Предыдущая публикация
🦒
Странно устаревшая Жирафа
Укладывая недавно внучку спать, я открыл на случайной странице всем вам известную книгу «Крокодил Гена и его друзья» (1966). Взгляд мой упал на объявление журналиста-врунишки, выделенное цветом:
"…На стройке работают десять крокодилов, десять жираф, десять обезьян и десять круглых отличников."
Конструкция «десять жираф» меня смутила. Почему не жирафов? Логично предположить, что это феминитив: в тексте фигурирует жирафа Анюта. Но стандартный феминитив сегодня — жирафиха.
Я полез в словари — и погрузился в хаос жирафов и жираф.
Классические словарь Ушакова (1936), словарь Ожегова (1949), словарь Фасмера (1950); Малый академический словарь (1960-е); современные словарь Ефремовой, «Словарь галлицизмов» и «Биологический словарь» дают обе формы — жираф и жирафа — как равноправные.
Современные «Большой словарь иностранных слов» и словарь Кузнецова (1998) дают также «жирафу», но как устаревшее слово. Но устаревшее когда и по отношению к чему? Ведь, например, в словаре Даля (1866) есть только форма «жираф». То есть жирафа появилась позже и потом уже устарела? Давайте разбираться.
Всё началось с первого в истории Европы хайпа — жирафомании 1827 года.
Шла война за независимость Греции. Вице-король Египта в надежде задобрить европейские державы, отправил в подарок трех жирафов — в Париж, Лондон и Вену. Первой прибыла жирафа для французского короля Карла X, и она вызвала настоящую истерику.
Это была молодая самка из Судана. Везли на корабле до Марселя, а оттуда повели пешком в Париж — в сопровождении зоолога и коров, которые давали ей молоко.
Франция сошла с ума.
Жирафе сочиняли стихи, ее изображали на вывесках трактиров, а дамы завели моду на прическу «à la girafe» — высокие волосы.
Даже короля Карла X в карикатурах рисовали жирафом.
Марсель. Жирафа на прогулке. Рядом двое ее верных спутников — Атир и Хассан, днем они прогуливались
Карикатура на Карла X
В июне 1827 года она дошла до Парижа. За полгода ее посетили 600 тысяч человек. Это был первый медийный феномен такого масштаба в Европе.
Князь Вяземский через год описывает этот феномен: «Журналы, академии, ресторации, театры, модные лавки праздновали его благоденственное прибытие… Красавицы на щегольских нарядах своих носили подобие безобразного жирафа; музыка повторяла печальные прощания жирафа с родиною».
Дальше он любопытно рассуждает, что русские журналисты так не умеют хайповать. Но нам интереснее другая ремарка: «Жираф [(а почему не Жирафа, как говорят во Франции?)]»
Вопрос правильный. Во французском — la girafe, женский род (от итальянского giraffa). В русском же girafe стали читать как жираф и интерпретировали как мужской род.
Важно: в XIX веке в текстах есть только «жираф». У Герцена — жираф в андреевской ленте. У Салтыкова-Щедрина — громадный жираф. У Чехова — голый, высокий, как жираф. У Бунина — молодой человек, похожий на жирафа.
А вот в начале XX века как будто из ниоткуда появляется «жирафа». В научно-популярном журнале 1911 года — красавица-жирафа.
У Аверченко (1917) – квартира, похожая на жирафу.
У Андрея Белого — смесь жирафы с гориллой.
В дневниках 1940–1950-х — «жирафа» (значит, так реально говорили).
У Юлиана Семёнова в «17 мгновениях весны» 1969г.— тоже жирафа, она.
Но вот что любопытно. Мужская форма все это время никуда не уходила. Женская форма жирафа полвека постояла рядом и ушла, к концу застоя получив пометку «устар.»
Почему так вышло? Моя версия такая — это разговорная форма, которая была легализована. Предположим, что жирафа жила в устной речи (по аналогии с другими африканскими животными вроде зебры или антилопы; или крокодила, который некоторое время еще был «крокодилой»), а когда язык демократизировался перед революцией, она всплыла в печати. Но утверждать точно я не могу. Логика этого кульбита мне ясна не до конца. (c)
Князь Вяземский через год описывает этот феномен: «Журналы, академии, ресторации, театры, модные лавки праздновали его благоденственное прибытие… Красавицы на щегольских нарядах своих носили подобие безобразного жирафа; музыка повторяла печальные прощания жирафа с родиною».
Дальше он любопытно рассуждает, что русские журналисты так не умеют хайповать. Но нам интереснее другая ремарка: «Жираф [(а почему не Жирафа, как говорят во Франции?)]»
Вопрос правильный. Во французском — la girafe, женский род (от итальянского giraffa). В русском же girafe стали читать как жираф и интерпретировали как мужской род.
Важно: в XIX веке в текстах есть только «жираф». У Герцена — жираф в андреевской ленте. У Салтыкова-Щедрина — громадный жираф. У Чехова — голый, высокий, как жираф. У Бунина — молодой человек, похожий на жирафа.
А вот в начале XX века как будто из ниоткуда появляется «жирафа». В научно-популярном журнале 1911 года — красавица-жирафа.
У Аверченко (1917) – квартира, похожая на жирафу.
У Андрея Белого — смесь жирафы с гориллой.
В дневниках 1940–1950-х — «жирафа» (значит, так реально говорили).
У Юлиана Семёнова в «17 мгновениях весны» 1969г.— тоже жирафа, она.
Но вот что любопытно. Мужская форма все это время никуда не уходила. Женская форма жирафа полвека постояла рядом и ушла, к концу застоя получив пометку «устар.»
Почему так вышло? Моя версия такая — это разговорная форма, которая была легализована. Предположим, что жирафа жила в устной речи (по аналогии с другими африканскими животными вроде зебры или антилопы; или крокодила, который некоторое время еще был «крокодилой»), а когда язык демократизировался перед революцией, она всплыла в печати. Но утверждать точно я не могу. Логика этого кульбита мне ясна не до конца. (c)
Фото: Bernard Dupont ( франция)
Следующая публикация
Нет комментариев