Предыдущая публикация
Первая любовь Михаила Булгакова
Ясные глаза с прозеленью, нежная оливковая кожа, темные непослушные локоны — такой увидел впервые семнадцатилетний Миша Булгаков гимназистку Тасю.Гимназистка Тася Лаппа, фото 1900 года
(Государственный Литературный музей)
Его первая жена не стала прототипом Маргариты, не оставила мемуаров и не вошла в историю литературы. Она просто спасла ему жизнь. Трижды. Татьяна Лаппа — женщина, которую Булгаков просил разыскать на смертном одре, — навсегда осталась его самой большой виной и самой страшной правдой, которую он пытался скрыть.
Киев, лето 1908 года
Они познакомились в самом подходящем для первой любви возрасте. Ей едва исполнилось шестнадцать, Михаилу - 17. Татьяна Лаппа приехала в Киев на лето к тетке. Миша, гимназист, сын теткиной подруги, забежал случайно. Тетка предложила ему показать Тане город. Он тут же согласился и почему-то сразу назвал ее – Тасей: «Пойдем, Тася». Так она, юная «шатенка с синими глазами», станет не Таней, а Тасей - и это имя останется с ней на всю жизнь.
Их первое лето было соткано из запретных лодочных прогулок (гимназистам это не разрешалось), походов в музеи и поцелуев в кустах после театра. Их чувства пережили трехлетнюю разлуку, сопротивление родителей и даже заманчивую перспективу учебы Таси в Париже. Она выбрала Киев и Мишу. Он будет уже студентом, а она- после окончания гимназии с медалью- классной дамой в женском ремесленном училище.
Сестра Михаила Надя записала в дневнике: «27 июля 1911 г. Миша доволен: приехала Тася. Я ей рада. Она славная... Как они оба подходят по безалаберности натур! Любят друг друга очень, вернее – не знаю про Тасю, но Миша ее очень любит…» А четыре года спустя сделала комментарий: «Теперь бы я написала наоборот».
В 1913 году они обвенчались. Фаты и подвенечного платья не было. «Была полотняная юбка в складку. Мама купила блузку... Почему-то под венцом хохотали ужасно…» — вспоминала Татьяна Николаевна. Уже тогда проявилась их общая «безалаберность натур», о которой писала сестра Булгакова. Свадебные деньги, присланные отцом, Тася потратила на аборт.
Их семейная жизнь была беззаботной. Зимой - каток и санки на киевских горках, летом велосипед или футбол. Днем Михаил учился, вечером – кафе, рестораны. Тася не училась и не работала. Она жила в свое удовольствие и для мужа...
Теперь уже Тася больше любила Мишу, чем он её. Они старались уложиться в те пятьдесят рублей, что регулярно присылал Тасе отец, и – если рубль последний, а лихач рядом – садились и ехали!
(Государственный Литературный музей)
Его первая жена не стала прототипом Маргариты, не оставила мемуаров и не вошла в историю литературы. Она просто спасла ему жизнь. Трижды. Татьяна Лаппа — женщина, которую Булгаков просил разыскать на смертном одре, — навсегда осталась его самой большой виной и самой страшной правдой, которую он пытался скрыть.
Киев, лето 1908 года
Они познакомились в самом подходящем для первой любви возрасте. Ей едва исполнилось шестнадцать, Михаилу - 17. Татьяна Лаппа приехала в Киев на лето к тетке. Миша, гимназист, сын теткиной подруги, забежал случайно. Тетка предложила ему показать Тане город. Он тут же согласился и почему-то сразу назвал ее – Тасей: «Пойдем, Тася». Так она, юная «шатенка с синими глазами», станет не Таней, а Тасей - и это имя останется с ней на всю жизнь.
Их первое лето было соткано из запретных лодочных прогулок (гимназистам это не разрешалось), походов в музеи и поцелуев в кустах после театра. Их чувства пережили трехлетнюю разлуку, сопротивление родителей и даже заманчивую перспективу учебы Таси в Париже. Она выбрала Киев и Мишу. Он будет уже студентом, а она- после окончания гимназии с медалью- классной дамой в женском ремесленном училище.
Сестра Михаила Надя записала в дневнике: «27 июля 1911 г. Миша доволен: приехала Тася. Я ей рада. Она славная... Как они оба подходят по безалаберности натур! Любят друг друга очень, вернее – не знаю про Тасю, но Миша ее очень любит…» А четыре года спустя сделала комментарий: «Теперь бы я написала наоборот».
В 1913 году они обвенчались. Фаты и подвенечного платья не было. «Была полотняная юбка в складку. Мама купила блузку... Почему-то под венцом хохотали ужасно…» — вспоминала Татьяна Николаевна. Уже тогда проявилась их общая «безалаберность натур», о которой писала сестра Булгакова. Свадебные деньги, присланные отцом, Тася потратила на аборт.
Их семейная жизнь была беззаботной. Зимой - каток и санки на киевских горках, летом велосипед или футбол. Днем Михаил учился, вечером – кафе, рестораны. Тася не училась и не работала. Она жила в свое удовольствие и для мужа...
Теперь уже Тася больше любила Мишу, чем он её. Они старались уложиться в те пятьдесят рублей, что регулярно присылал Тасе отец, и – если рубль последний, а лихач рядом – садились и ехали!
Идиллия закончилась с началом Первой мировой. Молодой врач Булгаков был отправлен в прифронтовой госпиталь, а следом за ним, по его вызову, поехала и Тася. Столбовая дворянка, выросшая с няньками, оказалась в аду военной медицины.
«Он пилил ноги, а я их держала, — рассказывала она. — Нашатырь понюхаю и держу… Потом привыкла. Очень много работы было. Он так эти ноги резать научился, что я не успевала».
«Он пилил ноги, а я их держала, — рассказывала она. — Нашатырь понюхаю и держу… Потом привыкла. Очень много работы было. Он так эти ноги резать научился, что я не успевала».
Но настоящее испытание ждало впереди. В 1917 году в глухой Смоленской губернии, куда Булгакова направили земским врачом, он заразился дифтерией. Боясь анафилактического шока, он сделал себе прививку, которая вызвала мучительный зуд и боли. Чтобы заглушить их, он приказал фельдшерице сделать укол морфия.
Так начался кошмар, растянувшийся на полтора года.
«Через полгода это был законченный наркоман, — вспоминала Тася. — Мог шприцем запустить в меня, крича: «Неси морфий!». В Вязьме, когда я соврала, что в аптеках морфия нет, он швырнул в меня горящий примус. Чудом не случился пожар. А в Киеве, уже дважды в день коловшийся и гонявшийся по ночам за призраками, озверев, выхватит браунинг – ищи морфий! Она хотела уехать, но не могла. «Как посмотрю на него — «Как же я его оставлю? Кому он нужен?». Он только и просил: «Не отдавай меня в больницу».
Именно она, по совету врача, пошла на отчаянный шаг: начала тайно подменять морфий в ампулах дистиллированной водой, постепенно увеличивая интервалы между «уколами».
Это был редчайший в медицинской практике случай избавления от тяжелой наркозависимости. Она вытащила его из ада, рискуя каждую минуту вызвать его ярость.
История с морфием была лишь первым актом ее жертвенной эпопеи.
Второе спасение случилось во Владикавказе, куда они бежали от ужасов Гражданской войны. Булгаков заразился возвратным тифом. Белая армия отступала, город скоро должны были занять красные, а он умирал. Тася провела у его постели трое суток без сна, меняя мокрые рубашки, кладя на лоб полотенца. Он был при смерти, уже закатывал глаза. Она выходила его.
Третье спасение было от голода. В голодной Москве 1921 года, поселившись в знаменитой «нехорошей квартире» на Большой Садовой, они оказались на грани выживания.
Так начался кошмар, растянувшийся на полтора года.
«Через полгода это был законченный наркоман, — вспоминала Тася. — Мог шприцем запустить в меня, крича: «Неси морфий!». В Вязьме, когда я соврала, что в аптеках морфия нет, он швырнул в меня горящий примус. Чудом не случился пожар. А в Киеве, уже дважды в день коловшийся и гонявшийся по ночам за призраками, озверев, выхватит браунинг – ищи морфий! Она хотела уехать, но не могла. «Как посмотрю на него — «Как же я его оставлю? Кому он нужен?». Он только и просил: «Не отдавай меня в больницу».
Именно она, по совету врача, пошла на отчаянный шаг: начала тайно подменять морфий в ампулах дистиллированной водой, постепенно увеличивая интервалы между «уколами».
Это был редчайший в медицинской практике случай избавления от тяжелой наркозависимости. Она вытащила его из ада, рискуя каждую минуту вызвать его ярость.
История с морфием была лишь первым актом ее жертвенной эпопеи.
Второе спасение случилось во Владикавказе, куда они бежали от ужасов Гражданской войны. Булгаков заразился возвратным тифом. Белая армия отступала, город скоро должны были занять красные, а он умирал. Тася провела у его постели трое суток без сна, меняя мокрые рубашки, кладя на лоб полотенца. Он был при смерти, уже закатывал глаза. Она выходила его.
Третье спасение было от голода. В голодной Москве 1921 года, поселившись в знаменитой «нехорошей квартире» на Большой Садовой, они оказались на грани выживания.
«Бывало, что по три дня ничего не ели, совсем ничего», — вспоминала Тася. А Михаил напишет: «… всё же в этом месяце мы с Таськой уже кое-как едим… начинаем покупать дрова. Работать приходится не просто, а с остервенением… Таська ищет место продавщицы, что очень трудно, потому что вся Москва еще голая, разутая и торгует эфемерно…
Словом, бьемся оба как рыбы об лед… Таськина помощь для меня не поддается учету… Носимся по Москве в своих пальтишках. Я поэтому хожу как-то одним боком вперед (продувает почему-то левую сторону). Мечтаю добыть Татьяне теплую обувь.
У нее ни черта нет, кроме туфель. Но авось!..»
Тогда она понесла ювелиру свою последнюю ценность — длинную золотую цепь, подарок отца. Ее рубили по звеньям. «Чем больше уменьшалась цепь, тем слабее становилась цепь семейная», — горько заметит она годы спустя.
Их жизнь в Москве была адом. Коммунальная квартира №50 стала прообразом «нехорошей» из «Мастера и Маргариты». За стеной — милиционер с крикливой женой, хлебопек, Дуся-проститутка (когда к ней стучали, Тася, стыдясь, пищала из-под одеяла: «Рядом!») и та самая Аннушка Горячева по прозвищу Чума, которая и прольет масло.
Булгаков писал в дневнике: «Пока у меня нет квартиры — я не человек, а лишь полчеловека». Ночью он создавал «Записки земского врача» и «Белую гвардию», а Тася сидела рядом с шитьем, грела воду, чтобы он мог согреть вечно ледяные руки, бегала продавать остатки вещей на рынок.
«Ты живешь в тяжелейших условиях и даже не жалуешься на нечеловеческую жизнь!» — удивлялся он. «Я живу, как ты», — отвечала она.
Именно в эти годы, когда он был никем, она стала для него всем. Биограф Алексей Варламов напишет: «Булгакову невероятно повезло с первой женой, ей с ним — нисколько. Все, что она делала, вызывает только восхищение. Если бы не было рядом с Михаилом Афанасьевичем этой женщины, явление писателя Булгакова в русской литературе не состоялось бы».
В 1924 его настигнет слава. Напечатают журнал с «Белой гвардией», про которую Макс Волошин, поэт, тогда же напишет: эту вещь «как дебют начинающего писателя… можно сравнить только с дебютами Достоевского и Льва Толстого» Тогда же, в 1924, через 11 лет после их венчания он ушел к Любови Белозерской, блестящей женщине, вернувшейся из-за границы.
Вот что Тася рассказала про роман Булгакова с Любой Белозерской: «Она была замужем за Василевским и разошлась. И вот Михаил: „У нас большая комната, нельзя ли ей у нас переночевать?“ – „Нет, – говорю, – нельзя“.
Он все жалел ее: „У нее сейчас такое положение, хоть травись“. Вот и пожалел». Тася считала, что Булгаков разошелся с нею и женился на Любе Белозерской потому, что с той было удобнее делать писательскую карьеру.
Но настоящая измена случилась позже. Однажды Булгаков принес Тасе журнал с напечатанной «Белой гвардией». На титульном листе она увидела посвящение: Любови Белозерской.«Представьте, каково было мне, когда я, не досыпая ночей, сидела возле Михаила, помогая ему как могла… а книга вышла с посвящением другой. Это справедливо?» — с болью вспоминала она спустя десятилетия.
Она швырнула журнал за порог. «Он сестрам говорил, что мне посвятит… Он же когда писал, то даже знаком с ней не был!» Именно это стало самой глубокой раной. Не мимолетные увлечения, а предательство общего труда, обесценивание тех ночей, которые они провели вместе над рукописью.
«Ты вечно будешь виноват перед Тасей», — крикнула ему сестра Надя, узнав о разводе. Он и сам это понимал. «Из-за тебя, Тася, Бог меня покарает», — сказал он ей.
После развода она работала на стройке, носила кирпичи, потом — в регистратуре поликлиники. Вышла замуж за старого знакомого и уехала из Москвы. А его жизнь била ключом: премьеры, слава, рестораны, третья жена…
Он умер в Прощеное воскресенье, 10 марта 1940 года. Перед смертью он просил найти Татьяну, чтобы попросить у нее прощения. Она опоздала на похороны.
Уже будучи глубокой старухой, она сказала: «Ближе меня никого у него не было. И в разрыве с ним я сама виновата… Как сейчас помню его просящие глаза, ласковый голос: «Тасенька, прости, я все равно должен быть с тобой. Пойми, ты для меня самый близкий человек!». Но уязвленное самолюбие, гордость… и я его, можно сказать, сама отдала другой женщине».
Татьяна Лаппа погибла в 1982 году при загадочных обстоятельствах — ее нашли в луже крови на кухне собственной квартиры. Рядом догорала кастрюля.
Она не стала Маргаритой. Ее история страшнее и правдивее. Это история о том, что у каждого гения есть своя тихая жертва, безмолвная и неприметная. И о том, что самое страшное предательство — не изменить любви, а предать общую боль, общий труд и тех, кто держал тебя за руку, когда ты был никем.
Словом, бьемся оба как рыбы об лед… Таськина помощь для меня не поддается учету… Носимся по Москве в своих пальтишках. Я поэтому хожу как-то одним боком вперед (продувает почему-то левую сторону). Мечтаю добыть Татьяне теплую обувь.
У нее ни черта нет, кроме туфель. Но авось!..»
Тогда она понесла ювелиру свою последнюю ценность — длинную золотую цепь, подарок отца. Ее рубили по звеньям. «Чем больше уменьшалась цепь, тем слабее становилась цепь семейная», — горько заметит она годы спустя.
Их жизнь в Москве была адом. Коммунальная квартира №50 стала прообразом «нехорошей» из «Мастера и Маргариты». За стеной — милиционер с крикливой женой, хлебопек, Дуся-проститутка (когда к ней стучали, Тася, стыдясь, пищала из-под одеяла: «Рядом!») и та самая Аннушка Горячева по прозвищу Чума, которая и прольет масло.
Булгаков писал в дневнике: «Пока у меня нет квартиры — я не человек, а лишь полчеловека». Ночью он создавал «Записки земского врача» и «Белую гвардию», а Тася сидела рядом с шитьем, грела воду, чтобы он мог согреть вечно ледяные руки, бегала продавать остатки вещей на рынок.
«Ты живешь в тяжелейших условиях и даже не жалуешься на нечеловеческую жизнь!» — удивлялся он. «Я живу, как ты», — отвечала она.
Именно в эти годы, когда он был никем, она стала для него всем. Биограф Алексей Варламов напишет: «Булгакову невероятно повезло с первой женой, ей с ним — нисколько. Все, что она делала, вызывает только восхищение. Если бы не было рядом с Михаилом Афанасьевичем этой женщины, явление писателя Булгакова в русской литературе не состоялось бы».
В 1924 его настигнет слава. Напечатают журнал с «Белой гвардией», про которую Макс Волошин, поэт, тогда же напишет: эту вещь «как дебют начинающего писателя… можно сравнить только с дебютами Достоевского и Льва Толстого» Тогда же, в 1924, через 11 лет после их венчания он ушел к Любови Белозерской, блестящей женщине, вернувшейся из-за границы.
Вот что Тася рассказала про роман Булгакова с Любой Белозерской: «Она была замужем за Василевским и разошлась. И вот Михаил: „У нас большая комната, нельзя ли ей у нас переночевать?“ – „Нет, – говорю, – нельзя“.
Он все жалел ее: „У нее сейчас такое положение, хоть травись“. Вот и пожалел». Тася считала, что Булгаков разошелся с нею и женился на Любе Белозерской потому, что с той было удобнее делать писательскую карьеру.
Но настоящая измена случилась позже. Однажды Булгаков принес Тасе журнал с напечатанной «Белой гвардией». На титульном листе она увидела посвящение: Любови Белозерской.«Представьте, каково было мне, когда я, не досыпая ночей, сидела возле Михаила, помогая ему как могла… а книга вышла с посвящением другой. Это справедливо?» — с болью вспоминала она спустя десятилетия.
Она швырнула журнал за порог. «Он сестрам говорил, что мне посвятит… Он же когда писал, то даже знаком с ней не был!» Именно это стало самой глубокой раной. Не мимолетные увлечения, а предательство общего труда, обесценивание тех ночей, которые они провели вместе над рукописью.
«Ты вечно будешь виноват перед Тасей», — крикнула ему сестра Надя, узнав о разводе. Он и сам это понимал. «Из-за тебя, Тася, Бог меня покарает», — сказал он ей.
После развода она работала на стройке, носила кирпичи, потом — в регистратуре поликлиники. Вышла замуж за старого знакомого и уехала из Москвы. А его жизнь била ключом: премьеры, слава, рестораны, третья жена…
Он умер в Прощеное воскресенье, 10 марта 1940 года. Перед смертью он просил найти Татьяну, чтобы попросить у нее прощения. Она опоздала на похороны.
Уже будучи глубокой старухой, она сказала: «Ближе меня никого у него не было. И в разрыве с ним я сама виновата… Как сейчас помню его просящие глаза, ласковый голос: «Тасенька, прости, я все равно должен быть с тобой. Пойми, ты для меня самый близкий человек!». Но уязвленное самолюбие, гордость… и я его, можно сказать, сама отдала другой женщине».
Татьяна Лаппа погибла в 1982 году при загадочных обстоятельствах — ее нашли в луже крови на кухне собственной квартиры. Рядом догорала кастрюля.
Она не стала Маргаритой. Ее история страшнее и правдивее. Это история о том, что у каждого гения есть своя тихая жертва, безмолвная и неприметная. И о том, что самое страшное предательство — не изменить любви, а предать общую боль, общий труд и тех, кто держал тебя за руку, когда ты был никем.
Следующая публикация
Комментарии 4