Вирява


Мой тоскующий город...

Мой тоскующий город, люблю твою осень,
Эту нежную пытку промозглых дождей,
Где светлею душою на улице Росси,
И в ненастье целую Никольского гжель.

Восхищаюсь тобой при любой непогоде,
Пусть влюбленный в дожди Невский вечно спешит.
Хорошо, что ещё ты одет не по моде,
Мне гораздо роднее старинный твой вид.

В твоих гулких колодцах прохладно и строго,
Здесь встречает прохожих стареющий лифт,
И в объятиях лестниц парадных с порога
Попадаешь из века грядущего в миф.

И сквозь струи дождя, затуманивших окна
Дребезжащих трамваев, маршрутных такси,
Я безумно влюбляюсь в старинность барокко,
Зябко плечи сжимая под шелком джерси.


Улица Росси – сокращенное от «улица Зодчего Росси»
Никольского - сокращенное от «Никольский собор»
Невский - сокращенное от «Невский проспект»

Сверкает дамаск раскалённых мечей,
Всё выше над скалами щит золотой...
В оазис попрятались феи ночей,
За шёлковый полог ковровых шатров.

Родник серебрится змеёю у дюн.
Под пальмой ребристой блестит коновязь,
Спешит издалёка галопом Самум -
Ветров кочевых и воинственных князь.

Летит,прорубаясь сквозь толщу веков,
Стегает обочины красная плеть.
Дороги извилисты к Розе песков,
К любимой ему бесконечно лететь...

Цепляюсь за стремя озябшей рукой,
От лета до лета идти да идти...
Минута,как вечность,в разлуке с тобой,
И вечность - минута к тебе на пути...

Галина Аделазиз

Tir na nÒg - Time is like a promise

все дороги ведут..

Вирилори Вирилори

утренний Рим начинается с горького кофе

с птичьего гомона в пиниях на Палатине

с полки, где так и пылится нечитаный Плиний

с вороха слов, что чуть позже улягутся в строфы

уличный мальчик за грошик судьбу перескажет

перепродать не получится – слишком уж лично

солнце босое и голые плечи столицы

а исчисление времени – восемь затяжек

так одиночество мерится долгим молчаньем

так и плывёшь средь толпы, словно рыба немая

если любые дороги – на Рим, изначально

точно ли эта – моя, а не чья-то чужая

Самарканд

Вирилори Вирилори

Тельце осы, зависающей над парвардой,

чертит причудливой вязью посланья Пророка.

Пёстрые речи торговцев насваем, усьмой,

сахар-нават золотится прозрачною горкой.

Мальчик-лепёшечник смуглый несёт на руках

солнца с зирою горячие над головою.

Лестница города мёртвых – над Шахи-Зиндою

стайка афганских скворцов, стерегущая прах.

Имя в веках запятнавший предательством сын*..

Тень Тамерлана над чашей с гранатовым соком..

Ленты на древе фисташковом вьются… До срока

снова сбываются явью забытые сны.

* имеется в виду сын Улугбека - отцеубийца Абд ал-Латиф.

Крутова Марина

Залит лучами розового света,
Целующими черепицу крыш,
Любовь художников, писателей, поэтов,
Любовь с прекрасным именем Париж...

О, как легки домов твоих наряды
С их кружевом балконов и цветов,
Твоих дорог открытость и порядок,
Над Сеной полукружия мостов...

Твои огни в вечернем полумраке,
В лучах рассвета юная листва,
И с ветром разыгравшиеся флаги,
И башня в виде гордой буквы "А"...

Ты для души божественная пища -
Вода и пламя, воздух и земля...
Ты - Муза тех, кто вдохновенье ищет,
Ты - найденная музыка моя...

Петербургская акварель

Ольга Аникеева

Ветер тронул листву осторожно,

И мой город зажег фонари.

Синий вечер - бродячий художник

Снова будет творить до зари.

Акварель разольет над Невою,

Тонкой кистью завьет облака,

Станет серая тень голубою,

А прохлада светла и легка.

В раму вставит дворцы и проспекты,

И узорные петли оград,

Расплескается радужный спектр

У подножий богов и наяд.

Старый город творенье оценит -

Отзовется он каждым окном,

И сады его цвета сирени

Засверкают под теплым дождем.

У мостов белых чаек круженье,

То взлетят, то уносятся прочь...

И, любуясь своим отраженьем,

Улыбается Белая ночь.

Поликсена Соловьева
Петербург

Город туманов и снов
Встает предо мною
С громадой неясною
Тяжких домов,
С цепью дворцов,
Отраженных холодной Невою.
Жизнь торопливо бредет
Здесь к цели незримой...
Я узнаю тебя с прежней тоской,
Город больной,
Неласковый город любимый!
Ты меня мучишь, как сон,
Вопросом несмелым...
Ночь, но мерцает зарей небосклон...
Ты весь побежден
Сумраком белым.

1901

мне снилось - пел дудук..

Вирилори Вирилори (Виктория Чембарцева)

Тревожится, шумит листвой платан..

А в зимнем Ереване спят чинары..

Мне снился Арарат и голос Зары

на ледяных ветрах - Dle Yaman,

и Комитас - мальчишка-сирота

на стылых камнях прачечной ютился

пока никем не признанный.. Мне снился

Раздана плеск под сводами моста.

И древние хачкары у дорог,

и звон колоколов Эчмиадзина,

и ангелы, скорбящие незримо

о душах убиенных, и народ,

хранящий ощущение корней,

как щепку древа Ноева Ковчега..

Мне снилось - пел дудук. И запах снега

стучался в окна улицы твоей.

Секрет

Татьяна Штаб

Нет , я город не люблю .
В этом есть один простой секрет .
У окна в трамвае я стою :
- Девочка , передай на билет .
Еду в троллейбусе я в институт ,
Мест , как всегда , нет :
- Девушка , передай на билет .
Снова я еду в жарком автобусе ,
Воздух бензином прогрет :
- Вы не выходите на "Глобусе" ?
- Женщина , передай на билет .
Качу я в маршрутке . Удобно и скоро .
Успею как раз на обед .
Слышу себе незнакомое слово :
- Гражданочка , передай на билет .
Езжу на всех видах транспорта .
Сколько ж , простите , мне лет ?
- Садитесь , пожалуйста , бабушка .
- Вам передать на билет ?

Санди Зырянова

Одесса. Потемкинская лестница

Тяжкие волны привычно играют с бортами,

Ванты натянуты – словно для чаек-подруг…

Утро уже разливает июньское пламя,

Тени ступенек неслышно шуршат под ногами,

В вечном приветствии чуть улыбается Дюк.

Сто, девяносто и две. Золотые ступени…

Помнят войну, революцию, Пушкина – всё.

Здесь Паустовский рассказы писал на колене,

Парус белел одинокий на гребне мгновений,

Прошлое с будущим здесь замыкают кольцо.

Брызнет по кронам каштанов слепой летний дождик,

Вдруг напугает туристов, загнав под зонты.

Уличный – здесь, на Приморском бульваре – художник

Запечатлеет твой миг, что нечаянно прожит…

Веришь ли? – в миг тот единственный счастлив был ты

Я к розам хочу, в тот единственный сад,
Где лучшая в мире стоит из оград,
Где статуи помнят меня молодой,
А я их под невскою помню водой.

В душистой тиши между царственных лип
Мне мачт корабельных мерещится скрип.
И лебедь, как прежде, плывет сквозь века,
Любуясь красой своего двойника.

И замертво спят сотни тысяч шагов
Врагов и друзей, друзей и врагов.

А шествию теней не видно конца
От вазы гранитной до двери дворца.

Там шепчутся белые ночи мои
О чьей-то высокой и тайной любви.

И все перламутром и яшмой горит,
Но света источник таинственно скрыт.

(с) Анна Ахматова.

Люблю тебя, Петра творенье,
Люблю твой строгий, стройный вид,
Невы державное теченье,
Береговой ее гранит,
Твоих оград узор чугунный,
Твоих задумчивых ночей
Прозрачный сумрак, блеск безлунный,
Когда я в комнате моей
Пишу, читаю без лампады,
И ясны спящие громады
Пустынных улиц, и светла
Адмиралтейская игла,
И, не пуская тьму ночную
На золотые небеса,
Одна заря сменить другую
Спешит, дав ночи полчаса...

А.С. Пушкин

16 (27) мая 1703 года был основан Санкт-Петербург.
С днем города петербуржцы.

Александр Габриель

Парижское

Солнца луч, как языком, крыши лижет.
Дождь умчался, пару ноток отплакав...
Написать бы мне стихи о Париже
в обрамленье восклицательных знаков.

Описать бы - да увы, не сумею
за точнейшими словами в погоне -
Сен-Жерменского предместья камею
у Латинского Квартала в ладони.

Посоветуй мне, мой друг, расскажи-ка,
как вчеканю в свой словесный мятеж я
позолоту обветшалого шика
на величественном Правобережье?

Тема жизни здесь светла и раскрыта,
как весенняя сквознячная дверца.
Неболезненный озноб монмартрита
проникает и в суставы, и в сердце.

Солнце с неба нам смеется бесстыже...
Город светом и теплом опоясан...
Написать бы мне стихи о Париже,
но -
проблемы со словарным запасом.

Александр Чернов

Иерусалим

У ребенка над верхней губою две капельки пота

Так похожи на масло. Он ищет глазами кого-то.

Человек опускает ладонь на холодную твердь.

Меж рукою и мрамором про́пасть от «Аза» до «Ери».

В обожженной земле этот розовый камень, что вэрэд

Среди мертвых песков, укрывающих первую весть.

Это даже не взгляд, а потребность. Не цифра, но выдох.

Первый слог сам собой растворяется в «…анах» и «…идах».

Время, беглому взгляду потворствуя, входит во вкус

И сплетает стволы серебристых олив, как косицы

Несмирившейся матери римского сыноубийцы

И создателя точки отсчета веков через минус на плюс.

Коктебель

Мария Дубиковская

Наши крымские кельи

Так бесхитростно-чувственны!

Коктебель с "колыбелью"

Мы рифмуем без устали.

Здесь стихи, словно дети,

От любви появляются...

Здесь поэт на поэте

Поутру просыпается.

Анна Ахматова — «Венеция»

Золотая голубятня у воды,
Ласковой и млеюще-зеленой;
Заметает ветерок соленый
Черных лодок узкие следы.

Сколько нежных, странных лиц в толпе.
В каждой лавке яркие игрушки:
С книгой лев на вышитой подушке,
С книгой лев на мраморном столбе.

Как на древнем, выцветшем холсте,
Стынет небо тускло-голубое…
Но не тесно в этой тесноте
И не душно в сырости и зное.

И снова Питер...

Смотритель Маяка

А Питер все так же прекрасен дождями и ветром,

Заплатками крыш из обшарпанных рыжих листов,

Изгибами сотен своих городских километров

Уставших каналов и сгорбленных старых мостов,

Неспешным укладом обыденной жизни прохожих,

Лепниной, колоннами, окнами стылых домов,

Оградами парков на сказочных эльфов похожих

Из детских, желанных и столь упоительных снов…

Такое блаженство, проснувшись сентябрьским утром

И вдруг очутившись в сюжете с картины Дали,

Увидеть дождинки на стеклах сплошным перламутром

И шпиль Петропавловки в сизой туманной дали…

Петербург

Здесь утра трудны и туманны,
И все во льду, и все молчит.
Но свет торжественный и бранный
В тревожном воздухе сквозит.

Но сердце знает: в доле знойной,
В далеком, новом бытии
Мы будем помнить, город стройный,
Виденья вещие твои

И нам светивший, в жизни бедной,
Как память ветхая слепцов,
В небесном дыме факел бледный
Над смутным берегом дворцов.
1912

(с)Михаил Лозинский

В Париже

Дома до звезд, а небо ниже,

Земля в чаду ему близка.

В большом и радостном Париже

Все та же тайная тоска.

Шумны вечерние бульвары,

Последний луч зари угас.

Везде, везде всё пары, пары,

Дрожанье губ и дерзость глаз.

Я здесь одна. К стволу каштана

Прильнуть так сладко голове!

И в сердце плачет стих Ростана

Как там, в покинутой Москве.

Париж в ночи мне чужд и жалок,

Дороже сердцу прежний бред!

Иду домой, там грусть фиалок

И чей-то ласковый портрет.

Там чей-то взор печально-братский.

Там нежный профиль на стене.

Rostand и мученик Рейдтский

И Сара — все придут во сне!

В большом и радостном Париже

Мне снятся травы, облака,

И дальше смех, и тени ближе,

И боль как прежде глубока.

Марина Цветаева, 1909 г.

Санди Зырянова

Петербургский ноябрь

Времена капюшонов и ярких зонтов –

И в дожде отражается Адмиралтейство.

Город убран штормами к морозу – невеста! –

И к седой гололедице снова готов,

И на крышах промозглых, о чем – неизвестно –

Шепчет осень невнятицу ветреных слов.

Обездоннели русла – уж первый ледок,

И последний пропащий листочек в них тонет.

Цепенеют озябшие Клодтовы кони

И прикован к причалу давно катерок.

По мостам – топоток, отдающийся стоном,

От прощальных шагов, первых теплых сапог.

Сколько жалоб на слякоть – ну, невпроворот!

Все прекрасное часто забыто и скрыто.

Но нисходит к нам чудо. Смотрите, смотрите! –

Вот снежинки на варежке… Первый! Идет!

…Я приеду к тебе в твой заснеженный Питер,

Чтобы вместе с тобою встречать Новый год

Иерусалимский набросок

Из камня - ввысь, сквозь сны и времена
растёт страна, где рая с адом двери...
Коль нет войны - то всё равно война,
и мира нет, как жизни на Венере.

В смешеньи рас здесь разберись сумей;
Коран сменяют Библия и Тора...
С улыбкой смотрит первородный Змей
на наливное яблоко раздора.

О, как слепящ здесь воздух поутру!
Спешат куда-то Фатима и Сарра...
Вплетён в ближневосточную жару
пьянящий ор восточного базара.

Я здесь никто: пришелец и плебей,
мне говорить и не о чем и не с кем.
Зовёт велеречивый воробей
своих друзей на древнеарамейском.

А время мчится: то вперёд, то вбок,
но всех живущих тут клеймит незримо...

Своим дыханьем троеликий Бог
туманит стены Иерусалима.