— Коля, наш сын, кажется, привидение видит, — Маша тряслась, как осиновый лист, — он показывает пальчиком в угол комнаты и говорит «баба». Какая баба? Моя мама жива, а твоя скончалась давно! Я в таком ужасе пребываю, Коля! Вот что с этим делать? Куда ребенка нести? По бабкам или по врачам?

Мария и Николай ждали Никитку очень долго. Конечно, вернее будет сказать — не ждали вовсе. За почти десять лет брака они практически потеряли всякую надежду завести ребенка. Уж как они только не бились: бегали по врачам, делали всевозможные обследования, сдавали анализы. Врачи только разводили руками: объясняли, что все у них в порядке, оба полностью здоровы. А то, что ребенка нет… Так это по причине, науке неизвестной.

Одна санитарка, пожилая бабушка, как-то остановилась у сидящей в больничном коридоре Маши и участливо поинтересовалась:

— Что, дочка, деток тебе Боженька не дает?

Маша не выдержала и зашмыгала носом — ей отчаянно захотелось плакать:

— Никак забеременеть не могу, — пожаловалась санитарке Мария, — что мы только с мужем не делали! Столько больниц обошли, шесть частных клиник сменили! А толку никакого нет… Нет у нас с Колей детей.

— Иногда, доченька, одними анализами не отделаешься, — вздохнула старушка, — ты попробуй у Боженьки ребеночка попросить. Ходи в церковь, молись, проси Господа помочь. Боженька, дочка, ни к одной просьбе равнодушным не остается…

Отчаявшись, Мария и Николай оставили врачей в покое и принялись ездить по церквям и святым местам. Они посетили каждый святой источник в стране и приложились почти ко всем чудотворным иконам. Священники, впрочем, тоже помочь ничем не могли.

— Пути Господни, как известно, неисповедимы, — качали головой одни.

— Просите, молитесь, и дано будет вам, — говорили другие.

— На все воля Божия, — вздыхали третьи и многозначительно указывали на небо.

Не нашли помощи Маша и Коля и у бабок-знахарок и ведуний. Те хоть и брали огромные деньги да продукты, привозимые Марией и Николаем за сеансы, но были совершенно бессильны и лишь тешили несчастных призрачными надеждами.

***

Все случилось само собой. Мария полностью отпустила ситуацию, смирилась с тем, что матерью никогда не станет и неожиданно для всех понесла ребенка. Через девять месяцев, в начале лета, женщина родила совершенно здорового мальчика. И все бы было хорошо, если бы не свекровь Марии, Клавдия Павловна, которая откровенно недолюбливала невестку. А почему — этого она и сама не знала.

Впрочем, Мария к свекрови теплых чувств тоже не питала и старалась делать вид, что той попросту не существует.

— У нас в деревне как раньше говорили, — однажды во время какого-то семейного застолья вдруг сказала Клавдия Павловна, — с вымоленного ребенка проку никакого. Что он есть, что его нету! Да-да, все так говорили!

За столом нависла гробовая тишина. Все, как один, смотрели на мать Николая, и тому вдруг стало стыдно в первую очередь перед женой, которая испепеляла свекровь яростным взглядом.

— Это как же понимать? — взвилась Мария, — Клавдия Павловна, вы зачем такие вещи неприятные говорите? Что вы имеете ввиду?

— А как хочешь, так и понимай, — пожала плечами Клавдия Павловна, — как сказала, так и сказала. Не буду я ничего никому объяснять!

Мария всплеснула руками и грохнула ладонями о стол так, что подпрыгнула посуда.

— Разве ж это мыслимо, так говорить о собственном-то внуке! — воскликнула она, — «Проку никакого»! Подумать только! И это бабушка! Это от вашего поганого языка проку никакого нет!

Гости, ставшие невольными свидетелями неожиданного скандала, стали понемногу расходиться. Праздник был испорчен, и с того самого дня между Марией и свекровью началась самая настоящая война. И неизвестно, сколько бы она продлилась и чем бы в конце концов закончилась, если бы Клавдия Павловна в один момент скоропостижно не скончалась.

Случилось это для всех неожиданно. Скорбная новость на Колю и Машу свалилась, как снег на голову. Еще только у вчера гулявшей по парку бодрой и здоровой женщины прибывшие на «скорой» медики диагностировали обширный инфаркт. Так или иначе, но в один хмурый ноябрьский день Николай потерял свою мать, Мария — свекровь, а Никитка — бабушку. Последний, впрочем, еще ничего не осознавал и лишь виновато улыбался, лежа в своей кроватке. Мария пощекотала курносый нос сына и горестно вздохнула.

— Ну вот и все, — сказала она не то с облегчением, не то с сожалением, — нет у нас больше второй бабушки…

***

Время шло, и о трагическом уходе Клавдии Павловны стали потихоньку забывать. Николай, чтобы прокормить семью, устроился работать вахтой и уехал на север, оставив жену с ребенком на хозяйстве. Все было гладко, и дни — одинаковые, словно братья-близнецы, мелькали друг за другом. Мария поднималась рано поутру, готовила завтрак для себя и сына, ходила по магазинам, потом готовила обед и ужин, созванивалась с мужем и горячо ждала его возвращения. Без Николая в просторной квартире было пустовато и даже жутковато.

Мария почти не заходила в комнату свекрови, которая перед смертью жила недолго с ними. Все в ней было по-прежнему, все вещи на своих местах. Лишь изредка, раз в две, а то и в три недели Мария, вооружившись тряпкой и шваброй, наспех наводила там порядок и быстренько покидала неуютную комнату покойницы. Ей казалось, что Клавдия Павловна, так не любившая, когда кто-то заходил к ней без предупреждения, вот-вот заявится и начнет читать ей лекции. Прибравшись, Мария снова запирала дверь комнаты на ключ и уходила к себе, стараясь не смотреть назад.

Никитка рос смышленым мальчиком. Когда ему исполнился ровно год, он уже вполне четко и внятно знал самые главные слова.

— Ма-ма, — улыбался малыш, тыча пухлым пальчиком в материнское лицо, — ма-ма!

Папу Никитка тоже не забывал. Маша каждый день показывала сыну фотографии мужа и, когда Николай звонил домой, то всегда просил, чтобы сын поговорил с ним хотя бы немного по видео.

— Па-па, — хихикал в трубку мальчик, — па-па!

Кроме этих двух слов Никитка еще знал слово «баба». Так он называл Ирину Степановну, мать Маши. И к женщине, которая ныне взирала на внука с большого портрета, висевшего на стене гостиной, тоже так обращался. Мария все собиралась его убрать, да так и не убрала, и теперь, когда они с сыном играли на диване или полу, Никитка часто поднимал глаза вверх и улыбался, тыча рукой в сторону бабушки.

— Баба, баба, — соглашалась с ним мама, качая Никитку на руках или коленках, — вот какая у нас баба...

Однажды вечером, когда Мария с Никиткой собирали большой пазл с изображением Волка и Зайца из мультфильма «Ну, погоди!», мальчик вдруг оставил свое увлекательное занятие, сел и уставился в темный коридор, ведущий к комнате бабушки.

— Ба-ба, — глухо и как-то по-взрослому серьезно произнес Никитка, не отводя глаз от темноты, — ба-ба.

У Марии похолодело внутри. Она сидела неподвижно, боясь сделать неосторожное движение или даже вздохнуть. Одновременно с этим ей нестерпимо хотелось схватить сына и выбежать вон из квартиры. Час был уже поздний, и несмотря на то, что еще было лето, за окном сгустилась непроглядная тьма.

— Ба-ба, — повторил Никитка, посмотрев на маму, — ба-ба!

— Нету там никакой бабы, — ответила Мария и поднялась, чтобы закрыть дверь и на всякий случай включить свет в коридоре, — баба там, а не здесь. Вот тут она!

Маша указала рукой на портрет, который в свете лампы отчего-то казался зловещим. Никитка упрямо покачал головой, а потом как ни в чем не бывало вернулся к пазлу. Он снова принялся тянуть в рот картонные детали и обильно их слюнявить.

Всю последующую ночь Мария спала со светом и все думала о том, что же такого увидел ее сын. Лишь к утру, когда занялся бледный рассвет, она ненадолго сомкнула глаза и забылась тяжелым, прерывистым сном, больше похожим на дрему.

***

Чуть менее, чем через год, Мария с Николаем решили своими силами провести небольшой ремонт в гостиной и коридоре. Необходимо было переклеить обои: старые уже порядком пожелтели и кое-где отслоились, да и потолок не белился уже добрых лет десять, если не больше. В последний момент было решено отреставрировать и спальню: площадь там была небольшая, так что управиться можно было за день или максимум за два. Но, как обычно, судьба внесла свои коррективы, и ремонт вместо задуманной недели растянулся на целый месяц. Исходя из необходимости, супруги обосновались в комнате Клавдии Павловны, решив пока ничего там не менять.

— Не нравится мне тут, — все время повторяла Мария, пребывая в каком-то смутном, угнетенном состоянии, — тяжело тут..

— Комната как комната, — не разделял тревог жены Николай, — чего ты, в самом деле? А тяжело тебе из-за того, что тут окон нет. Это пройдет. Да ты и привыкнуть не успеешь, обратно переберемся.

Но даже скептически настроенный Николай не мог не заметить, как в последнее время изменился его сын. Никитка из подвижного, озорного ребенка превратился в ленивого увальня. Он больше не бегал и не ползал по полу, не хватал все, что попадало ему под руки и под ноги, не приставал к родителям и даже не таскал за хвост бедную кошку Алису. Он сидел или лежал, уставившись в потолок или в угол, что-то бормотал себе под нос, а вечерами, когда мама и папа засыпали, поднимал голову и, глядя на дверь, тихо говорил:

— Ба-ба... Ба-ба..

Именно за этим занятием однажды ночью его застала Мария. Не на шутку перепугавшись, она схватила сына за руку и тут же ее отдернула: сын был горячим, словно чайник. Растолкав мужа, она поспешно накинула на тело халат и бросилась искать градусник.

— Тридцать девять и восемь, — ахнула она едва не плача, — что же это такое-то, а?

— Да кто его знает, что это! — закричал на нее Николай, — тут "скорую" вызывать надо, а не рассуждать! Эй, Никитка! Никитка!

Он потряс сына, и Никитка, широко раскрыв красные, слезящиеся глаза, глухо застонал.

— Ба-ба... Ба-ба... — все повторял он, глядя в потолок.

Потом он выпрямился и затих, будто сломавшаяся заводная кукла. Мария, не помня себя от отчаяния, схватила его на руки и побежала к двери.

— Поехали, Николай, — поторопила она супруга, — не дождемся ведь врачей, чего доброго... Ну чего же ты медлишь-то?

Николай оделся быстрее, чем когда-либо в армии и уже через минуту они с Марией выбежали из подъезда к своей машине. Малыш на руках матери все повторял и повторял:

— Ба-ба... ба-ба... ба-ба...

И Мария, вдруг подняв глаза вверх, к окнам своей квартиры, отчетливо увидела силуэт своей покойной свекрови. Она могла поклясться, чем угодно, что это была Клавдия Павловна.

***

Врачи так толком и не могли понять, чем же заболел мальчик. По их мнению, это было одновременно похоже и на скарлатину, и на пневмонию, и на корь. Никитку поместили под круглосуточное наблюдение, но лучше ему не становилось. Жар упал незначительно, всего на половину градуса, и Никитка метался на постели, бормоча что-то уж совсем невнятное. Но временами, видимо приходя в себя, он снова и снова отчетливо повторял:

— Ба-ба...

Марию это слово сводило с ума. Оно горело в ее мозгу, словно ожог от раскаленного железа. Ей хотелось вырвать себе волосы, чтобы заглушить эту боль или удариться головой о стену, так чтобы из глаз посыпались искры. Она ни на минуту не отходила от мальчика и не спала целых двое суток. Под глазами у нее образовались огромные черные круги. Врачи беспокоились о ней не меньше, чем о сыне, и одна медсестра посоветовала ей ненадолго съездить домой, чтобы привезти кое-какие вещи и немного развеяться.

— А как же Никитка? — возразила Мария, — Нет, я не могу...

— Можете, — улыбнулась медсестра, — мы с вашим папой за ним присмотрим. А вы ступайте, ступайте. И не беспокойтесь.

Голос ее был мягким, но убедительным, и Мария послушалась. На такси она доехала до дома и, поднявшись по лестнице к двери своей квартиры, столкнулась там с соседкой, Любовью Андреевной.

— Ба, Маша, на тебе лица нет, — испуганно сказала старушка, взглянув на Марию, — ты чего это? Случилось что?

— Случилось, тетя Люба, случилось, — кивнула Мария, — Никитка... заболел. Может, зайдете ко мне?

Соседка любезно согласилась и Мария, впустив ее, тут же принялась готовить чай. За этим занятием она поведала соседке о своей беде и о том, что Никитка как-то странно вел себя в последнее время. Любовь Андреевна проявила к этому особый интерес: она долго расспрашивала Марию о том, как давно это началось и в конце концов попросила ее показать комнату свекрови.

— А чего там смотреть? — развела руками Мария, — комната как комната. Ничего...

Она вдруг вспомнила свое недавнее видение и вздрогнула.


— Ладно, идемте, — согласилась она.

Войдя в комнату покойницы, Любовь Андреевна долго стояла, рассматривая ее и изучая. Потом вытащила из кармана бумажку, что-то написала на ней карандашом, пошептала над ней что-то и скомкала.

— Есть ли у тебя святая вода, Мария? — спросила она строго.

— Да была где-то, — рассеянно отозвалась та, — свекровь каждый год святила… А что?

— Неси сюда!

Мария долго искала на кухне старую крещенскую воду, затем принесла ее соседке. Любовь Андреевна снова что-то пошептала над скомканной бумажкой, потом сходила к себе и принесла огромную восковую свечу, воткнутую в середину чайного блюдца, заполненного водой. На огне этой свечи она сожгла бумажку, ссыпала пепел в воду, после чего вылила ее в крещенскую воду Марии.

— Возьми эту воду и, когда никого не будет рядом с твоим дитем, покропи на все четыре стороны, — сказала Любовь Андреевна, глядя Марии прямо в глаза, — да сотвори про себя какую-нибудь молитву. Молитва матери — штука сильная!

— Какую молитву-то?

— Не важно, — кивнула старушка, — главное, чтобы от души. Своими словами проси помощи у Бога. Все поняла?

Мария, не зная, что и делать, взяла склянку с водой и прижала ее к груди.

— Отступится она, это я тебе обещаю, — вдруг сказала Любовь Андреевна.

— Кто? — не поняла Мария.

— Свекровь твоя, — улыбнулась соседка, — покоя ей нету, вот она и мучает вас. Злая она была, вот и мается. Даже после кончины места себе найти может. Ну ничего, недолго уж ей осталось.

И Любовь Андреевна, не говоря больше ни слова, ушла к себе, оставив Марию в одиночестве.

***

Мария все сделала так, как велела ей соседка. Оставшись одна, она окропила пространство вокруг сына святой водой, мысленно прочла первую пришедшую ей на ум молитву и стала ждать. Она сидела очень долго, час или два, до тех пор, пока веки ее не отяжелели, а разум ее не погрузился в глубокий сон. Мария уронила голову на грудь и уснула, упав на койку Никитки. Спустя какое-то время она очнулась от того, что кто-то бесцеремонно теребил ее нос.

— Мама, — улыбнулся Никитка, увидев, что мама проснулась, — баба?

Мария, увидев привычно румяное лицо сынишки, едва не расплакалась от радости.

— Нету бабы, — прошептала она, ласково погладив сына по голове, — нету. Ушла баба...

Никитка тяжело вздохнул и потянулся.

— Папа? — спросил он.

Мария крикнула мужа и тот не заставил себя долго ждать. Николай буквально влетел в палату, топая, будто слон.

— Никитка, сынок, — воскликнул он, бросаясь к жене и сыну, — ну как ты, братец?

Никитка широко улыбнулся и протянул руки к отцу.

— Ну слава Богу, — с облегчением выдохнул Николай, пристраиваясь рядом.

И, улучив момент, склонился к жене и шепнул ей на ухо:

— Ты что сделала?

Мария лишь пожала плечами. Ответа у нее не было. Женщина радовалась только одному: сын ее наконец-то выздоровел. Ему больше ничего не угрожало.

Житейские истории 

#мистическиеистории