Давным-давно, став взрослым и даже седым, я до сих пор совершенно убежден, что Александр Сергеевич Пушкин приходит к людям, искренне любящим его. Не подумайте, что достаточно загадать, достаточно выучить одно стихотворение, достаточно слегка удивиться, прочитав, например, повесть «Гробовщик», и великий поэт тут же, как по щучьему велению, благодарно явится вам во сне. Не такой человек Александр Сергеевич! Он не принимает приглашений и приходит только тогда, когда ты по-настоящему взволнован, когда что-то необыкновенное произошло в твоей жизни – действительно важное, а не какай-то там пустяк. Ну, допустим, твой товарищ без лишних слов доказал, что он не просто товарищ, а настоящий друг. Или, напротив, тот, кого ты считал другом, оказался обыкновенным знакомцем, способным на гадость. Или однажды ты посмотрел на низкое звездное небо, на тихо мерцающее бесконечное полотно и впервые поразился этому необычайному величию, и вдруг сравнил себя с пространствами, которые окружают тебя, и спросил...ЕщёДавным-давно, став взрослым и даже седым, я до сих пор совершенно убежден, что Александр Сергеевич Пушкин приходит к людям, искренне любящим его. Не подумайте, что достаточно загадать, достаточно выучить одно стихотворение, достаточно слегка удивиться, прочитав, например, повесть «Гробовщик», и великий поэт тут же, как по щучьему велению, благодарно явится вам во сне. Не такой человек Александр Сергеевич! Он не принимает приглашений и приходит только тогда, когда ты по-настоящему взволнован, когда что-то необыкновенное произошло в твоей жизни – действительно важное, а не какай-то там пустяк. Ну, допустим, твой товарищ без лишних слов доказал, что он не просто товарищ, а настоящий друг. Или, напротив, тот, кого ты считал другом, оказался обыкновенным знакомцем, способным на гадость. Или однажды ты посмотрел на низкое звездное небо, на тихо мерцающее бесконечное полотно и впервые поразился этому необычайному величию, и вдруг сравнил себя с пространствами, которые окружают тебя, и спросил: для чего, зачем я? И есть ли смысл жить, если твоя жизнь похожа на краткую вспышку спички во тьме? И тебе потребовалась помощь, чтобы понять это непонимаемое, тебе стал просто необходим человек, который если и не знает окончательного и точного, как в математике, ответа, то бережет слова, способные утешить. Или ты победил в чем-то важном, в каком-то споре. Или, напротив, в этом споре проиграл. Или задался первый раз сложным – и простым! – вопросом, что такое честь? Совесть? Стыд? Любовь?
Вот если произошло что-то такое, выходящее за пределы твоей обычной жизни и обыкновенных рассуждений, если в тебе бушует буря или восторг, – вот тогда, без всякого приглашения, тебя может посетить Пушкин. И вовсе не обязательно, чтобы он сказал хоть что-нибудь, нет. Он может просто появиться. Он может напомнить тебе знакомое слово. Или подать мысль.
Он наконец может улыбнуться и этой улыбкой обещать надежду, успокоить, дать понять таким образом что все образуется, все будет хорошо, не надо торопиться с выводами, не надо спешить выносить приговоры.
А наутро, после встречи, тебе на память вдруг придут хорошие, хоть и не всегда понятные слова.
«И виждь и внемли», например. Или: «Душевной жаждою томим…»
Открой книгу Пушкина, любую, на твой выбор, почитай всего полминуты хорошо знакомые или хорошо забытые строки, и ты поймешь, что ищешь!
* * * Рифма, звучная подруга Вдохновенного досуга, Вдохновенного труда, Ты умолкла, онемела; Ах, ужель ты улетела, Изменила навсегда! В прежни дни твой милый лепет Усмирял сердечный трепет, Усыплял мою печаль, Ты ласкалась, ты манила, И от мира уводила В очарованную даль. Ты, бывало, мне внимала, За мечтой моей бежала, Как послушная дитя; То, свободна и ревнива, Своенравна и ленива, С нею спорила шутя. Я с тобой не расставался, Сколько раз повиновался Резвым прихотям твоим; Как любовник добродушный, Снисходительно послушный, Был я мучим и любим. О, когда бы ты явилась В дни, как на небе толпилась Олимпийская семья! Ты бы с нею обитала, И божественно б сияла Родословная твоя. Взяв божественную лиру, Так поведали бы миру Гезиод или Омир: Феб однажды у Адмета Близ тенистого Тайгета Стадо пас, угрюм и сир. Он бродил во мраке леса, И никто, страшась Зевеса, Из богинь иль из богов Навещать его не смели — Бога лиры и свирели, Бога ...ЕщёС ПУШКИНСКИМ ДНЕМ!
* * * Рифма, звучная подруга Вдохновенного досуга, Вдохновенного труда, Ты умолкла, онемела; Ах, ужель ты улетела, Изменила навсегда! В прежни дни твой милый лепет Усмирял сердечный трепет, Усыплял мою печаль, Ты ласкалась, ты манила, И от мира уводила В очарованную даль. Ты, бывало, мне внимала, За мечтой моей бежала, Как послушная дитя; То, свободна и ревнива, Своенравна и ленива, С нею спорила шутя. Я с тобой не расставался, Сколько раз повиновался Резвым прихотям твоим; Как любовник добродушный, Снисходительно послушный, Был я мучим и любим. О, когда бы ты явилась В дни, как на небе толпилась Олимпийская семья! Ты бы с нею обитала, И божественно б сияла Родословная твоя. Взяв божественную лиру, Так поведали бы миру Гезиод или Омир: Феб однажды у Адмета Близ тенистого Тайгета Стадо пас, угрюм и сир. Он бродил во мраке леса, И никто, страшась Зевеса, Из богинь иль из богов Навещать его не смели — Бога лиры и свирели, Бога света и стихов. Помня первые свиданья, Усладить его страданья Мнемозина притекла. И подруга Аполлона В тихой роще Геликона Плод восторгов родила.
Блажен, кто в шуме городском Мечтает об уединенье, Кто видит только в отдаленье Пустыню, садик, сельский дом, Холмы с безмолвными лесами, Долину с резвым ручейком И даже... стадо с пастухом! Блажен, кто с добрыми друзьями Сидит до ночи за столом И над славенскими глупцами Смеется русскими стихами; Блажен, кто шумную Москву Для хижинки не покидает... И не во сне, а на яву Свою любовницу ласкает!.. А.С.Пушкин
* * * Умолкну скоро я!... Но если в день печали Задумчивой игрой мне струны отвечали; Но если юноши, внимая молча мне, Дивились долгому любви моей мученью; Но если ты сама, предавшись умиленью, Печальные стихи твердила в тишине И сердца моего язык любила страстный... Но если я любим... позволь, о милый друг, Позволь одушевить прощальный лиры звук Заветным именем любовницы прекрасной!.. Когда меня навек обымет смертный сон, Над урною моей промолви с умиленьем: Он мною был любим, он мне был одолжен И песен и любви последним вдохновеньем.
Мы используем cookie-файлы, чтобы улучшить сервисы для вас. Если ваш возраст менее 13 лет, настроить cookie-файлы должен ваш законный представитель. Больше информации
Комментарии 9
Здравствуй, Пушкин! Просто страшно это –
словно дверь в другую жизнь открыть –
мне с тобой, поэтом всех поэтов,
бедными стихами говорить.
Быстрый, шаг и взгляд прямой и быстрый –
жжет мне сердце Пушкин той поры:
визг полозьев, песни декабристов,
ямбы ссыльных, сказки детворы.
В январе тридцать седьмого года
прямо с окровавленной земли
подняли тебя мы всем народом,
бережно, как сына, понесли.
Мы несли тебя – любовь и горе –
долго и бесшумно, как во сне,
не к жене и не к дворцовой своре –
к новой жизни, к будущей стране.
Прямо в очи тихо заглянули,
окружили нежностью своей,
сами, сами вытащили пулю
и стояли сами у дверей.
Мы твоих убийц не позабыли:
в зимний день, под заревом небес,
мы царю России возвратили
пулю, что послал в тебя Дантес.
Вся Отчизна в праздничном цветенье.
Словно песня, льется вешний свет,
Здравствуй, Пушкин! Здравствуй, добрый гений!
С днем рожденья, дорогой поэт!
Вот если произошло что-то такое, выходящее за пределы твоей обычной жизни и обыкновенных рассуждений, если в тебе бушует буря или восторг, – вот тогда, без всякого приглашения, тебя может посетить Пушкин. И вовсе не обязательно, чтобы он сказал хоть что-нибудь, нет. Он может просто появиться. Он может напомнить тебе знакомое слово. Или подать мысль.
Он наконец может улыбнуться и этой улыбкой обещать надежду, успокоить, дать понять таким образом что все образуется, все будет хорошо, не надо торопиться с выводами, не надо спешить выносить приговоры.
А наутро, после встречи, тебе на память вдруг придут хорошие, хоть и не всегда понятные слова.
«И виждь и внемли», например. Или: «Душевной жаждою томим…»
Открой книгу Пушкина, любую, на твой выбор, почитай всего полминуты хорошо знакомые или хорошо забытые строки, и ты поймешь, что ищешь!
Всегда! Всегда!
Альберт Лиханов, «Детская библиотека»
* * *
Рифма, звучная подруга
Вдохновенного досуга,
Вдохновенного труда,
Ты умолкла, онемела;
Ах, ужель ты улетела,
Изменила навсегда!
В прежни дни твой милый лепет
Усмирял сердечный трепет,
Усыплял мою печаль,
Ты ласкалась, ты манила,
И от мира уводила
В очарованную даль.
Ты, бывало, мне внимала,
За мечтой моей бежала,
Как послушная дитя;
То, свободна и ревнива,
Своенравна и ленива,
С нею спорила шутя.
Я с тобой не расставался,
Сколько раз повиновался
Резвым прихотям твоим;
Как любовник добродушный,
Снисходительно послушный,
Был я мучим и любим.
О, когда бы ты явилась
В дни, как на небе толпилась
Олимпийская семья!
Ты бы с нею обитала,
И божественно б сияла
Родословная твоя.
Взяв божественную лиру,
Так поведали бы миру
Гезиод или Омир:
Феб однажды у Адмета
Близ тенистого Тайгета
Стадо пас, угрюм и сир.
Он бродил во мраке леса,
И никто, страшась Зевеса,
Из богинь иль из богов
Навещать его не смели —
Бога лиры и свирели,
Бога ...ЕщёС ПУШКИНСКИМ ДНЕМ!
* * *
Рифма, звучная подруга
Вдохновенного досуга,
Вдохновенного труда,
Ты умолкла, онемела;
Ах, ужель ты улетела,
Изменила навсегда!
В прежни дни твой милый лепет
Усмирял сердечный трепет,
Усыплял мою печаль,
Ты ласкалась, ты манила,
И от мира уводила
В очарованную даль.
Ты, бывало, мне внимала,
За мечтой моей бежала,
Как послушная дитя;
То, свободна и ревнива,
Своенравна и ленива,
С нею спорила шутя.
Я с тобой не расставался,
Сколько раз повиновался
Резвым прихотям твоим;
Как любовник добродушный,
Снисходительно послушный,
Был я мучим и любим.
О, когда бы ты явилась
В дни, как на небе толпилась
Олимпийская семья!
Ты бы с нею обитала,
И божественно б сияла
Родословная твоя.
Взяв божественную лиру,
Так поведали бы миру
Гезиод или Омир:
Феб однажды у Адмета
Близ тенистого Тайгета
Стадо пас, угрюм и сир.
Он бродил во мраке леса,
И никто, страшась Зевеса,
Из богинь иль из богов
Навещать его не смели —
Бога лиры и свирели,
Бога света и стихов.
Помня первые свиданья,
Усладить его страданья
Мнемозина притекла.
И подруга Аполлона
В тихой роще Геликона
Плод восторгов родила.
А.С.Пушкин
Блажен, кто в шуме городском
Мечтает об уединенье,
Кто видит только в отдаленье
Пустыню, садик, сельский дом,
Холмы с безмолвными лесами,
Долину с резвым ручейком
И даже... стадо с пастухом!
Блажен, кто с добрыми друзьями
Сидит до ночи за столом
И над славенскими глупцами
Смеется русскими стихами;
Блажен, кто шумную Москву
Для хижинки не покидает...
И не во сне, а на яву
Свою любовницу ласкает!..
А.С.Пушкин
Портрет А.С.Пушкина.
Худ..Анатолий Штань
Умолкну скоро я!... Но если в день печали
Задумчивой игрой мне струны отвечали;
Но если юноши, внимая молча мне,
Дивились долгому любви моей мученью;
Но если ты сама, предавшись умиленью,
Печальные стихи твердила в тишине
И сердца моего язык любила страстный...
Но если я любим... позволь, о милый друг,
Позволь одушевить прощальный лиры звук
Заветным именем любовницы прекрасной!..
Когда меня навек обымет смертный сон,
Над урною моей промолви с умиленьем:
Он мною был любим, он мне был одолжен
И песен и любви последним вдохновеньем.
Александр Пушкин
Дмитрий Белюкин. Пушкин в Михайловском
Желчь мужей, услада жён,
Пушкин — в роли монумента?
Гостя каменного? — он,
Скалозубый, нагловзорый
Пушкин — в роли Командора?
Критик — но́я, нытик — вторя:
«Где же пушкинское (взрыд)
Чувство меры?» Чувство — моря
Позабыли — о гранит
Бьющегося? Тот, солёный
Пушкин — в роли лексикона?
Две ноги свои — погреться —
Вытянувший, и на стол
Вспрыгнувший при Самодержце
Африканский самовол —
Наших прадедов умора —
Пушкин — в роли гувернёра?
Чёрного не перекрасить
В белого — неисправим!
Недурён российский классик,
Небо Африки — своим
Звавший, невское — проклятым!
— Пушкин — в роли русопята?
Ох, брадатые авгуры!
Задал, задал бы вам бал
Тот, кто царскую цензуру
Только с дурой рифмовал,
А «Европы Вестник» — с…
Пушкин — в роли гробокопа?
К пушкинскому юбилею
Тоже речь произнесём:
Всех румяней и смуглее
До сих пор на свете всём,
Всех живучей и живее!
Пушкин — в роли мавзолея?
То-то к пушкинским избушк...ЕщёБич жандармов, бог студентов,
Желчь мужей, услада жён,
Пушкин — в роли монумента?
Гостя каменного? — он,
Скалозубый, нагловзорый
Пушкин — в роли Командора?
Критик — но́я, нытик — вторя:
«Где же пушкинское (взрыд)
Чувство меры?» Чувство — моря
Позабыли — о гранит
Бьющегося? Тот, солёный
Пушкин — в роли лексикона?
Две ноги свои — погреться —
Вытянувший, и на стол
Вспрыгнувший при Самодержце
Африканский самовол —
Наших прадедов умора —
Пушкин — в роли гувернёра?
Чёрного не перекрасить
В белого — неисправим!
Недурён российский классик,
Небо Африки — своим
Звавший, невское — проклятым!
— Пушкин — в роли русопята?
Ох, брадатые авгуры!
Задал, задал бы вам бал
Тот, кто царскую цензуру
Только с дурой рифмовал,
А «Европы Вестник» — с…
Пушкин — в роли гробокопа?
К пушкинскому юбилею
Тоже речь произнесём:
Всех румяней и смуглее
До сих пор на свете всём,
Всех живучей и живее!
Пушкин — в роли мавзолея?
То-то к пушкинским избушкам
Лепитесь, что сами — хлам!
Как из душа! Как из пушки —
Пушкиным — по соловьям
Сло́ва, сокола́м полёта!
— Пушкин — в роли пулемёта!
Уши лопнули от вопля:
«Перед Пушкиным во фрунт!»
А куда девали пёкло
Губ, куда девали — бунт
Пушкинский? уст окаянство?
Пушкин — в меру пушкиньянца!
Томики поставив в шкафчик —
Посмешаете ж его,
Беженство своё смешавши
С белым бешенством его!
Белокровье мозга, морга
Синь — с оскалом негра, горло
Кажущим…
Поскакал бы, Всадник Медный,
Он со всех копыт — назад.
Трусоват был Ваня бедный,
Ну, а он — не трусоват.
Сей, глядевший во все страны —
В роли собственной Татьяны?
Что́ вы делаете, карлы,
Этот — голубей олив —
Самый вольный, самый крайний
Лоб — навеки заклеймив
Низостию двуединой
Золота и середины?
«Пушкин — тога, Пушкин — схима,
Пушкин — мера, Пушкин — грань…»
Пушкин, Пушкин, Пушкин — имя
Благородное — как брань
Площадную — попугаи.
— Пушкин? Очень испугали!
Марина Ивановна Цветаева
Из цикла "Стихи к Пушкину"
Картина: Пётр Петрович Кончаловский. Пушкин в Михайловском. 1940
Холст, масло