ИОСИФ БРОДСКИЙ: "Стихи Э. Лимонова требуют от читателя известной подготовки. То, что представляется в них эксцентрическим, на деле есть ничто иное, как естественное развитие той поэзии, основы которой были заложены М.В. Ломоносовым и освоены в нашем столетии Хлебниковым и поэтами группы Обериу. ...,, ,,Зависть,, Иосифу Бродскому, по поводу получения им очередной денежной премии В камнях на солнце рано Лежу как обезьяна Напоминая мой недавний бред Между камнями на песке скелет Большой макрели. Чайки Тихоокеана От рыбы не оставят мяса. Нет. Волна в волну, как пули из нагана Вливаются по воле их стрелка Как Калифорния крепка! И частной собственностью пряно Несет от каждого прибрежного куска «КОРМИТЬ НЕМНОГИХ. ОСТАЛЬНЫХ ДЕРЖАТЬ В УЗДЕ ДЕРЖАТЬ В МЕЧТАХ О МЯСЕ И ГНЕЗДЕ.» Мне видятся Вселенского Закона Большие буквы… Пятая колонна Шпион. Лазутчик. Получил вновь — «На!» И будет жить как брат Наполеона Среди других поэтов как говна… «Тридцать четыре тыщи хочешь?» Я крабу говорю смущен. «Уйди, ты что меня щекочешь!» И в щель скрывает тело он. Я успеваю в след ему сказать «Тридцать четыре перемножь на пять» . . . . . . . . . . . . Какой поэт у океанских вод Вульгарно не поглаживал живот Мы все нечестен. Каждый нас смешон А все же получает деньги «он» Мне интересно как это бывает Что все же «он» все деньги получает . . . . . . . . . . . . . . Подставив огненному телу все детали И тело сваленному древу уподобив Лежу я, джинсы и сандали На жестком камне приспособив И чайка надо мной несется И грязная, она смеется, В камнях всю рыбу приутробив «Что ж ты разрушила макрель?» Я говорю ей зло и грубо Она топорщит свою шубу И целит подлая в кисель Оставшийся после отлива Прожорлива и похотлива Как Дон-Жуан косит в постель . . . . . . . . . . . Мне все равно. Я задаю вопросы Не потому что я ищу ответы Не эти чайки — мощные насосы Говна и рыба. Даже не поэты И нет не мир покатый и бесстыжий Мне не нужны. Смеясь, а не сурово Я прожил целый прошлый год в Париже И как эстет не написал ни слова . . . . . . . . . . . . Однако б мне хватило этих сумм . . . . . . . . . . . . ЭДУАРД ЛИМОНОВ

ЭДУАРД ЛИМОНОВ:,,... Бродский – великий американский поэт. Бродский был стариком уже в шестидесятые. Уже тогда был лыс, уклончив, мудр и умел себя поставить. Создать ощущение недоступности....В 1975-м, в Америке он оказался более доступен и человечен. Даже побывал у нас на Лексингтон возле 33-й улицы в крошечной с тараканами квартирке. Даже познакомил меня с Татьяной Либерман – она же Яковлева, любовь Маяковского, миф русской литературы. И поскольку мы знали, я и Елена, её соперницу – Лилю Брик, – мы задержались у Татьяны Либерман. Нас приглашали на какое-то количество парти в дом Либерманов, туда, выше в up-town, между Лексингтон и 5-й авеню. Так что Бродскому я обязан каким-то количеством выпитого спиртного и съеденных на фуршетах и обедах калорий. Однажды в 1976-м Либерманы даже дали мне чек. На небольшую сумму, впрочем. А где-то в 1978-м я зарабатывал тем, что перешивал для Татьяны и её подруг-старушек якобы важные им тряпки. Скорее всего, это была форма помощи. Так вот, в Америке в 1975 году Бродский был более человечен. Объяснение, думаю, простое: как он ни ставил себя Эйнштейном – сверхчеловеком, ему не хватало общения, американцы же не могли заменить ему русских. Потом, в отличие от меня, ему нужно было литературное общение. Я могу общаться чёрт знает с кем – с продавщицами из ликёрсторов, с работягами и ворьём, – я менее литературен. Нет, ему нужны были Рейны, Вайли и Лосевы. А они ещё не приехали. Свита запаздывала. ..,,