Но по воспоминаниям самого Расула Гамзатова появление «Журавлей» связано с иным событием в его жизни: в 1965 году поэт находился в Японии, посетил Хиросиму. Каждый из нас знаком с историей девочки Садако Сасаки, умирающей от лейкемии и свято верящей, что обязательно вылечится, если смастерит тысячу бумажных журавликов. Она не успела: 644-й журавлик выпал из её ослабевших рук… Поэт был потрясён смертью девочки, а на следующий день сотрудник советского консульства вручил ему извести о том, что скончалась его мать… Гамзатов летел домой, скорбя о матери, об умершем отце, о братьях - Магомеде, сложившим голову в боях под Севастополем и пропавшим без вести военным моряком Ахильчи:
«Стихи не возникают из мелочей, они начинают звучать в такт с чувствами, родившимися после глубоких потрясений. Я подумал о своих братьях, не вернувшихся с войны, о семидесяти односельчанах, о двадцати миллионах убитых соотечественников. Они постучались в мое сердце, скорбной чередой прошли перед глазами и — на миг показалось — превратились в белых журавлей. В птиц нашей памяти, грустной и щемящей нотой врывающихся в повседневность…».
Героически погибшие, павшие на поле брани обращаются в птиц — и никогда не умирают, продолжая вечно жить в нашей памяти.
Три года спустя в журнале «Новый мир» был напечатан перевод «Журавлей», выполненный Наумом Гребневым. В первоначальном варианте первые строки звучали так:
Мне кажется порою, что джигиты,
С кровавых не пришедшие полей,
В могилах братских не были зарыты,
А превратились в белых журавлей…
Впоследствии дагестанский поэт вспоминал:
«Мой друг Наум Гребнев превосходно перевел „Журавлей“ на русский язык. Он был не просто переводчиком, а почти соавтором. Оно оказалось ему ближе всех других стихов, ибо он сам — израненный воин, потерявший на войне своих близких и друзей. Оно стало для него собственной болью. Он говорил: „Этот стих обо мне и моих друзьях“».
Стихотворение сразу заметили – оно просто не могло не найти благодарных читателей, но поистине всесоюзная слава настигла эти трагические строки после того как они стали песней. Номер журнала с публикацией попался на глаза легендарному артисту и исполнителю военных песен Марку Бернесу, уже смертельно больному. Он не стал медлить и сразу же позвонил Науму Гребневу - сказал, что слышит это стихотворение как песню. Песню-реквием…
Бернес попросил автора исправить несколько строк в стихотворении и сократить строфы для песенного звучания. Гамзатов разрешил скрепя сердце – ведь каждое слово было им выстрадано, отзываясь болью в душе:
«Слабые строки каждый может сократить, но настоящий поэт ради цельности произведения пойдет на сокращение и хороших строф. Вместе с переводчиком мы сочли пожелания певца справедливыми и вместо “джигиты” написали “солдаты”. Это как бы расширило адрес песни, придало ей общечеловеческое звучание».
Для создания мелодии певец обратился к своему другу – фронтовику Яну Френкелю, но «Журавли» никак «не давались в руки», даже контуры песни никак не прощупывались. Но после того как композитор написал вступительный вокализ (пение без слов), мелодия сложилась и легла на ноты. Ян Абрамович вспоминал:
«Я позвонил Бернесу. Он сразу же приехал, послушал песню и… расплакался. Он не был человеком сентиментальным, но нередко случалось, что он плакал, когда ему что-либо нравилось».
Марк Бернес уже с трудом передвигался самостоятельно, когда сын 8 июля 1969 года отвез его в студию для записи «Журавлей». Артист записал последнюю в своей жизни песню с одного дубля. 16 августа Марк Бернес умер. На гражданской панихиде в Доме кино прощально звучали строки:
Настанет день – и с журавлиной стаей
Я поплыву в такой же сизой мгле,
Из-под небес по-птичьи окликая
Всех вас, кого оставил на земле…
Через двадцать лет «Журавли» провожали в последний путь Яна Френкеля, а 4 ноября 2003 года песня прозвучала и на похоронах Расула Гамзатова…
***
Десятки памятников белым журавлям установлены по всей России: первый из них торжественно открыли в Гунибе Расул Гамзатов и Ян Френкель:
Комментарии 5