- Серёж, Серёж, - кричит мама в телефонную трубку, пытаясь доораться из московского роддома в затерянную венгерскую деревню, где служит отец, - Серёж, у нас дочка!!!

Как назовём, Серёж?
Серёжа на том конце провода улыбается своей фирменной от уха до уха улыбкой и растерянно-радостно накидывает варианты:
- Машей, давай назовём её Машей! Или нет, давай лучше Катей. Катей точно будет лучше.
- Ну еще подумаем, - лукавит мама, - посмотрим, что ей подойдет: Маша или Катя. Или ещё какое имя…
Отца отпустят в Москву только через три месяца. Он возьмёт на руки орущий кулёк и заглянет внутрь.
- Ну видишь? – осторожно подступится мама, - Видишь, она никакая не Маша. И не Катя. Потому что она Лёлька. Я вот так выйду на балкон и стану вниз кричать – Лёёёёлька, домой! Обедаааать! И она прибежит.
Папа рад увидеть маму. Взять на руки свою первую и единственную дочку. Рад отпуску и родному городу. И действительно, «Лёёёёёлька, домой!» здорово звучит.
***
- Девочка, а девочка, а тебя как зовут?
- Зайка.
- А сколько тебе лет?
- Тли!
Мама смеётся возле песочницы, сажает меня на колени, поправляет платьице в рюшах и объясняет, что это дома они с папой зовут меня Зайкой, а настоящее моё имя Лёля.
- Лё-ля! Повтори – Лё – Ля…
- Йё-йя…
Звонкое имя, мне нравится, но Зайкой тоже нравится. Пусть и спустя тридцать лет я останусь для вас Зайкой, можно?
***
- Нет такого имени – Лёля, - доказывает мне женщина в очереди, - придумываешь ты всё.
- А вот и есть! – запальчиво спорю я, - Вот и есть! Я у Зощенко читала про Лёлю и Миньку. И в «Место встречи изменить нельзя» Лёля была, которая не с Елоховской, а с Тверской.
- Всё равно нет, - тётенька с высоты своего роста не видит детских обид, напряженных скул и сжатых кулачков, - ты просто не знаешь.
А я точно знаю, что есть. Я у Зощенко читала. И в «Место встречи изменить нельзя». Но когда вырасту, имя лучше поменяю, я устала доказывать взрослым, что я существую.
***
- И как это будет выглядеть? – неприятная паспортистка с ярким маникюром на толстых пальцах хмурится, размахивает руками и даже почти кричит, - Вот вырастешь ты, как тебя на работе будут называть? Лёлей Сергеевной?
«Лёлей Сергеевной» она произносит особенно противно и с явным сарказмом, как будто выплёвывает. Но я уже на две головы выше той девочки, что рассказывала про Зощенко. И даже на голову выше собственной мамы.
- Кажется, я по закону имею право на то имя, которое выберу сама. И если я выберу назваться Табуреткой Сергеевной, то вы будете обязаны записать в моём паспорте Табуретка. А сейчас я просто хочу, чтобы вы написали Лёля.
Паспортистка не готова к отпору от подростка и сбавляет тон, но сдать свои позиции совсем пока не желает:
- Ну вот смотри, прекрасное имя Ольга. Запишем в паспорте Ольга, а дома пусть тебя называют как хотят. А имени Лёля – ну нет такого, понимаешь?
С высотой моего роста уже сложно не заметить сжатых кулаков и напряженных скул. Ни один человек никогда не называл меня Олей, это не моё имя, чужое, далёкое. Так же, как и прочие варианты: Елены, Алины, Алевтины, Леониды… Наличие буквы Л в женском имени не делает его автоматически моим. И у меня, наконец, достаточно сил, чтобы доказать, что я существую.
Выхожу с паспортом, где каллиграфическим почерком выведено – Лёля. Я существую.
***
Заезжаю в гости к родителям с трехлетним сыном. Он радостно скачет на диване и кричит:
- Йё-йя! Йё-йа!
Звонкое имя у мамы, ему нравится. В комнату заходит отец. Нет, уже дедушка. С сединой вокруг лысины, морщинками вокруг глаз, но всё с той же фирменной улыбкой.
- Зайка, ты мои очки не видела?
Не видела, пап. Я очень счастливая, пап. Потому что здесь я до сих пор Зайка. Хоть и Лёля.
© Лёля Тарасевич