своем пророческом стихотворении «Маме» Ника написала: «Только, слышишь, Не бросай меня одну. Превратятся Все стихи мои в беду...» Позже и Нику перевезли в Москву, где она посещала школу № 710. По собственным воспоминаниям, училась она плохо и часто бунтовала против учителей. В 1987 году Ника побывала в США, где встречалась с поэтом-диссидентом Иосифом Бродским. Между тем, американские врачи заявили её бабушке, которая ездила повсюду с Никой, что при такой нагрузке ребёнку необходимы консультации психолога. В 1989 году она сыграла в художественном фильме режиссёра Аян Шахмалиевой «Это было у моря». Картина рассказывала о воспитанницах специализированного интерната для детей с больным позвоночником, в котором царили довольно жестокие нравы. После Ника часто заявляла, что мечтает стать актрисой. Публично свои стихи она со временем читать перестала, однако продолжала их писать. Её второй и последний сборник, «Ступеньки вверх, ступеньки вниз…», вышел в 1990 году при поддержке Детского фонда, от которого она также получала именную стипендию. «Не надо спрашивать меня, Зачем живут стихи больные. Я понимаю: лучше было Иметь запас здоровых слов... Нельзя спросить, зачем приходят Ко мне ночные палачи, Из ножен вынули мечи И на меня идут гурьбою; Зачем столпились у дверей Недетской памяти моей Слепые, загнанные люди... Огонь сжирал десятки судеб… Но разве появился тот, Кто на себя все зло возьмет?..» К тому времени Евгений Евтушенко уже перестал ей покровительствовать и больше не общался с её семьёй — он считал, что мама и бабушка Ники пытаются вытянуть из него деньги (они часто просили его о материальной помощи). Турбина в интервью назвала это предательством с его стороны, но позже отказалась от своих слов. В тринадцать лет девочка-подросток ушла из дома и начала жить самостоятельно. После успеха и громкой славы она впервые оказалась одна — без мамы и бабушки, без покровителя и наставника. Даже журналисты и зрители отвернулись от нее — чудо-ребенок вырос и стал уже не таким интересным. Наступил душевный кризис. Ника ощутила себя никому не нужной. Постепенно её окружением становилась разгульная компания. Она пристрастилась к табаку и алкоголю.

А в 1990-м поехала в Швейцарию по приглашению психотерапевта Джованни Мастропаоло и стала его гражданской женой, несмотря на огромную разницу в возрасте (ей было 16, ему - 74). Сама Ника вспоминала: «По образованию он психолог, возглавлял институт, который проводит лечение психически больных детей музыкой и стихами. У меня в то время в Италии вышла книга, которая попала к нему в руки. Какую-то девочку мои стихи спасли: она молчала от рождения, а потом вдруг сказала: «Ма-ма». Джованни тут же пригласил меня в Швейцарию на симпозиум. Я пробыла там неделю, вернулась в Москву. Мы переписывались, а после он позвонил и сказал: «В России жизнь бесперспективная. Тебе неплохо бы повидать Европу. Но мне тоже кое-что от тебя нужно. Выходи за меня замуж...» Ника утверждала, что это был брак не по расчету, а «по авантюре»: «С расчетом у меня всегда было плохо. Постоянно оказывалась в дерьме. Я уехала — и меня хватило на год. Не смогла жить в чужой стране, тем более с ним. Зато научилась ругаться по-французски… У него был капризный характер. Он меня часто раздражал. Я, к примеру, привыкла ходить по дому в халате. А у него это не принято. Он выходил к столу в костюме и при галстуке и начинал меня воспитывать. Обращался со мной, как со своей собственностью, и был зверски ревнив… Я ему не изменяла, хотя мне нравились многие молодые люди». После возвращения в Россию Ника поступила во ВГИК на актёрский факультет. Но проучилась там всего два года. Затем в 1994 году Нику без экзаменов приняли в Московский институт культуры, на актрису. Курс вела Алёна Галич (дочь известного поэта и певца Александра Галича), ставшая её любимой учительницей и близкой подругой. И хотя на тот момент у Ники была ощутимо нарушена психика, неважная координация и ненадёжная память, первые полгода она проучилась очень хорошо. — У неё были замечательные артистические данные, — рассказывала Алёна Александровна. — Ей удавалось иногда без единого слова, молча держать всю сцену. И Ника снова писала стихи — на любом клочке бумаги и даже губной помадой, если под рукой не было карандаша. «Не забывайте добрые слова, И добрые дела не засыпайте хламом, - Иначе будет вам обманом Предсказанная временем судьба...» Но 17 декабря, в день своего 20-летия, Ника опять «сорвалась». У Алёны Галич дома до сих пор хранятся написанные её рукой заявления: «Я, Ника Турбина, даю слово своей преподавательнице Алёне Галич, что больше пить не буду». Но в конце первого курса, незадолго до экзаменов, Ника уехала в Ялту к Косте - парню, с которым встречалась уже несколько лет. К экзаменам она не вернулась. Восстановиться в институте удалось не сразу и только на заочное отделение. С Костей они расстались. В мае 1997 года произошёл неприятный инцидент. В тот день она была с другом; оба были нетрезвы, и из-за чего-то возникла ссора. Ника бросилась к балкону (как потом говорила, «в шутку»), не удержалась и повисла. Оба сразу же протрезвели; он схватил её за руки, а она попыталась забраться назад. Но не получилось, и она сорвалась. Спасло только то, что, падая, зацепилась за дерево. Была сломана ключица, повреждён позвоночник. Галич договорилась, что Нику на три месяца положат в специальную американскую клинику. Чтобы получить скидки, пришлось собрать огромное количество подписей. Но когда американцы согласились, мать Ники после очередного запоя дочери внезапно увезла её в Ялту. Надеясь, что ей помогут родные стены. Однако там с Никой случился нервный срыв, и она попала в психиатрическую клинику. В Москву Ника вернулась через полгода, похудевшая. Надо было искать работу. Удачных вариантов оказалось очень мало. Она участвовала в театральной самодеятельности, писала сценарии для детских представлений. В 2000 году пыталась запустить телевизионный проект о неудавшихся самоубийцах, но в последний момент его закрыли. Свои детские стихи она к тому времени помнила уже плохо.

Евгения Филатова, близкая подруга Ники в 1989-1991 годах, вспоминала: - Ника всегда говорила, что умрет рано. Что у нее никогда не будет ни детей, ни внуков, ни обычного женского счастья. Естественно, я возражала ей: “Да ты что? Ладно, перебесишься!” — а в глубине души чувствовала, что такие люди долго не живут. А председатель родительского совета школы, где училась Ника, Любовь Красовская, как-то сказала: - Я ее голос слышу до сих пор. Помню, последний звонок в 12-й школе, стоят все ученики, учителя и родители; а Ника читает стихи с таким надрывом, будто слова в космос посылает. Она все время показывала на небо и говорила: - Там мой дом... От этих ее слов у меня по коже бежали мурашки… А много позже в своём дневнике Ника написала: «Тесно на земле и душно от желаний жалких, ограниченных мелкими страстями,– рассудок потешать ненужными ленивыми делами, умножая злость и зависть. Для чего все это? Неужели это смысл жизни человека?.. Безысходная тоска сражает наповал. Все эфемерно, и жизнь так коротка…» 11 мая 2002 года Ника сильно поссорилась со своим парнем, актёром Александром Мироновым. Тот сказал, что так больше не может и уйдёт от неё. В отместку Ника насыпала в бензобак его машины сахар. И когда тот пошёл её чистить, Ника убежала к своей знакомой Инне, которая жила на той же улице. Там они и друг Инны выпили. И затем Ника уснула. Инна с приятелем пошли в магазин за очередным спиртным. Внутренней защёлки на входной двери не было, и квартиру хозяева закрыли снаружи на ключ. Проснувшись, Ника хотела из неё выйти. Но обнаружила, что дверь заперта. Тогда она открыла окно и села на подоконник (пятого этажа!), свесив ноги вниз. Как утверждала Алёна Галич, «это была её излюбленная поза». Когда же она стала забрасывать ноги назад в комнату, ее подвела рука, разбитая при первом падении. Ника промахнулась, ухватилась за подоконник и повисла. Гулявший с собакой мужчина увидел висящую на окне девушку и услышал её крики о помощи. Позвал жильцов дома. Те стали расстилать куртки, кто-то вытащил одеяло. Одна женщина позвонила в «Скорую помощь». Потом поднялись к её квартире и стали выламывать дверь. Но не успели. Ника сорвалась. Когда «Скорая» приехала, девушка ещё дышала. Однако медсестре, которая пыталась сделать ей укол от остановки сердца, Ника отвела руку и сказала: - Не надо... Она умерла в тот же день… Урну с её прахом похоронили на Ваганьковском кладбище… В 2009 году, на родине поэтессы, в городе Ялте, на здании городской школы № 12 была установлена мемориальная доска в честь 35-й годовщины со дня рождения Ники Турбиной. О ней снято три документальных фильма и написано несколько книг… Одни из близких и знакомых Ники полагают, что её гибель стала результатом несчастного случая. Другие утверждают, что она не выдержала забвения, наступившего после славы. Но я соглашусь с теми, кто считает иначе. «Душа моя дрожит от несуразицы земной. Смерти жду и к ней иду, хотя мечтаю о дороге жизни. Ступаю по земле, а думаю о мире неизвестном». Это одна из последних дневниковых записей Ники. Мне кажется, Ника так и осталась романтиком, какой была в детстве. Осознавала, что неспособна жить так называемой взрослой жизнью – в основе своей бездушной и прагматичной. И, видимо, не хотела…