Раньше всё было проще: если лучи полощут улицы, скверы, площадь — значит, опять весна.

Мама погреет ужин, мы прибежим по лужам, и ничего снаружи не остановит нас. Лево руля, по курсу. Чай будет самым вкусным, то есть такое чувство, словно вкуснее нет, словно по всем приметам мамы и мы бессмертны. Кто-то придумал это, но для других планет. Смерть невозможно бесит, поиск лекарств в процессе. Доводы скоро взвесят, средство изобретут.
Мощное, как цунами, главное заклинание. Свяжется небо с нами, спросит, ну как мы тут.
Как мы? Да ржем как кони. Сядем на подоконник, сдвинув ростки бегоний, чахлые, из горшка. Ты мне откроешь тайну: кто-то на орбитальной станции капитанов делает облака. Он придаёт им форму чашечек из фарфора, мачт, парусов Босфора и выпускает в мир птицей закатно-рыжей. Видишь, они над крышей. Даже они нас слышат, как голоса брамин. Смейся: петляют юзом ящерки и медузы. Клоун с огромным пузом дует в свой контрабас. Мама придёт из кухни: звать дураков опухла, вставят наушник в ухо, не дозовешься вас.
Выросли, повзрослели. Постер с принцессой Леей где-то за батареей. Велики в гараже. Мама болеет часто. В ручке засохла паста. Нам говорят: ну, баста. Разве уже? Уже.
Раньше всё было раньше, проку орать как банши. Ладно, что, как из башни, выбрались из зимы.
Только такое дело: что-то в нас догорело, что-то перегорело, дети уже не мы. В офисе крякнул кулер. Мухи жужжат как пули. Чёрт на спине вакульей землю подмёл хвостом. Вечер к окну подогнан. Сядем, откроем окна, и фонарей волокна лягут на серый дом.
Видишь, как в атмосфере снова летают звери. Я почему-то верю в то, что наверняка ты знаешь лучше прочих: кто-то и днём, и ночью в маленькой белой точке делает облака.
Наталья Захарцева / Резная Свирель /