Представьте себе Одессу первых советских лет. Город буквально живет литературой. Там можно встретить Эдуарда Багрицкого и Исаака Бабеля. Там творят Валентин Катаев и Юрий Олеша. Там делают свои первые шаги на писательском поприще Ильф и Петров. Там обитают Константин Паустовский и Вера Инбер.
А еще там блистает Давид Бродский.
Для того, чтобы производить неизгладимое впечатление на каждого встречного у него были все данные.
Он был огромен, страшно толст и прожорлив. При этом обладал чудовищной силой - однажды в цирке откликнулся на вызов легендарного силача Ивана Поддубного, вышел на арену из зрительного зала и продержался против него целых две минуты. Удивленный Поддубный настойчиво советовал незнакомцу заняться профессиональной борьбой.
Еще у Бродского была фотографическая память, благодаря которой он постоянно сражал преподавателей. Чуть ли не всю русскую литературу знал наизусть - в любой момент мог начать цитировать огромными кусками.
А главное - он писал замечательные стихи со смелыми рифмами, яркими образами и свежей ритмикой. Правда, по большей части это были переводы зарубежных поэтов. Но переводы изумительные! Совершенно по-новому на русском языке зазвучали Шиллер и Гете, Виктор Гюго и Шарль Бодлер.
Именно Давиду Бродскому принадлежит первый советский перевод "Пьяного корабля" Артюра Рембо, который просто потряс отечественного читателя свободой владения словом.
Вот как пишет об этом Евгений Витковский в книге "У входа в лабиринт":
"Летом 1929 года в "Литературной газете" появился первый полный советский перевод "Пьяного корабля", поразивший воображение современников непривычной красотой и упругостью стиха, полной свободой от оков буквализма (т. е. оригинала — это казалось достижением) и какой-то неслыханной яркостью. "Пьяный корабль" в переводе Давида Бродского восхитил читателей прежде всего пластикой, невозможной среди переводчиков Рембо в традиции символизма (у Сологуба, Анненского, Брюсова), так и у переводчиков, близких к "Центрифуге" (Бобров, Петников), даже у акмеистов (Гумилев). Четырехстопный анапест, почти еще не испробованный в качестве эквивалента французского двенадцатисложника, вызывающая красота рифмовки — примета "южной" школы! — и, кстати, столь же вызывающе близко к оригиналу переведенные две первые строфы (и, может быть, третья, хотя в ней уже "не все в порядке"), — все это подкупало. А четвертая строфа — это ли не образец замечательных русских стихов?!"
И сразу приведем вам ту самую четвертую строфу, которая восхитила Витковского:
Черт возьми! Это было триумфом погонь!
Девять суток, как девять кругов преисподней!
Я бы руганью встретил маячный огонь,
Если б он просиял мне во имя господне!
Давид Бродский прожил долгую жизнь по меркам того бурного и неспокойного времени. Он умер в 1966 году в возрасте 67 лет.
Однако все послевоенные десятилетия о поэте его коллеги старались не вспоминать. В литературной среде ходил слух о том, что это именно он доносил в НКВД на Осипа Мандельштама, с которым общался и в гостях у которого бывал.
Слух этот никакого подтверждения не имел и так его и не получил. Но, как говорится, осадочек остался. До сих пор о Давиде Бродском почти ничего не слышно - только подпись его можно встретить под разными переводами. Даже фотографии его к этой статье нам найти не удалось.
Спасибо за чтение! Подписывайтесь на нашу группу, впереди много всего интересного!
Комментарии 3
Нигде фото нет его
И был совершенно отвратительным человеком.