"Папе на фронт" (Е. Благинина) Здравствуй, папка! Ты опять мне снился, Только в этот раз не на войне. Я немножко даже удивилась- До чего ты прежний был во сне!
Прежний-прежний, ну такой же самый, Точно не видались мы два дня. Ты вбежал, поцеловался с мамой, А потом поцеловал меня.
Мама будто плачет и смеется, Я визжу и висну на тебе. Мы с тобою начали бороться, Одолела я тебя в борьбе.
А потом даю те два осколка, Что нашли недавно у ворот, Говорю тебе: « А скоро елка! Ты приедешь к нам на Новый год?»
Я сказала, тут же и проснулась, Как случилось это, не пойму. Осторожно к стенке прикоснулась, В удивленье глянула во тьму.
Тьма такая - ничего не видно, Аж круги в глазах от этой тьмы! До чего ж мне сделалось обидно, Что с тобою вдруг расстались мы…
Папа! Ты вернешься невредимый! Ведь война когда-нибудь пройдет? Миленький, голубчик мой родимый, Знаешь, вправду скоро Новый год!
Я тебя, конечно, поздравляю И желаю вовсе не болеть. Я тебе желаю - прежелаю Поскорей фаши...Ещё"Папе на фронт" (Е. Благинина) Здравствуй, папка! Ты опять мне снился, Только в этот раз не на войне. Я немножко даже удивилась- До чего ты прежний был во сне!
Прежний-прежний, ну такой же самый, Точно не видались мы два дня. Ты вбежал, поцеловался с мамой, А потом поцеловал меня.
Мама будто плачет и смеется, Я визжу и висну на тебе. Мы с тобою начали бороться, Одолела я тебя в борьбе.
А потом даю те два осколка, Что нашли недавно у ворот, Говорю тебе: « А скоро елка! Ты приедешь к нам на Новый год?»
Я сказала, тут же и проснулась, Как случилось это, не пойму. Осторожно к стенке прикоснулась, В удивленье глянула во тьму.
Тьма такая - ничего не видно, Аж круги в глазах от этой тьмы! До чего ж мне сделалось обидно, Что с тобою вдруг расстались мы…
Папа! Ты вернешься невредимый! Ведь война когда-нибудь пройдет? Миленький, голубчик мой родимый, Знаешь, вправду скоро Новый год!
Я тебя, конечно, поздравляю И желаю вовсе не болеть. Я тебе желаю - прежелаю Поскорей фашистов одолеть!
Чтоб они наш край не разрушали, Чтоб как прежде можно было жить, Чтоб они мне больше не мешали Обнимать тебя, тебя любить.
Чтоб над всем таким большущим миром Днем и ночью был веселый свет… Поклонись бойцам и командирам, Передай им от меня привет.
Пожелай им всякую удачу, Пусть идут на немцев день и ночь… …Я пишу тебе и чуть не плачу, Это так … от счастья…. Твоя дочь.
Снова митинг в селе в День Победы . Почему же так сердце щемит ? Отступили давно уже беды , А сегодня один он стоит С непокрытой седой головою , Прижимая букетик гвоздик . Вспоминает про возгласы боя , Уцелевший один фронтовик . Остальные , ушедшие с миром , - Было много у этой стены ! - Спят спокойно давно уж в могилах Средь кладбищенской тишины . Нет бомбежек войны и разрухи , Не останется скоро и ран , Плачут вдовы - четыре старухи , Трет глаза кулаком ветеран . День Победы - цветенье в природе . Год от года на сердце больней И тревожней , что память народа Все короче , а время ... длинней .
Почему ? Почему , когда верба и тополь в цвету , Умирают весной ветераны ? И ни сладкий березовый сок, Ни лесного цветка лепесток Не излечат саднящие раны ? Почему умирают весной ветераны ? Птичий щебет в ночи , А утрами кукушка кричит, Их считая года спозаранок... Почему умирают весной ветераны ? Не увидит дедовских седин больше внук, Присмиревший , как будто подранок. Почему умирают весной ветераны ? Белый саван черемух На землю опустится вдруг Невесомым и тонким , Прозрачным туманом - Я скорблю ... Потому что опять и опять Умирают весной ветераны . Их осталось немного в живых. А могильных курганов все больше. Я горда светлым подвигом их, Только в Мае от этого горше .
Он не любил историй про войну, Хотя с расспросами я приставала часто, Но много лет спустя, поведал мне одну, К которой непосредственно он был причастен.
Он был танкистом. В адовом кругу Горел в подбитом мессершмиттом танке , И защищая Курскую дугу , Вдруг ощутил - горит броня с изнанки .
От дыма взрывов неба не видать, Горит земля, и свет глаза покинул . Он понял : есть секунд,примерно,пять , Чтобы покинуть мертвую машину .
А дальше - тьма и бездна в никуда . Очнулся... Видит : небо голубое . - Откуда ж подо мной вода,коль нет дождя ? - И жив ли я, коль подо мною лужи крови ?
Как страшно, горько было узнавать Товарищей, убитых смертным градом . Их было попросту не сосчитать, И самой страшной стала в сердце рана .
Он жив остался ! Цел и невредим Дошел и до Берлина без изъянов . Мой дед, с которым мы сейчас сидим , Танкист и старшина - Василий Аверьянов !
Хлеб из затхлой муки, пополам с отрубями, Помним в горькие годы ясней, чем себя мы. Хлеб везли на подводе. Стыл мороз за прилавком. Мы по карточкам хлеб забирали на завтра. Ах какой он был мягкий, какой был хороший! Я ни разу не помню, чтоб хлеб был засохший… Отчего ж он вкусней, чем сегодняшний пряник, Хлеб из затхлой муки, пополам с отрубями?
Может быть, оттого, что, прощаясь, солдаты Хлеб из двери теплушки раздавали ребятам. Были равными все мы тогда перед хлебом, Перед злым, почерневшим от «Юнкерсов» небом, Пред воспетой и рухнувшей вдруг обороной. Перед жёлтенькой, первой в семье похоронной, Перед криком «ура», и блокадною болью, Перед пленом и смертью, перед кровью и солью. Хлеб из затхлой муки, пополам с отрубями, И солдаты, и маршалы вместе рубали. Ели, будто молясь, доедали до крошки. Всю войну я не помню даже корки засохшей.
…За витриною хлеб вызывающе свежий. Что ж так хочется крикнуть: «Мы все те же! Все те же!»? Белой булки кусок кем-то под ног...ЕщёНиколай Добронравов
ХЛЕБ
Хлеб из затхлой муки, пополам с отрубями, Помним в горькие годы ясней, чем себя мы. Хлеб везли на подводе. Стыл мороз за прилавком. Мы по карточкам хлеб забирали на завтра. Ах какой он был мягкий, какой был хороший! Я ни разу не помню, чтоб хлеб был засохший… Отчего ж он вкусней, чем сегодняшний пряник, Хлеб из затхлой муки, пополам с отрубями?
Может быть, оттого, что, прощаясь, солдаты Хлеб из двери теплушки раздавали ребятам. Были равными все мы тогда перед хлебом, Перед злым, почерневшим от «Юнкерсов» небом, Пред воспетой и рухнувшей вдруг обороной. Перед жёлтенькой, первой в семье похоронной, Перед криком «ура», и блокадною болью, Перед пленом и смертью, перед кровью и солью. Хлеб из затхлой муки, пополам с отрубями, И солдаты, и маршалы вместе рубали. Ели, будто молясь, доедали до крошки. Всю войну я не помню даже корки засохшей.
…За витриною хлеб вызывающе свежий. Что ж так хочется крикнуть: «Мы все те же! Все те же!»? Белой булки кусок кем-то под ноги брошен. Всю войну я не помню даже крошки засохшей… Мы остались в живых. Стала легче дорога. Мы черствеем, как хлеб, которого много.
Если вспоминать об этом Дне, Лишь о нем, но сердцем, кровью, кожей, — Целой сотни дней не хватит мне. А писать так и бумаги тоже. Только сердца хватит, может быть… Друг мой, ты-то веришь, понимая, — Ни одной минуты не забыть Тех неповторимых суток Мая.
Они с детьми погнали матерей И яму рыть заставили, а сами Они стояли, кучка дикарей, И хриплыми смеялись голосами. У края бездны выстроили в ряд Бессильных женщин, худеньких ребят. Пришел хмельной майор и медными глазами Окинул обреченных... Мутный дождь Гудел в листве соседних рощ И на полях, одетых мглою, И тучи опустились над землею, Друг друга с бешенством гоня... Нет, этого я не забуду дня, Я не забуду никогда, вовеки! Я видел: плакали, как дети, реки, И в ярости рыдала мать-земля. Своими видел я глазами, Как солнце скорбное, омытое слезами, Сквозь тучу вышло на поля, В последний раз детей поцеловало, В последний раз... Шумел осенний лес. Казалось, что сейчас Он обезумел. Гневно бушевала Его листва. Сгущалась мгла вокруг. Я слышал: мощный дуб свалился вдруг, Он падал, издавая вздох тяжелый. Детей внезапно охватил испуг, — Прижались к матерям, цепляясь за подолы.
И выстрела раздался резкий звук, Прервав проклятье, Что вырвалось у женщ...ЕщёМуса Джалиль, Варварство
Они с детьми погнали матерей И яму рыть заставили, а сами Они стояли, кучка дикарей, И хриплыми смеялись голосами. У края бездны выстроили в ряд Бессильных женщин, худеньких ребят. Пришел хмельной майор и медными глазами Окинул обреченных... Мутный дождь Гудел в листве соседних рощ И на полях, одетых мглою, И тучи опустились над землею, Друг друга с бешенством гоня... Нет, этого я не забуду дня, Я не забуду никогда, вовеки! Я видел: плакали, как дети, реки, И в ярости рыдала мать-земля. Своими видел я глазами, Как солнце скорбное, омытое слезами, Сквозь тучу вышло на поля, В последний раз детей поцеловало, В последний раз... Шумел осенний лес. Казалось, что сейчас Он обезумел. Гневно бушевала Его листва. Сгущалась мгла вокруг. Я слышал: мощный дуб свалился вдруг, Он падал, издавая вздох тяжелый. Детей внезапно охватил испуг, — Прижались к матерям, цепляясь за подолы.
И выстрела раздался резкий звук, Прервав проклятье, Что вырвалось у женщины одной, Ребенок, мальчуган больной, Головку спрятал в складках платья Еще не старой женщины. Она Смотрела, ужаса полна. Как не лишиться ей рассудка! Все понял, понял все малютка. — Спрячь, мамочка, меня! Не надо умирать! — Он плачет и, как лист, сдержать не может дрожи. Дитя, что ей всего дороже, Нагнувшись, подняла двумя руками мать, Прижала к сердцу, против дула прямо... — Я, мама, жить хочу. Не надо, мама! Пусти меня, пусти! Чего ты ждешь~- И хочет вырваться из рук ребенок, И страшен плач, и голос тонок, И в сердце он вонзается, как нож. — Не бойся, мальчик мой. Сейчас вздохнешь ты вольно. Закрой глаза, но голову не прячь, Чтобы тебя живым не закопал палач. Терпи, сынок, терпи. Сейчас не будет больно. — И он закрыл глаза. И заалела кровь, По шее лентой красной извиваясь. Две жизни наземь падают, сливаясь, Две жизни и одна любовь! Гром грянул. Ветер свистнул в тучах. Заплакала земля в тоске глухой. О, сколько слез, горячих и горючих! Земля моя, скажи мне, что с тобой1 Ты часто горе видела людское, Ты миллионы лет цвела для нас,
Но испытала ль ты хотя бы раз Такой позор и варварство такое? Страна моя, враги тебе грозят, Но выше подними великой правды знамя, Омой его земли кровавыми слезами, И пусть его лучи пронзят, Пусть уничтожат беспощадно Тех варваров, тех дикарей, Что кровь детей глотают жадно, Кровь наших матерей...
Вы помните еще ту сухость в горле, Когда, бряцая голой силой зла, Навстречу нам горланили и перли И осень шагом испытаний шла? Но правота была такой оградой, Которой уступал любой доспех. Все воплотила участь Ленинграда. Стеной стоял он на глазах у всех. И вот пришло заветное мгновенье: Он разорвал осадное кольцо. И целый мир, столпившись в отдалении, Восторге смотрит на его лицо. Как он велик! Какой бессмертный жребий! Как входит в цепь легенд его звено! Все, что возможно на земле и небе, Им вынесено и совершено.
Занесенный в графу С аккуратностью чисто немецкой, Он на складе лежал Среди обуви взрослой и детской. Его номер по книге: "Три тысячи двести девятый". "Обувь детская. Ношена. Правый ботинок. С заплатой..." Кто чинил его? Где? В Мелитополе? В Кракове? В Вене? Кто носил его? Владек? Или русская девочка Женя?.. Как попал он сюда, в этот склад, В этот список проклятый, Под порядковый номер "Три тысячи двести девятый"? Неужели другой не нашлось В целом мире дороги, Кроме той, по которой Пришли эти детские ноги В это страшное место, Где вешали, жгли и пытали, А потом хладнокровно Одежду убитых считали? Здесь на всех языках О спасенье пытались молиться: Чехи, греки, евреи, Французы, австрийцы, бельгийцы. Здесь впитала земля Запах тлена и пролитой крови Сотен тысяч людей Разных наций и разных сословий... Час расплаты пришел! Палачей и убийц – на колени! Суд народов идет По кровавым следам преступлений. Среди с...ЕщёДетский ботинок
Занесенный в графу С аккуратностью чисто немецкой, Он на складе лежал Среди обуви взрослой и детской. Его номер по книге: "Три тысячи двести девятый". "Обувь детская. Ношена. Правый ботинок. С заплатой..." Кто чинил его? Где? В Мелитополе? В Кракове? В Вене? Кто носил его? Владек? Или русская девочка Женя?.. Как попал он сюда, в этот склад, В этот список проклятый, Под порядковый номер "Три тысячи двести девятый"? Неужели другой не нашлось В целом мире дороги, Кроме той, по которой Пришли эти детские ноги В это страшное место, Где вешали, жгли и пытали, А потом хладнокровно Одежду убитых считали? Здесь на всех языках О спасенье пытались молиться: Чехи, греки, евреи, Французы, австрийцы, бельгийцы. Здесь впитала земля Запах тлена и пролитой крови Сотен тысяч людей Разных наций и разных сословий... Час расплаты пришел! Палачей и убийц – на колени! Суд народов идет По кровавым следам преступлений. Среди сотен улик – Этот детский ботинок с заплатой. Снятый Гитлером с жертвы Три тысячи двести девятой.
Пусть небо будет голубым, Пусть в небе не клубится дым, Пусть пушки грозные молчат И пулеметы не строчат, Чтоб жили люди, города... Мир нужен на земле всегда!
Пусть небо будет голубым, Пусть в небе не клубится дым, Пусть пушки грозные молчат И пулеметы не строчат, Чтоб жили люди, города... Мир нужен на земле всегда!
Мы используем cookie-файлы, чтобы улучшить сервисы для вас. Если ваш возраст менее 13 лет, настроить cookie-файлы должен ваш законный представитель. Больше информации
Комментарии 143
В моих руках надежда на спасенье.
Как я хотел вернуться в до-войны,
Предупредить, кого убить должны.
Мне вон тому сказать необходимо:
"Иди сюда, и смерть промчится мимо".
Я знаю час, когда начнут войну,
Кто выживет, и кто умрет в плену,
И кто из нас окажется героем,
И кто расстрелян будет перед строем,
И сам я видел вражеских солдат,
Уже заполонивших Сталинград,
И видел я, как русская пехота
Штурмует Бранденбургские ворота.
Что до врага, то все известно мне,
Как ни одной разведке на войне.
Я говорю — не слушают, не слышат,
Несут цветы, субботним ветром дышат,
Уходят, пропусков не выдают,
В домашний возвращаются уют.
И я уже не помню сам, откуда
Пришел сюда и что случилось чудо.
Я все забыл. В окне еще светло,
И накрест не заклеено стекло.
Суббота, 21 июня
Арсений Тарковский
Здравствуй, папка! Ты опять мне снился,
Только в этот раз не на войне.
Я немножко даже удивилась-
До чего ты прежний был во сне!
Прежний-прежний, ну такой же самый,
Точно не видались мы два дня.
Ты вбежал, поцеловался с мамой,
А потом поцеловал меня.
Мама будто плачет и смеется,
Я визжу и висну на тебе.
Мы с тобою начали бороться,
Одолела я тебя в борьбе.
А потом даю те два осколка,
Что нашли недавно у ворот,
Говорю тебе: « А скоро елка!
Ты приедешь к нам на Новый год?»
Я сказала, тут же и проснулась,
Как случилось это, не пойму.
Осторожно к стенке прикоснулась,
В удивленье глянула во тьму.
Тьма такая - ничего не видно,
Аж круги в глазах от этой тьмы!
До чего ж мне сделалось обидно,
Что с тобою вдруг расстались мы…
Папа! Ты вернешься невредимый!
Ведь война когда-нибудь пройдет?
Миленький, голубчик мой родимый,
Знаешь, вправду скоро Новый год!
Я тебя, конечно, поздравляю
И желаю вовсе не болеть.
Я тебе желаю - прежелаю
Поскорей фаши...Ещё"Папе на фронт" (Е. Благинина)
Здравствуй, папка! Ты опять мне снился,
Только в этот раз не на войне.
Я немножко даже удивилась-
До чего ты прежний был во сне!
Прежний-прежний, ну такой же самый,
Точно не видались мы два дня.
Ты вбежал, поцеловался с мамой,
А потом поцеловал меня.
Мама будто плачет и смеется,
Я визжу и висну на тебе.
Мы с тобою начали бороться,
Одолела я тебя в борьбе.
А потом даю те два осколка,
Что нашли недавно у ворот,
Говорю тебе: « А скоро елка!
Ты приедешь к нам на Новый год?»
Я сказала, тут же и проснулась,
Как случилось это, не пойму.
Осторожно к стенке прикоснулась,
В удивленье глянула во тьму.
Тьма такая - ничего не видно,
Аж круги в глазах от этой тьмы!
До чего ж мне сделалось обидно,
Что с тобою вдруг расстались мы…
Папа! Ты вернешься невредимый!
Ведь война когда-нибудь пройдет?
Миленький, голубчик мой родимый,
Знаешь, вправду скоро Новый год!
Я тебя, конечно, поздравляю
И желаю вовсе не болеть.
Я тебе желаю - прежелаю
Поскорей фашистов одолеть!
Чтоб они наш край не разрушали,
Чтоб как прежде можно было жить,
Чтоб они мне больше не мешали
Обнимать тебя, тебя любить.
Чтоб над всем таким большущим миром
Днем и ночью был веселый свет…
Поклонись бойцам и командирам,
Передай им от меня привет.
Пожелай им всякую удачу,
Пусть идут на немцев день и ночь…
…Я пишу тебе и чуть не плачу,
Это так … от счастья…. Твоя дочь.
Face
Татьяна Шабанова (Барышникова)
59 лет, с.Верх-Ирмень
6 мая
Я в детстве , видя вниз полёт звезды ,
...ЕщёЗагадывала лишь одно , в секрете ,
Чтобы на свете не было войны ,
Чтоб солнце не погасло на планете .
Войны следы были ещё везде -
Я родилась спустя лишь лет десяток .
На каждый дом прибили по звезде ,
Как символ о погибели проклятой .
Погиб мой дед и дядя по отцу .
Их имена теперь хранят пилоны ,
И ряд фамилий , словно на плацу -
У обелиска свежие пионы .
Отец мой рано умер , в шестьдесят .
Кто выжил , быстро уходил из жизни .
Их на сегодня два в селе , и не стоят
Они на митинге - сыны Отчизны .
Поклон тебе , почтенный Ветеран !
Мы те , последние , кто видит ВАС живыми .
Пусть не исчезнет след от ваших ран
У всех потомков на земле отныне .
К чему воюют , не возьму я в толк ,
Порой родные люди , одной веры ?
Стоит в безмолвии бессмертный полк
С немым укором , подвига пр
Face
Татьяна Шабанова (Барышникова)
59 лет, с.Верх-Ирмень
6 мая
Я в детстве , видя вниз полёт звезды ,
Загадывала лишь одно , в секрете ,
Чтобы на свете не было войны ,
Чтоб солнце не погасло на планете .
Войны следы были ещё везде -
Я родилась спустя лишь лет десяток .
На каждый дом прибили по звезде ,
Как символ о погибели проклятой .
Погиб мой дед и дядя по отцу .
Их имена теперь хранят пилоны ,
И ряд фамилий , словно на плацу -
У обелиска свежие пионы .
Отец мой рано умер , в шестьдесят .
Кто выжил , быстро уходил из жизни .
Их на сегодня два в селе , и не стоят
Они на митинге - сыны Отчизны .
Поклон тебе , почтенный Ветеран !
Мы те , последние , кто видит ВАС живыми .
Пусть не исчезнет след от ваших ран
У всех потомков на земле отныне .
К чему воюют , не возьму я в толк ,
Порой родные люди , одной веры ?
Стоит в безмолвии бессмертный полк
С немым укором , подвига примером .
Татьяна Штаб
Шепчется утро с рассветом ,
Воздух дрожит в кисее ,
Солнечным ранним приветом
Мне возвестит о тебе .
В мае расплывчаты зори ,
Словно слеза на глазах .
Где-то стоишь ты в дозоре
В ржавых горячих горах .
Сын мой , защитник , солдатик ...
Сколько вас пало в бою !
Прячешься в старенький ватник
И вспоминаешь семью ,
Мирное синее небо ,
Юности первый позыв .
Кто бы ты , миленький , ни был
В страшный июньский призыв ,
Не умирай , когда утро
Красным окрасит росу .
Шёпотом счёт по минутам -
Я тебя сердцем спасу
© Copyright: Татьяна Штаб, 2015
Свидетельство о публикации №115050301944
Татьяна Штаб
Снова митинг в селе в День Победы .
Почему же так сердце щемит ?
Отступили давно уже беды ,
А сегодня один он стоит
С непокрытой седой головою ,
Прижимая букетик гвоздик .
Вспоминает про возгласы боя ,
Уцелевший один фронтовик .
Остальные , ушедшие с миром , -
Было много у этой стены ! -
Спят спокойно давно уж в могилах
Средь кладбищенской тишины .
Нет бомбежек войны и разрухи ,
Не останется скоро и ран ,
Плачут вдовы - четыре старухи ,
Трет глаза кулаком ветеран .
День Победы - цветенье в природе .
Год от года на сердце больней
И тревожней , что память народа
Все короче , а время ... длинней .
© Copyright: Татьяна Штаб, 2011
Свидетельство о публикации №111050902701
Татьяна Штаб
Почему ?
Почему , когда верба и тополь в цвету ,
Умирают весной ветераны ?
И ни сладкий березовый сок,
Ни лесного цветка лепесток
Не излечат саднящие раны ?
Почему умирают весной ветераны ?
Птичий щебет в ночи ,
А утрами кукушка кричит,
Их считая года спозаранок...
Почему умирают весной ветераны ?
Не увидит дедовских седин больше внук,
Присмиревший , как будто подранок.
Почему умирают весной ветераны ?
Белый саван черемух
На землю опустится вдруг
Невесомым и тонким ,
Прозрачным туманом -
Я скорблю ...
Потому что опять и опять
Умирают весной ветераны .
Их осталось немного в живых.
А могильных курганов все больше.
Я горда светлым подвигом их,
Только в Мае от этого горше .
Татьяна Штаб
Он не любил историй про войну,
Хотя с расспросами я приставала часто,
Но много лет спустя, поведал мне одну,
К которой непосредственно он был причастен.
Он был танкистом. В адовом кругу
Горел в подбитом мессершмиттом танке ,
И защищая Курскую дугу ,
Вдруг ощутил - горит броня с изнанки .
От дыма взрывов неба не видать,
Горит земля, и свет глаза покинул .
Он понял : есть секунд,примерно,пять ,
Чтобы покинуть мертвую машину .
А дальше - тьма и бездна в никуда .
Очнулся... Видит : небо голубое .
- Откуда ж подо мной вода,коль нет дождя ?
- И жив ли я, коль подо мною лужи крови ?
Как страшно, горько было узнавать
Товарищей, убитых смертным градом .
Их было попросту не сосчитать,
И самой страшной стала в сердце рана .
Он жив остался ! Цел и невредим
Дошел и до Берлина без изъянов .
Мой дед, с которым мы сейчас сидим ,
Танкист и старшина - Василий Аверьянов !
1995 г.
ХЛЕБ
Хлеб из затхлой муки, пополам с отрубями,
Помним в горькие годы ясней, чем себя мы.
Хлеб везли на подводе. Стыл мороз за прилавком.
Мы по карточкам хлеб забирали на завтра.
Ах какой он был мягкий, какой был хороший!
Я ни разу не помню, чтоб хлеб был засохший…
Отчего ж он вкусней, чем сегодняшний пряник,
Хлеб из затхлой муки, пополам с отрубями?
Может быть, оттого, что, прощаясь, солдаты
Хлеб из двери теплушки раздавали ребятам.
Были равными все мы тогда перед хлебом,
Перед злым, почерневшим от «Юнкерсов» небом,
Пред воспетой и рухнувшей вдруг обороной.
Перед жёлтенькой, первой в семье похоронной,
Перед криком «ура», и блокадною болью,
Перед пленом и смертью, перед кровью и солью.
Хлеб из затхлой муки, пополам с отрубями,
И солдаты, и маршалы вместе рубали.
Ели, будто молясь, доедали до крошки.
Всю войну я не помню даже корки засохшей.
…За витриною хлеб вызывающе свежий.
Что ж так хочется крикнуть: «Мы все те же! Все те же!»?
Белой булки кусок кем-то под ног...ЕщёНиколай Добронравов
ХЛЕБ
Хлеб из затхлой муки, пополам с отрубями,
Помним в горькие годы ясней, чем себя мы.
Хлеб везли на подводе. Стыл мороз за прилавком.
Мы по карточкам хлеб забирали на завтра.
Ах какой он был мягкий, какой был хороший!
Я ни разу не помню, чтоб хлеб был засохший…
Отчего ж он вкусней, чем сегодняшний пряник,
Хлеб из затхлой муки, пополам с отрубями?
Может быть, оттого, что, прощаясь, солдаты
Хлеб из двери теплушки раздавали ребятам.
Были равными все мы тогда перед хлебом,
Перед злым, почерневшим от «Юнкерсов» небом,
Пред воспетой и рухнувшей вдруг обороной.
Перед жёлтенькой, первой в семье похоронной,
Перед криком «ура», и блокадною болью,
Перед пленом и смертью, перед кровью и солью.
Хлеб из затхлой муки, пополам с отрубями,
И солдаты, и маршалы вместе рубали.
Ели, будто молясь, доедали до крошки.
Всю войну я не помню даже корки засохшей.
…За витриною хлеб вызывающе свежий.
Что ж так хочется крикнуть: «Мы все те же! Все те же!»?
Белой булки кусок кем-то под ноги брошен.
Всю войну я не помню даже крошки засохшей…
Мы остались в живых. Стала легче дорога.
Мы черствеем, как хлеб, которого много.
Татьяна Штаб
В роще заливался соловей ,
Бередил израненную душу
Ветерану свистом всё сильней
В курских зацветавших в мае кущах .
Ветеран сегодня вспоминал
Бой смертельный с лютыми врагами,
Как от взрывов плавился металл
И земля горела под ногами .
Курская родимая земля
Раны от осколков исцеляла ,
И спасая в пламени огня ,
Прикрывала , словно одеялом .
А когда с обугленных полей
Ослабевшего прогнали немца ,
В обгоревшей роще соловей
Выводил заветные коленца .
Удивительно , ведь это - не весна ,
На пороге благодатный август .
Видно , соловей сошел с ума ,
Разделяя той победы радость .
В мирной роще трели соловья
Бередят воспоминаний раны .
Шлет поклон цветущая земля
С песней соловьиной ветерану !
Курская битва ( 5 июля - 23 августа 1943 года )
От неизвестных и до знаменитых,
Сразить которых годы не вольны,
Нас двадцать миллионов незабытых,
Убитых, не вернувшихся с войны.
Нет, не исчезли мы в кромешном дыме,
Где путь, как на вершину, был не прям.
Еще мы женам снимся молодыми,
И мальчиками снимся матерям.
А в День Победы сходим с пьедесталов,
И в окнах свет покуда не погас,
Мы все от рядовых до генералов
Находимся незримо среди вас.
Есть у войны печальный день начальный,
А в этот день вы радостью пьяны.
Бьет колокол над нами поминальный,
И гул венчальный льется с вышины.
Мы не забылись вековыми снами,
И всякий раз у Вечного огня
Вам долг велит советоваться с нами,
Как бы в раздумье головы клоня.
И пусть не покидает вас забота
Знать волю не вернувшихся с войны,
И перед награждением кого-то
И перед осуждением вины.
Все то, что мы в окопах защищали
Иль возвращали, кинувшись в прорыв,
Беречь и защищать вам завещали,
Единственные жизни положив.
Как на медалях, после нас отлитых,
Мы все перед Отечество...ЕщёНас двадцать миллионов
От неизвестных и до знаменитых,
Сразить которых годы не вольны,
Нас двадцать миллионов незабытых,
Убитых, не вернувшихся с войны.
Нет, не исчезли мы в кромешном дыме,
Где путь, как на вершину, был не прям.
Еще мы женам снимся молодыми,
И мальчиками снимся матерям.
А в День Победы сходим с пьедесталов,
И в окнах свет покуда не погас,
Мы все от рядовых до генералов
Находимся незримо среди вас.
Есть у войны печальный день начальный,
А в этот день вы радостью пьяны.
Бьет колокол над нами поминальный,
И гул венчальный льется с вышины.
Мы не забылись вековыми снами,
И всякий раз у Вечного огня
Вам долг велит советоваться с нами,
Как бы в раздумье головы клоня.
И пусть не покидает вас забота
Знать волю не вернувшихся с войны,
И перед награждением кого-то
И перед осуждением вины.
Все то, что мы в окопах защищали
Иль возвращали, кинувшись в прорыв,
Беречь и защищать вам завещали,
Единственные жизни положив.
Как на медалях, после нас отлитых,
Мы все перед Отечеством равны
Нас двадцать миллионов незабытых,
Убитых, не вернувшихся с войны.
Где в облаках зияет шрам наскальный,
В любом часу от солнца до луны
Бьет колокол над нами поминальный
И гул венчальный льется с вышины.
И хоть списали нас военкоматы,
Но недругу придется взять в расчет,
Что в бой пойдут и мертвые солдаты,
Когда живых тревога призовет.
Будь отвратима, адова година.
Но мы готовы на передовой,
Воскреснув,
вновь погибнуть до едина,
Чтоб не погиб там ни один живой.
И вы должны, о многом беспокоясь,
Пред злом ни шагу не подавшись вспять,
На нашу незапятнанную совесть
Достойное равнение держать.
Живите долго, праведно живите,
Стремясь весь мир к собратству
сопричесть,
И никакой из наций не хулите,
Храня в зените собственную честь.
Каких имен нет на могильных плитах!
Их всех племен оставили сыны.
Нас двадцать миллионов незабытых,
Убитых, не вернувшихся с войны.
Падучих звезд мерцает зов сигнальный,
А ветки ив плакучих склонены.
Бьет колокол над нами поминальный,
И гул венчальный льется с вышины.
Расул Гамзатов
<Перевод Я.Козловского>
Если вспоминать об этом Дне,
Лишь о нем, но сердцем, кровью, кожей, —
Целой сотни дней не хватит мне.
А писать так и бумаги тоже.
Только сердца хватит, может быть…
Друг мой, ты-то веришь, понимая, —
Ни одной минуты не забыть
Тех неповторимых суток Мая.
1950-е
Девятое мая
У сигареты сиреневый пепел.
С другом я пил, а как будто и не пил.
Как хорошо на зеленой земле —
Небо в окне и цветы на столе.
У сигареты сиреневый пепел.
С братом я пил, а как будто и не пил.
Пил я девятого мая с Вадимом,
Неосторожным и необходимым.
Дима сказал: «Почитай-ка мне стансы.
А я спою золотые романсы,
Ведь отстояли Россию и мы,
Наши заботы и наши умы».
У сигареты сиреневый пепел.
С другом я пил, а как будто и не пил.
…Как вырывались сирени из рук
У матерей, дочерей и подруг…
Мы вспоминали черты и детали.
Мы Боратынского долго читали
И поминали почти между строчек
Скромную песенку «Синий платочек».
У сигареты сиреневый пепел.
Жалко, что третий в тот день с нами не пил.
Он под Варшавой остался лежать.
С ним мы и выпили за благодать.
1980-е
Они с детьми погнали матерей
И яму рыть заставили, а сами
Они стояли, кучка дикарей,
И хриплыми смеялись голосами.
У края бездны выстроили в ряд
Бессильных женщин, худеньких ребят.
Пришел хмельной майор и медными глазами
Окинул обреченных... Мутный дождь
Гудел в листве соседних рощ
И на полях, одетых мглою,
И тучи опустились над землею,
Друг друга с бешенством гоня...
Нет, этого я не забуду дня,
Я не забуду никогда, вовеки!
Я видел: плакали, как дети, реки,
И в ярости рыдала мать-земля.
Своими видел я глазами,
Как солнце скорбное, омытое слезами,
Сквозь тучу вышло на поля,
В последний раз детей поцеловало,
В последний раз...
Шумел осенний лес. Казалось, что сейчас
Он обезумел. Гневно бушевала
Его листва. Сгущалась мгла вокруг.
Я слышал: мощный дуб свалился вдруг,
Он падал, издавая вздох тяжелый.
Детей внезапно охватил испуг, —
Прижались к матерям, цепляясь за подолы.
И выстрела раздался резкий звук,
Прервав проклятье,
Что вырвалось у женщ...ЕщёМуса Джалиль, Варварство
Они с детьми погнали матерей
И яму рыть заставили, а сами
Они стояли, кучка дикарей,
И хриплыми смеялись голосами.
У края бездны выстроили в ряд
Бессильных женщин, худеньких ребят.
Пришел хмельной майор и медными глазами
Окинул обреченных... Мутный дождь
Гудел в листве соседних рощ
И на полях, одетых мглою,
И тучи опустились над землею,
Друг друга с бешенством гоня...
Нет, этого я не забуду дня,
Я не забуду никогда, вовеки!
Я видел: плакали, как дети, реки,
И в ярости рыдала мать-земля.
Своими видел я глазами,
Как солнце скорбное, омытое слезами,
Сквозь тучу вышло на поля,
В последний раз детей поцеловало,
В последний раз...
Шумел осенний лес. Казалось, что сейчас
Он обезумел. Гневно бушевала
Его листва. Сгущалась мгла вокруг.
Я слышал: мощный дуб свалился вдруг,
Он падал, издавая вздох тяжелый.
Детей внезапно охватил испуг, —
Прижались к матерям, цепляясь за подолы.
И выстрела раздался резкий звук,
Прервав проклятье,
Что вырвалось у женщины одной,
Ребенок, мальчуган больной,
Головку спрятал в складках платья
Еще не старой женщины. Она
Смотрела, ужаса полна.
Как не лишиться ей рассудка!
Все понял, понял все малютка.
— Спрячь, мамочка, меня! Не надо умирать! —
Он плачет и, как лист, сдержать не может дрожи.
Дитя, что ей всего дороже,
Нагнувшись, подняла двумя руками мать,
Прижала к сердцу, против дула прямо...
— Я, мама, жить хочу. Не надо, мама!
Пусти меня, пусти! Чего ты ждешь~-
И хочет вырваться из рук ребенок,
И страшен плач, и голос тонок,
И в сердце он вонзается, как нож.
— Не бойся, мальчик мой. Сейчас
вздохнешь ты вольно.
Закрой глаза, но голову не прячь,
Чтобы тебя живым не закопал палач.
Терпи, сынок, терпи. Сейчас не будет больно. —
И он закрыл глаза. И заалела кровь,
По шее лентой красной извиваясь.
Две жизни наземь падают, сливаясь,
Две жизни и одна любовь!
Гром грянул. Ветер свистнул в тучах.
Заплакала земля в тоске глухой.
О, сколько слез, горячих и горючих!
Земля моя, скажи мне, что с тобой1
Ты часто горе видела людское,
Ты миллионы лет цвела для нас,
Но испытала ль ты хотя бы раз
Такой позор и варварство такое?
Страна моя, враги тебе грозят,
Но выше подними великой правды знамя,
Омой его земли кровавыми слезами,
И пусть его лучи пронзят,
Пусть уничтожат беспощадно
Тех варваров, тех дикарей,
Что кровь детей глотают жадно,
Кровь наших матерей...
1943
Я столько раз видала рукопашный.
Раз - наяву. И тысячу - во сне.
Кто говорит, что на войне не страшно,
Тот ничего не знает о войне.
Ю.Друнина
1943
И на чужой стороне
Тем же родным, незабытым
Пахнет земля по весне.
Полой водой и нежданно -
Самой простой, полевой
Травкою той безымянной,
Что и у нас под Москвой.
И, доверяясь примете,
Можно подумать, что нет
Ни этих немцев на свете,
Ни расстояний, ни лет.
Можно сказать: неужели
Правда, что где-то вдали
Жены без нас постарели,
Дети без нас подросли?..
Александр Твардовский.
1945.
Борис Пастернак
Победитель
Вы помните еще ту сухость в горле,
Когда, бряцая голой силой зла,
Навстречу нам горланили и перли
И осень шагом испытаний шла?
Но правота была такой оградой,
Которой уступал любой доспех.
Все воплотила участь Ленинграда.
Стеной стоял он на глазах у всех.
И вот пришло заветное мгновенье:
Он разорвал осадное кольцо.
И целый мир, столпившись в отдалении,
Восторге смотрит на его лицо.
Как он велик! Какой бессмертный жребий!
Как входит в цепь легенд его звено!
Все, что возможно на земле и небе,
Им вынесено и совершено.
Занесенный в графу
С аккуратностью чисто немецкой,
Он на складе лежал
Среди обуви взрослой и детской.
Его номер по книге:
"Три тысячи двести девятый".
"Обувь детская. Ношена.
Правый ботинок. С заплатой..."
Кто чинил его? Где?
В Мелитополе? В Кракове? В Вене?
Кто носил его? Владек?
Или русская девочка Женя?..
Как попал он сюда, в этот склад,
В этот список проклятый,
Под порядковый номер
"Три тысячи двести девятый"?
Неужели другой не нашлось
В целом мире дороги,
Кроме той, по которой
Пришли эти детские ноги
В это страшное место,
Где вешали, жгли и пытали,
А потом хладнокровно
Одежду убитых считали?
Здесь на всех языках
О спасенье пытались молиться:
Чехи, греки, евреи,
Французы, австрийцы, бельгийцы.
Здесь впитала земля
Запах тлена и пролитой крови
Сотен тысяч людей
Разных наций и разных сословий...
Час расплаты пришел!
Палачей и убийц – на колени!
Суд народов идет
По кровавым следам преступлений.
Среди с...ЕщёДетский ботинок
Занесенный в графу
С аккуратностью чисто немецкой,
Он на складе лежал
Среди обуви взрослой и детской.
Его номер по книге:
"Три тысячи двести девятый".
"Обувь детская. Ношена.
Правый ботинок. С заплатой..."
Кто чинил его? Где?
В Мелитополе? В Кракове? В Вене?
Кто носил его? Владек?
Или русская девочка Женя?..
Как попал он сюда, в этот склад,
В этот список проклятый,
Под порядковый номер
"Три тысячи двести девятый"?
Неужели другой не нашлось
В целом мире дороги,
Кроме той, по которой
Пришли эти детские ноги
В это страшное место,
Где вешали, жгли и пытали,
А потом хладнокровно
Одежду убитых считали?
Здесь на всех языках
О спасенье пытались молиться:
Чехи, греки, евреи,
Французы, австрийцы, бельгийцы.
Здесь впитала земля
Запах тлена и пролитой крови
Сотен тысяч людей
Разных наций и разных сословий...
Час расплаты пришел!
Палачей и убийц – на колени!
Суд народов идет
По кровавым следам преступлений.
Среди сотен улик –
Этот детский ботинок с заплатой.
Снятый Гитлером с жертвы
Три тысячи двести девятой.
Сергей Михалков
C ДНЕМ ПОБЕДЫ
9мая!
Вас и всех ваших родных и близких !!!!
9 Mая!
Пусть небо будет голубым,
Пусть в небе не клубится дым,
Пусть пушки грозные молчат
И пулеметы не строчат,
Чтоб жили люди, города...
Мир нужен на земле всегда!
...Журавли..........
http://www.playcast.ru/view/9858483/...ЕщёC ДНЕМ ПОБЕДЫ
9мая!
Вас и всех ваших родных и близких !!!!
9 Mая!
Пусть небо будет голубым,
Пусть в небе не клубится дым,
Пусть пушки грозные молчат
И пулеметы не строчат,
Чтоб жили люди, города...
Мир нужен на земле всегда!
...Журавли..........
http://www.playcast.ru/view/9858483/ff6956d6dbca1090392eb4e8cfe790c3cd6c8b94plУлыбается рассвет:
Дождь умыл траву на улице,
Тротуары как паркет.
Свежий, утренний, звенящий
Рельсы пробует трамвай.
День стучится настоящий,
Радость льётся через край.
Город мой живёт и дышит,
Волжской плещется волной;
Пробирается по крышам
Солнца лучик золотой.
Город светлый и красивый –
Пусть уже не молодой –
Но прославился в России
Необычною судьбой:
Он в военную годину
Запасной столицей был,
Со страною был единым:
Верил,чувствовал,любил.
С пьедестала прямо в небо
Рвётся будто самолёт…
Город. Солнце. Май. Победа!
Сердце плачет и поёт.