Осень нас всех сразу же затопила.

Так нахлынула, что всё утонуло в золотом и красном по горло. А не радует эта пестрота, не греет душу, потому что живёшь как в серой трубе: небо серое, воздух вокруг такой же серый, а вдоль трубы – сквозняк. И несёт этим сквозняком бывшие теперь уже листья в прошлое. И не жаль их, и прошлого – не жаль, да и будущего тоже…
Вдруг серость неба будто треснула. Треснула от криков. И душе ещё сиротливей стало: вот и журавли полетели. Концы клина как всегда неровные, один чуть другого длиннее. Но летят аккуратно, расстояние между собой держат. Самые сильные и опытные – впереди. Клин замыкают молодые, которые в первый раз родину покидают. Они-то и кричат всех громче, потому что страшна им неизвестность впереди. И от родных гнёзд отрываться, теперь уже навсегда, страшно. Потому и кричат так тоскливо, потому и нервничают.
Черчу за ними глазами небо. Уже едва видны стали. И вот, у самого горизонта, взлохмаченного макушками тёмного леса, один, самый последний – заморыш, видно, последним из яйца весной вылупился – отстаёт, отстаёт… И вдруг, – почти камнем, падает за кромку леса. Или в самый лес? Далеко, видно уже плохо.
Как же так? А они летят дальше, даже скорости не сбавили.
А я бегу, бегу, хоть знаю, что если даже и добегу до того неведомого леса, будет уже ночь, и я его могу не найти.
Не знаю, почему бегу, на что надеюсь… Знаю только одно: я – человек. А мы, люди, должны бежать на помощь тем, кто упал. Иначе, зачем же мы тогда – люди…
Олег Букач