24 ноября 1934 года родился композитор, теоретик музыки и педагог

Альфред Гарриевич Шнитке
(24 ноября 1934— 3 августа 1998).
Анатолий Головков на фб:
ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ ШНИТКЕ
Сейчас Альфреду был бы 91 год.
...Когда мы пришли, Шнитке попивал коньяк, подарок грузинских друзей, и смотрел вестерн по диковинному аппарату, видеомагнитофону: кто-то привез ему из-за границы.
В ту пору Альфред Гарриевич был невыездным, а его сочинения стояли под запретом для исполнения до конца 70-х.
Запретили играть гения... Сами себя, как всегда, обокрали, идиоты.
Жены не было дома, и Шнитке тыркался в кухонные шкафчики:
— Где же чай? У меня точно был индийский. И растворимый кофе. Еще вот печенюшки овсяные.
Он был явно раздосадован, что мы с поэтом Олегом Едзаевым приперлись, да еще без звонка.
Но не было в те годы мобильников. На двушки для автоматов вечный дефицит. Сожрут твою двушку, как душу — и никто о тебе не узнает.
К тому же мы, два дурака, если б не выпили, и не рискнули.
Но стоило заговорить о музыке, Шнитке выключил видик, перебрался за пианино и стал наигрывать темы из своих сочинений.
Кивал и загадочно улыбался при каждой смене аккорда, как бы и не требуя от нас одобрения.
А потом вдруг джаз.
Он прекрасно играл джаз: Эллингтона, фортепианные темы Гарнера, Билла Эванса.
Шнитке всегда точно знал, чего он стоит.
Его вещи часто наполнены темным началом, каким-то зловещим смыслом. Но потом-то всякий раз — как лучи солнца через жалюзи.
Он говорил:
— Я знаю, что дьявол существует везде. И от него не отгородишься видением себя в чем-то чистом.
— Он здесь, с нами?
— Он везде. Суть не в том, чтобы избегать этого в каком-то очищенном пространстве. А в том, чтобы жить с этим. И постоянно вступать в борьбу.
Шнитке знал, что послан Небом. Богом.
Наверное, — еще с Вены. Со времен музыкального пацанства. С первых уроков фортепиано. Думаю, в Небо он вернулся. А Землю потом навещал иногда.
Например, в Гамбурге. В первой их квартире. Присаживаясь в темноте на постель жены Ирины:
— Тебе не холодно? Тебя укрыть?
Танго родилось.
И были наброски великого «Concerto grosso No 2», посвященного близким друзьям — виолончелистке Наташе Гутман и ее мужу, скрипачу Олегу Кагану.
Но еще не появилась «Девятая симфония», из-за которой Шнитке так и не помирился с Геннадием Рождественским.
И времени прошла уйма, и мертвые прощены, и эпоха переменилась, но музыка осталась.
И мы в ней живем.
А эти строчки случились уже после его ухода:
* * *
Когда на шелковую нитку
нанизаны созвездья Шнитке,
и отражаются рекой,
звенят аккорды на запястье,
и лето, краткое как «здрасьте»,
и на душе один покой.
Там ты со всеми налегке,
пока не скрипнет кардиограф,
как будто ноты кто-то отнял,
и астра белая в руке.
* * *