Ван Гог.

Останавливаюсь перед его автопортретом с зелёными глазами, живописью, разложенной на серо-голубые и зелёные длинные мазочки. И в памяти моей встаёт один из интересных эпизодов жизни моего отца. Это было в лето, предшествующее парижской зиме, когда мы жили возле Бельфорского льва. Мы путешествовали всей семьёй на юге Франции. Рано утром мать моя проснулась в вагоне. Поезд стоял. Мама отодвинула зелёную шторку окна и увидела станционную надпись: «Арль». Она разбудила отца:
— Вылезем?
Узнали, сколько поезд будет стоять, и решили — успеем. Мы с моим младшим братом были удобными детьми, вроде складных перочинных ножей, — умели моментально переноситься в любую обстановку. Через десять минут мы уже стояли на платформе одетые, украдкой позёвывая на свежем провансальском ветру, и стерегли чемоданы.
И вот в течение нескольких дней родители мои, таская нас за собой, обходили все места, где работал Ван Гог. Они побывали в «Ночном кафе», в «Бильярдной», на всех улицах Арля, где Ван Гог писал городские пейзажи, видели стариков на скамеечках под пальмами, задумчиво созерцавших жизнь вокруг, видели арлезианок с чёрными наколками на причёсках и белыми накидками и даже зашли в лавочку, где Ван Гог покупал краски. Хозяин был всё тот же. И когда Пётр Петрович спросил у него, помнит ли он Ван Гога, он ответил, что, конечно, помнит и что у него остался даже один портрет Ван Гога, оставленный в залог за взятые краски вместо денег.
— Вон там, на чердаке, лежит у меня этот портрет. Жаль, что он испорчен, прорван, а то бы я мог продать его за сто франков, — жаловался старик.
Отец попросил его показать этот портрет. Старик неохотно согласился: лень было лезть на чердак. Вскоре он притащил маленький портрет ребёнка, написанный в голубоватых тонах. Щека девочки была прорвана на портрете. Видно, автор сам, уже в состоянии невменяемости, пытался прибить портрет прямо к стене через холст. Отец долго смотрел на портрет, а потом попросил хозяина одолжить ему этот портрет на один вечер. Хозяин согласился, думая, что русский художник хочет сделать копию с одной из последних вещей Ван Гога. И вот родители мои унесли портрет к себе в номер гостиницы, и за один вечер мама заштуковала дырку в холсте, а отец реставрировал его так точно, что никаких следов от дырки не осталось. На следующий день они вернули полотно хозяину.
— Ну вот, месье, — сказал Пётр Петрович, — теперь вы можете продать эту вещь в Париже по крайней мере за десять тысяч франков!
Хозяин был сражён этой удивительной простотой и щедростью молодого русского художника…
Я хожу по галерее и думаю, что, может быть, где-то в Париже, в частном собрании, висит портрет девочки работы Ван Гога, заштопанный руками дочери Сурикова и отреставрированный молодым Кончаловским.
Наталья Кончаловская "Волшебство и трудолюбие"