— Что привело вас на путь приёмного родительства?

— После серии перинатальных потерь и вердикта врачей о невозможности выносить и родить пришла мысль взять в семью приёмного ребенка. Муж предложил брать сразу двоих: «Когда вырастут и нас не будет, будут держаться друг за дружку. Вместе справимся с двумя». А в Школе приёмных родителей же активно рекомендовали принимать семью по одному ребёнку.

— Вы с мужем стали родителями в 46 и 48 лет, девочкам при этом был 1 год и 3. Были ли у вас страхи, сомнения?

— Страхов и сомнений было много. Но обучение в ШПР помогло осознать свои мотивы, понять, как проходит адаптация, и увидеть весь путь — от решения принять ребёнка до его появления в семье.

По поводу возраста детей. Мы подумали, хорошо, если дети будут лет до 6, чтобы была возможность до школы немного адаптироваться.

— Как вы нашли дочерей?

— В районной опеке нам сказали обратиться в городскую, поскольку у них нет детей ниже 5-й группы здоровья. Мы же для себя решили и указывали в анкете что готовы принять в семью двух-трёх детей 1-4 групп здоровья, любой внешности, любого пола, до 10 лет, кого можно усыновить.

В городской опеке у нас приняли документы для постановки на учёт и стали смотреть базу с детьми. Под наши параметры подходили только две девочки, родителей которых месяц назад лишили родительских прав. Спустя неделю документы были готовы, и мы поехали в детский дом.

— Как прошло знакомство?

— Нас провели в кабинет директора, врач рассказала про сестёр. В этот момент в дверь робко постучал охранник и сказал, что к этим самым девочкам пришла их бабушка, которой отказали в опеке.

— Какое совпадение! И как разрешилась эта ситуация?

— Сотрудники детдома озадачились и решили проводить нас в музыкальный зал, а бабушку попросили прийти в другое время.
Вскоре принесли младшую, маленького худого ребёночка со слезами в глазах. Развитие у неё было месяцев на 6, хотя через пару недель должен был исполниться год.

— Как вы пережили такую сцену?

— Мы спокойно пережили, поняли, что им в детдоме плохо, а семья даст возможность жить вместе.

То, что детям было плохо в учреждении, очевидно. При первой встрече чувств неприятия или отторжения не было, решение каждый из нас принял почти сразу.

— Кто-то отговаривал вас от того, чтобы принять девочек в семью? Как отнеслись к тому, что семья пополнилась, ваши родные и друзья?

— Родственники и знакомые восприняли по-разному. Кто-то очень активно пытался донести до нас собственные страхи: «Ты же не знаешь какие у них гены»; «⁠Ты не знаешь, кто из них вырастет». Но ведь ни одна мать, рожая ребёнка, не знает, что из него вырастет». «А вдруг ты ещё родишь? Тогда будешь женщиной с тремя детьми». Такие тоже бывают.

Свекровь сказала: «Чем ты думала, когда двоих брала? Это же так тяжело!»

Кто-то восторгался и говорил: «Как круто! Вы герои».

— А биологическая бабушка девочек не была против того, что девочек передали в вашу семью?

— Да, вопрос с бабушкой девочек оставался. Сотрудники детдома передали нам её слова о том, что биологическая мама будет восстанавливаться в правах.

Мы уже знали, что после решения суда о лишении родительских прав должно пройти шесть месяцев, прежде чем можно подавать документы в суд на восстановление, и аналогичный период, прежде чем подавать на усыновление.




Если суд восстановит биологическую маму в правах, мы ей детей вернём и будем искать других. С бабушкой же можно попробовать разрешить встречаться детям.

— И эти встречи состоялись? Как они проходили?

— С бабушкой, а потом и с дедушкой дети встречались несколько раз на игровых площадках в торговом центре. Бабушка разговаривала со старшей девочкой по телефону, но практически сразу общение приобрело странный окрас.

Бабушка по громкой связи стала учить трёхлетнего ребёнка: «Ты деточка поплачь, порыдай, скажи что хочешь к нам, и они тебя отпустят! А как будешь жить у нас, я тебе серёжки подарю и вот этот планшет дам». А мне бабушка стала говорить: «Делайте всё, что вас ребёнок просит!»

В результате было пять судебных дел: два на восстановление в родительских правах, одно об усыновлении, две апелляции на отказ в восстановлении в правах и на усыновлении — отказ отменить усыновление.

Биологические родители не были заинтересованы в воспитании детей и далеко не на все судебные заседания приходили, активность проявлял только дедушка, который хотел чтобы внучек вернули папе и маме.

На вопросы судьи: «Почему ваши внучки попали в детский дом? Почему не забрали к себе и не стали их растить?» дедушка отвечал: «Некогда было, думали сейчас доделаем дела, а потом заберём».

Напомню, что старшая сестрёнка жила в детдоме с 6 месяцев, и к своим трем годам сменила четыре интерната.

— А как девочки попали в систему?

— Сабина и Маргарита оказались там по решению суда о лишении родительских прав биологических родителей. В личном деле информация о детских домах чередуется с актами о ненадлежащем исполнении родительских обязательств.

Ребёнок рассказывал, что, когда она жила с биологической мамой, то гуляла на улице одна. Это в два-три года! Родители: мама — выпускница детского дома, папа — ребёнок мигрантов. Оба безработные, без образования.

Сотрудники опеки говорили: «Хорошо, что забрали живых детей». В социальной квартире биологической матери девочек, где они жили, отключили воду и электричество за неуплату, не было ванной, плиты, холодильника, мебели. Спали все на полу…

— Как проходит адаптация девочек и ваша с мужем?

—Адаптация проходила бурно. Девочки по-разному её проживали. Мне кажется, больше всего она была у меня. Мой образ жизни поменялся резко и кардинально.

Старшая дочка слегка стеснялась первое время моего мужа, но как только он уходил из дома, она закатывала истерики со швырянием всего, до чего могла дотянуться, убегала, куда глаза глядят, на прогулках или демонстративно садилась в сугроб.

Младшая первые года четыре спускала по ночам все непроявленные днём эмоции и состояния: просыпалась среди ночи и орала по часу и больше. Первый год это повторялось несколько раз за ночь. Могла заснуть, если наматывала себе на голову простыню или одеяло.

— Были ли моменты, когда руки опускались, может быть, задумывались о том, чтобы вернуть девочек в учреждение?

— Нет, о возврате мыслей у меня не было.

— Как вы переживали всё это, кто вас поддерживал, где набирались сил, чтобы самой оставаться в ресурсе?

— Поначалу помогал муж, затем появилась няня. Она полюбила девочек и даже сейчас, когда дочки выросли, а она уехала далеко, мы поддерживаем связь с ней.

— Что дети не знали и не умели? Каких навыков у них не было?
— Старшая дочка первое время была очень напряжённая, с нервной улыбкой. Кроме того, у неё были очень плохие зубы. Она все пыталась контролировать и всем управлять, как дядя Фёдор из известного мультика. Даже пыталась руководить папой, куда и когда ему на машине поворачивать. Сейчас это в большей степени прошло, но в стрессовых моментах паттерн до сих пор включается.

Она как-то незаметно сама научилась читать и в четыре года уже писала списки продуктов. А про то, что Сабина умеет читать, я узнала случайно. Она заглядывала мне через плечо, когда я писала сообщение кому-то, и говорила: «Мам, подожди, я ещё не всё прочитала что ты там пишешь!»

Младшая долго молчала и никак не показывала понимание речи. Я с тревогой наблюдала за ней и искала признаки РАС. К счастью, мои опасения не оправдались. Помню, как я радовалась, когда на мою фразу: «Давай полотенце повесим на крючок» дочка выполнила просьбу. Для меня это был вау-эффект!

Когда мы забрали девочек в семью, Маргарита плохо стояла, практически не ходила, могла упасть на пол из положения сидя. Помню, моя сестра впервые увидела её и спросила: «А она живая? Почему стоит и не моргает?»

— Чему девочки научились в вашей семье?

— Сейчас дочерям 7 и 10 лет, они ученицы второго и пятого класса лингвистической школы (пошли в школу в 6,5 и в 6,8 лет). Обе успешно учатся, занимаются спортом. У старшей III взрослый разряд по акробатическому рок-н-роллу.

Сейчас они совсем другие люди: успешные активные девицы. Ростом чуть ниже одноклассников (оба биологических родителя невысокие), и нет никакого внешнего сходства с нами, но по коммуникации, двигательной активности и прочим параметрам успешнее многих сверстников.

Обе дочки научились хорошо плавать и нырять, кататься на велосипеде.

— Что они говорили, может, что-то смешное или наоборот, очень грустное и страшное?

— Запомнилось несколько диалогов:

В первый месяц дома, когда я готовила одежду к стирке, на глазах у старшей дочки выдернула из джинсов ремень, а дочка начала реветь.
— Почему ты плачешь?
— Мама, не бей меня!
— Почему ты решила, что я тебя буду бить? Тебя никто не собирается бить.
— А мама Люба меня била ремнём за то, что я не спала.
— Ну и как? Помогало? Ты засыпала после этого?
— Нет!

Старшая дочь очень чувствительная, осознанная. Няне удалось её разговорить в первый год, она рассказала, что переживает по поводу того, что кровные родители не знают, где они с Маргошей, а спросить об этом меня боится. Боится, что я огорчусь если услышу такой вопрос от неё. ей было тогда 4 года.




В какой-то момент Сабинка заинтересовалась родственными отношениями в нашей большой семье, кто кому кем приходится. Я ей на листочке рисовала семейное древо. «А что ты знаешь про наших биологических родителей?» — спрашивала она, и я ей точно так же рисовала древо с именами всех их родственников, про которых знала из судебных дел.

Ещё из смешного: выходим все вместе из подъезда и встречаемся с соседкой. Она восклицает: «Ах, вот кто у нас так громко по ночам кричит!» Я уже набрала воздуха, чтобы извиняться за доставляемые неудобства, а она вдруг продолжает: «…Ну вы держитесь!»

Или взволнованная мама на детской площадке подбегает ко мне:
— А вы знаете, что ваша дочка в песочнице рассказывает?
— Нет. Что?
На одном дыхании та отвечает:
«Ваша дочь говорит, она говорит, что приёмная! Поговорите с ней чтобы она больше никогда не говорила таких глупостей. Я вас давно знаю!» — и быстро убегает.

— Когда дети почувствовали, что вы их семья, мама и папа?

— Сабинка стала называть меня мамой примерно день на седьмой после первой встречи с её биологической бабушкой.

— А когда девочки стали оттаивать, успокаиваться? Как вы это заметили?

— Марго начала улыбаться примерно через месяц. Мне даже удалось заснять её первую улыбку на прогулке. В целом можно сказать, что адаптация у нас была около двух лет.

— А когда вы сами ощутили, что эти девочки — ваши дочери?

— После завершения судов. Это совпало с началом пандемии, когда всем запретили гулять.

— Как изменились вы, как на вас повлияло приёмное родительство? Какие навыки у вас появились? Может, поменялось отношение к миру?

— Мне открылся неведомый мир детских площадок, озабоченных мам, поликлиник, уроков, но я до сих пор искренне изумляюсь силе людей, которые решились растить приёмных детей!

— Какие у вас традиции в семье, семейные увлечения?

— На Новый год печём имбирные пряники, готовим тесто, раскладываем кухонный стол и приглашаем друзей наших девочек. В конце августа уже много лет отправляемся семейным лагерем на море.

— Девочки так и остаются верными друг другу, как в ту первую встречу, когда вы их увидели?

— Всякое, конечно, бывает: и ссорятся, и ревнуют, и дружно играют.

— Задам вопрос по поводу возраста. В чем плюсы и минусы возраста, когда становишься родителем ближе к 50 годам, к тому же у вас сразу двое детей, и дети травмированные. Что даётся легче, а что тяжелее?

— Плюсы: жизненный опыт, большая психологическая подготовка, осознанное желание растить детей, возможности и ресурсы.

Минусы: наверное, меньше сил, нежели в 20 или 30 лет. Тяжелее для организма даются хронические недосыпы.

— Что бы вы посоветовали тем кандидатам, возраста 40-50+, которые готовятся принять в семью ребёнка?

— Трезво оценивайте свое здоровье и силы, как физические, так и моральные. Заручитесь поддержкой близких. Чем её будет больше, тем лучше. Постарайтесь подстраховаться к разным непредвиденным ситуациям.

До прихода детей пройдите курс первой помощи. Я сталкивалась с рассечённой травмой колена, сильным порезом, с госпитализацией из-за пищевого отравления, с удушьем от кашля в ковид.

Проверьте дом на предмет потенциальной опасности (например, установлены ли на окнах замки), ремонт лучше сделать после того, как завершится адаптация.