Меня звали Марк. При той, другой жизни я был скрипачом, который зарабатывал себе на жизнь игрой в ресторанах. Но все, что я добывал честным трудом, я тут же проигрывал в карты. Они словно болезнь вошли в мою жизнь, взяли за глотку мёртвой хваткой и не отпускали до самого конца. Я пробовал с этим бороться, пытался бежать, но игромания преследовала меня по пятам. Оставшись без денег, продав родительскую квартиру, я вынужден был переехать в деревню где от бабушки мне достался добротный дом.
Здесь я даже вздохнул, играть то было не с кем. И решил, что буду жить как все возделывая огород, чтобы с него кормиться. Но оказалось, что руки скрипача для этого совсем не предназначены. И я снова подался в город, играть на вокзалах, в переходах, на площадях. А вечером, уставший, я возвращался назад, туда, где был совсем никому не нужен. Родных у меня не имелось, а друзей я своих давно растерял, заняв однажды у каждого крупную сумму.
В тот вечер последнюю электричку неожиданно задержали... И народ, что толпился со мной на перроне, жутко нервничал и ругался на бесчинство железной дороги. К тому же небо затянуло серой пеленой и стал накрапывать дождь. И если задержку поезда я воспринял спокойно, то небесный душ меня совсем не порадовал, я весь до нитки промок и продрог до самых костей. Поэтому когда подошла электричка, я вбежал в вагон, и плюхнувшись на свободное сидение, тут же задремал. Проснулся я, когда состав, замедлив скорость, подошел к какой-то остановке. Люди к тому времени все уже рассосались и теперь в вагоне я был совершенно один. Поезд тронулся, и я уставился в окно, где в быстро тлеющем закате все еще можно было разглядеть очертание деревьев в лесу.
Внезапно рядом со мной раздался басистый голос, - парень, скрипка твоя?
Я перевел взгляд на сидение перед собой и вздрогнул от неожиданности. Там сидели два мужика. Но я мог поклясться, что не слышал как открывались двери в вагон. Да и в отражение темного стекла я не видел как они подходили.
Один из них был высоченного роста и очень тощий, с ввалившимися скулами и кривым длинным носом. Второй же, наоборот, был низок и безобразно полноват. И у каждого имелась борода, черная, как самая непроглядная ночь. Одеты они были весьма странным образом: в холщовые серые рубахи, с красными поясами, и в такого же цвета брюки. И на обоих красовались расшитые пестрыми нитками безрукавки.
- Так что, парень, музыка то твоя? - сказал тот, что был потолще и потянулся к моей скрипке.
Я опустил глаза и обомлел. Его рука была вся покрыта волосами, густыми и черными, точно такими же как борода.
- Ты что, глухой? Али говорить не можешь?
Я почувствовал как частой дрожью по моему телу начал разливаться необъяснимый страх, но сумев с ним совладать я все-таки ответил, - да, это мой инструмент. А с какой целью интересуетесь?
Мужики переглянулись и заржали в полный голос.
- Подзаработать хошь?
- А кто же не хочет, - оживился я, - хочу конечно. А вам что, прямо здесь сыграть?
Дядьки вновь залились противным смехом, - да пошто нам здесь. На похоронах нужно поиграть. Покойница при жизни больно музыку любила.
- На похоронах?! - изумился я, - сейчас?
- А ты что боишься?
Они снова разразились в смехе.
- Да ты не трусь, покойники не кусаются, - сказал бородатый немного успокоившись, - по крайней мере не все. И о деньгах не думай... Заплатим столько, что тебе на долго хватит.
- Но если не хочешь..., - вдруг резко сказал худосочный мужик и закатил глаза, - мы не настаиваем, другого найдем. Вот же повезет кому-то заработать столько за ночь.
И он вытащил огромную пачку новеньких пятитысячных купюр и потряс ими перед моим носом.
При виде денег у меня загорелись глаза, а запах свежей краски, что исходил от них, и вовсе свел с ума. И я, точно завороженный, не раздумывая согласился.
И не успел я даже опомниться, как электричка махнула мне напоследок своим хвостом и скрылась в ночной темноте. Я огляделся по сторонам... Что это была за станция, я так и не понял. Но был уверен, что никогда прежде ее не проезжал. Просто одинокий перрон с единственным фонарем посередине и тропка уходящая куда-то вдаль.
Вот по ней мы и пошли, пробираясь сквозь заросли чертополоха. Я часто падал, то и дело роняя свой футляр. А эти... постоянно надо мною ржали.
Сколько продолжался наш путь пока я не заметил вдали огонек, я не знаю, но мне показалось, что целую вечность. Мы подошли поближе и в лунном свете я разглядел деревню: бескрайнюю, уходящую прямо за горизонт. Я то и дело вертел головой рассматривая строения и отметил, что этот поселок совсем не похож на тот, в котором я проживал. Старинные дома, с закрытыми наглухо ставнями, высокие ограды и тишина, которая резала слух. Словно из мира исчезли разом все звуки.
Я вновь огляделся. Нигде поблизости я не заметил ни одной живой души. Хотя меня не покидало чувство, что кто-то невидимый наблюдает за мной, сверля мне затылок своим тяжёлым взглядом. Меня мгновенно охватила внутренняя дрожь и зубы застучали канонадой. Я даже пожалел, что согласился на все это, мысленно проклиная себя и свою безбожную жажду к деньгам.
Но через некоторое время мы остановились перед какой-то оградой, за которой находилось одновременно несколько домов. Вот в одном-то из них и горел тот самый огонек, что я издали заприметил.
- Отворяйте, - хором закричали мои провожатые, дружно ударив ногами в ворота.
Послышался скрип. И я увидел в сквозную щель в заборе, как двери дома открылись и на крылечке показался старик. На нем был мешковатый толстый свитер, заношенные шаровары и галоши, из которых виднелись шерстяные носки. Его возраст, в принципе, как и телосложение определить мне не удалось. Но вот лицо... Худое, с запавшими щеками и покрытое сеточкой вен. А глаза такие... черные, цепкие, что я невольно вздрогнул.
- Явились, голубчики. И где вас только носило? - накинулся на нас старик и его глаза превратились в кровавые уголья.
И к моему великому удивлению мои провожатые, словно побитые псы, вдруг завизжали и бросились на колени.
- Прости нас окаянных... Мы это... Мы музыканта привели.
Старик расплылся в улыбке, - ладно, подымайтесь. Нечего на земле-то валяться. Входите в дом, пора начинать.
Дом, который встретил нас душным сумраком, был очень странный. Снаружи мне показалось, что он совсем небольшой, зато внутри он был полон закоулками, коридорами и комнатушками. И мы плутали по нему, словно по лабиринту, пока наконец-то не дошли до большой комнаты, переступая порог которой я вдруг ощутил как по моему телу расплывается безотчетный страх.
Комната была наполнена визитерами состоящими в основном из женщин различных возрастов в длинных белых рубахах до пят. Они стояли кругом в центре, но когда мы вошли, они внезапно расступились... И я увидел на высоком столе покрытом одеялом из красного бархата с золотой бахромой тело покойницы. И куда ни глянь - стояли высокие восковые свечи... которые горели изливая мутный свет в ее ногах, и у изголовья.
И тут же кто-то сзади ткнул меня больно в бок и я невольно сделал пару шагов вперед и оказался возле мертвой. Я тотчас же замер и уставился на нее... Передо мной лежала сморщенная старуха в черном платье, со сложенными на груди руками. А голову ее украшал отчего-то венок. Слипшиеся губы ее были синего цвета, глаза туго закрыты, а бледные впалые щеки уродовали зеленовато-серые следы разложения.
Комментарии 4