Посёлок был большой, в несколько тысяч человек, с широкой асфальтированной улицей, мощёными тротуарами в центре, и жители, проходя здесь мимо кирпичных домов, трёхэтажного универмага, кинотеатра, Дома культуры, – чувствовали себя горожанами. Так это и называлось – «выйти в город», если надо было попасть в универмаг или Дом культуры, и перед выходом старались приодеться получше.
Своего отдела полиции в посёлке не было, не полагалось по штатному расписанию, зато служили сразу два участковых, Фёдор и Николай, в звании сержантов, всегда и везде ходивших вместе. Несмотря на мундиры, у сельчан их появление вызывало веселье, и, подтолкнув друг друга локтями, они с усмешкой говорили:
– Смотри, опять идут парочкой, наверное, выпить не с кем, третьего ищут, гы-гы-гы.
В общем, полицейскую власть в посёлке не очень уважали, и дело было, скорее всего, в самих участковых, уж очень несерьёзно, слабосильно они выглядели, и в случае опасности помощи от них ждать не приходилось.
Служебное помещение, или участковый опорный пункт полиции, находился в Доме культуры, только заходить сюда надо было не с главного входа с колоннами, а сбоку, в небольшую комнатку, где за фанерной дверцей располагалась ещё и артистическая гримёрка. В гримёрке самодеятельные артисты нередко разучивали, повторяли роли и даже репетировали. И если это происходило во время допросов, получалась нелепица.
Допросы обычно проводил старший по возрасту Фёдор, Николай лишь присутствовал. Фёдор садился за стол напротив подозреваемого, помятого мужчины с виноватыми глазами, с унылым и терпеливым выражением лица, какое бывает у людей, мокнущих под осенним дождём.
– Значит так, – начинал сержант. – Поступил сигнал от вашей соседки Тамары. По её словам, ты вчера заявился домой пьяным. Правильно я говорю?
– Ха-ха-ха, не верь ей, не верь, дорогая. Твоя лучшая подруга меня оговаривает, – раздавался из гримёрки густой бас. – Я тебе не изменял.
Участковый морщился, допрашиваемый молчал, лишённый возможности ответить за себя, и неопределённо пожимал плечами.
– Придя домой, ты устроил скандал с женой и тёщей. Верно?
– Я тебе скажу по секрету, – перебивал участкового бас, – она сама имеет на меня виды. Она хочет нас навеки разлучить, любимая…
Участковый Фёдор срывался, бежал в соседнюю комнату, кричал:
– Господа актёры, вошь вашу, вы потише можете? У нас допрос, а вы мешаете. Идите, репетируйте на сцену.
– Не могём, – дружно отвечали ему. – Сцена занята народным хором. Их, певунов, человек тридцать.
Фёдор возвращался красным от возмущения, долго молчал, собирая разлетевшиеся мысли, и невольно прислушивался к происходящему в гримёрке. Там пока было тихо.
– Продолжим, – говорил он почти миролюбиво. – Так вот, находясь в нетрезвом состоянии и ссорясь, ты поднял на жену руку. Было такое?
– Я десять тонн поднять могу, не то что эту мелочь. У моего крана мощности хватит, бригадир, – врывался уже другой, писклявый голосок, произнося фразу, видимо, из какой-то производственной пьесы.
Но писклявого накрывал прежний бас:
– Она ещё не знает меня, не знает моих связей в Москве и Петербурге. Да я в министерские кабинеты вхож, я в Государственной Думе свой человек.
Фёдор хватался сжатыми кулаками за волосы, тряс и вертел головой, словно натягивал на себя тесную шапку, и слезливо кивал напарнику:
– Коля, иди разберись. Выгони их куда хочешь, хоть на улицу. Сил моих больше нет.
– Куда я их выгоню, – спокойно отвечал игравший сам с собой в шашки напарник, – они жаловаться будут. Они здесь на своей территории, это мы в гостях.
Фёдор смотрел на подозреваемого, поражаясь произошедшим с ним переменам. После актёрских слов о больших связях, министерских кабинетах и Госдуме, словно именно к нему относились эти слова, он как-то окреп, выпрямился, даже нагловатый блеск появился в глазах.
– Вот что, как тебя, Василий, иди отсюда. Но если поступит ещё один сигнал, законопачу на пятнадцать суток, так и знай. А то ещё и посадку устрою.
Допрашиваемый, схватив со стола кепку, бросился к двери. Последнее, что он слышал, уже выходя на улицу, снова были слова из гримёрки:
– Она мне ещё грозить будет?! Да я её в порошок сотру, потом высыплю всё на ладонь и дуну.
Других полицейских в посёлке видели редко, если только не случалось происшествий, как, например, в позапрошлом году, когда ограбили универмаг. Приехало сразу двое сыщиков из уголовного розыска, следователь, эксперты. Фёдор с Николаем были на подхвате, уже поодиночке бегали по посёлку, собирая и приводя свидетелей. Посмотреть на следствие к универмагу собралась большая толпа, словно здесь снимали кино.
А в прошлом году на машине приезжал начальник районного отдела полиции, полный, невысокий мужчина, подполковник. Целый день он вместе с участковыми ходил по посёлку, что-то высказывал им на ходу, то и дело резко взмахивая рукой сверху вниз, словно рубил головы. Фёдор с Николаем понуро молчали, ёжились.
Их три лычки на сержантских погонах блекли, терялись рядом с двумя большими звёздами на погонах подполковника. И уже совсем пропали они в темноте, когда после сытного ужина в ресторане начальник с участковыми отправились погулять. Вечер был тёплый, в вышине во множестве сияли и мигали звёзды, и, казалось, мигают они не просто так, а приветствуют блестящие подполковничьи звёзды, принимая их за своих космических собратьев.
Уезжал он на следующее утро, долго стоял возле машины, снова что-то высказывал замершим по стойке смирно участковым и снова, уже безостановочно, взмахивал рукой сверху вниз. И наблюдавшим эту картину сельчанам представлялось, что, отрубив головы Фёдору и Николаю, обезглавив всех окрестных хулиганов, дебоширов и разбойников, он в конце концов добрался и до жителей посёлка, в чём-то подозревая и их.
Если появление начальника райотдела полиции и явилось для участковых потрясением, внешне оно никак не нарушило привычного течения их жизни. А жизнь была такова, что помимо службы у обоих имелись дома, жёны, дети, огромные огороды, и всё требовало внимания, особенно огороды, с которых, продавая урожай в райцентре, в основном и жили.
В посёлке ещё долго не могли успокоиться, решая, снимут с должности участковых или нет. Не оставалось сомнений, что приезжавший подполковник остался недоволен их службой, и одни говорили, что снимут обязательно, другие – вообще отправят в отставку или укатают Фёдора с Николаем в захолустье, где они уже никогда не увидят городских примет родного посёлка. Но в одном жители были по-прежнему единодушны – в трудную минуту и в момент опасности помощи от участковых ждать нечего. И тем удивительней был случай, произошедший нынешней весной.
Рядом с посёлком, огибая его подковкой, текла река. Особенно она была похожа на блестящую подковку зимой, когда покрывалась звенящим льдом. Говорят, можно долго смотреть на огонь и море не отрываясь, но ещё труднее оторвать взгляд от идущего по реке льда. В это время на берегу собиралась половинка посёлка, словно снова снимали кино. Смотрели на реку, и было странно, что подобное могучее движение производит мало шума, только шорох трущихся друг о друга льдин.
Лёд двигался рывками, то замирал, заливаемый бьющей снизу водой, если впереди случался затор, то ломился дальше. И в остановках его, и в движении чувствовались напряжение и сила, как напряжена и сильна рука, натягивающая тетиву лука и в какой-то миг пускающая в полёт стрелу.
Присоединяйтесь к ОК, чтобы подписаться на группу и комментировать публикации.
Комментарии 11