Хуже всего в ноябре, конечно же, ветер.

Зимой ветер чист: заметает белым следы, уютно поет в дымоходах, а в декабре еще и отчетливо выдувает мелодию джингл-беллса: жареный миндаль, свечные огарки, кисленькое шампанское и мандарин.
Январский ветер – подарочный: все чаще разгонит тучи и откроет на миг-другой холодную бездонную голубизну, которая бывает лишь в середине зимы.
Февральский и мартовский стыл, колюч, но пахнет надеждой – в нем уже можно подслушать будущий треск прибрежных льдин, удивленное «чвирк» ранней пичуги, сырость и прель грядущей распутицы.
Майский ветер щедро шуршит изжелта-зеленой листвой, клейкой, новехонькой, не запыленной.
Июльский – томный и сытый, несет прохладу разморенным телам, гонит на дачи, в леса, в аэропорты к далеким морям, в горы, к холодному хрусту летнего льда.
В сентябрьском – истома и ностальгия. От его щедрот можно разжиться кленовыми листьями для осенних венков, награбить полные карманы каштанов и желудей – просто так, а первоклассникам – для осенних поделок.
Октябрьский наметает в дома коричные палочки, гвоздику и кардамон для глинтвейнов, раздувает огонь в каминах и синие огоньки газа для тех, кому отопление еще не включили. Шоколадно-кофейным вихрем вносит в квартиры теплые пледы, носки, возвращает котов со двора, помешивает тыквенный суп, шуршит страницами книг, сдувает с антресолей снуды, перчатки и шапки с помпонами.
И только ноябрьский…
Только ноябрьский по-настоящему – ветер.
Как хирург, методично сдирает покровы, бренча глумливый мотивчик на оголенных нервах и проводах. Он дует с севера или с запада, а чаще всего – со всех сторон сразу. Ему нечем шуршать, юным любовником лаская листву, он, старый Плюшкин, погонит по тротуарам сокровища: фантики, пластиковые стаканы, бездомных собак.
Ему больше нечего дать и уже не за чем притворяться, ему вольготно на кладбищах, в заколоченных парках, на опустевших площадках для шашлыков. Он обнажает душу и суть, оставив лишь то, что есть: без флирта листопадного вальса, без целомудрия белой поземки, без компромиссов и реверансов, без флера, без фальши, без начала и без конца…
…В ноябре в домах престарелых, больницах, детских садах все чаще можно заметить прильнувшие к окнам фигуры. Вынужденные сидельцы, они – дети ветра сейчас, и здесь, в эти дни, только им он поет свои песни. Они звучат в унисон: саунд-трек ноября и беспокойные мысли больной или наивной по младости/старости головы. О них люди скажут: их ветром шатает. Это неправда. Их ветром танцует.
Он бросает им пригоршни капель в стекло, гнет в поклонах рябиновый куст, творит танцующих големов из жухлой листвы, чтоб нашептать сказку из тех, которые могут родиться лишь в ноябре, чтоб в ноябре умереть.
Всем же прочим ноябрьский, особенно по ночам, грубо бухает по стеклу намокшей боксерской перчаткой. Дребезжит посуда, а сны стекают за шиворот теплой пижамы густым киселем.
Просыпаешься мокрым, пустым, безнадежно испуганным от заоконных угроз, и часто стучащему сердцу не суждено совпасть с мерным молотом ноября.
Никогда.
Юлия Селезнева