То, что у неё было биполярное расстройство, теперь известно всем.

Что на ней, кажется, испробовали все средства шокотерапии, тоже. А еще, когда она умерла, не очень-то сердобольная Кэтрин Хэпберн воскликнула: «Ну слава богу! Отмучилась!»
Жизнь как нескончаемая, изматывающая мука, как одно бесконечное страдание. Жизнь — боль. Это и есть тема Вивьен Ли в искусстве. Именно страдание в сочетании с ее изумрудными глазами и уточенными линиями скул производило на зрителей такой сногсшибательный эффект. Страдающая красота. Когда на экране мучилась Анна Маньяни, казалось, что ей на роду это написано. Когда терзалась Симона Синьоре, хотелось верить, что любое горе такая сильная женщина выдержит.
Но страдание Вивьен — это страдание безвинного ребёнка.
Страдание прекрасной души. Мерзость жизни несовместима с этими ключицами, запястьями, с невесомой хрупкостью. И все ее роли были про то, как жизнь убивает, калечит, терзает Красоту. И даже ее победительница Скарлетт в «Унесенных ветром», она ведь мертвая в финале. Если бы она была только упертой южанкой, повторяющей заученные американские духоподъёмные афоризмы типа «я подумаю об этом завтра», то и ничего бы не было, но перед нами сломанный цветок, из всех сил притворяющийся, что ещё жив. А внутри всё оцепенело. Вивьен не надо было это играть. Вибрация боли шла с экрана.
Вот почему она так совпала со зрителями военного и послевоенного времени.
«Мост Ватерлоо» и «Леди Гамильтон» — главные фильмы, где люди проживали и переживали свои травмы потерь, расставаний, прощаний, как в кабинете у психотерапевта. Героини Вивьен Ли — это их тайна, невыплаканные слёзы, не разрешенное себе отчаянье. Становилось легче дышать, когда ты видел отчаянье в глазах Вивьен Ли. Это даже не утешало, нет. Утешение — слишком простое для нее слово. Но ты понимал, что ты не один. А есть ещё кто-то, точнее, существо небесной красоты, которому зачем-то тоже пришлось пройти через этот ад, что и тебе. И даже хуже. Много хуже.
Наверное, ей не надо было играть Бланш в «Трамвае «Желание». Эта роль ее доконала окончательно. Однажды с Аллой Сергеевной Демидовой мы говорили, что такое совпадение личности артиста и роли всегда чревато. Но понятно, что лучше, чем Вивьен, эту роль уже никому не сыграть. И за леди Макбет тоже не надо было ей браться. Но ее притягивала бездна чужого безумия, в которую она смотрелась как в зеркало.
Нет, она мужественно сопротивлялась своей болезни. Это тоже, кстати, вошло в ее актерский код. Вивьен не сдаётся. Ей может быть очень плохо, но каждый раз она себя вытягивает. Как угодно. Спиртное, флирт, секс, просто какой-нибудь сумасшедший чарльстон, как в «Корабле дураков»... В ее хрупком теле обитал неугомонный дух, безумное пламя, в котором она и сгорела раньше срока. До последнего называла себя леди Оливье, любила отчаянно своего Ларри. Распорядилась, чтобы никаких похорон. Прах развеяли в ее саду. Сад и дом потом продали. Всё.
Впервые историю Вивьен Ли я прочитал в книге на русском языке, которая целиком была ей посвящена. Таких подробных и обстоятельных книг про зарубежных звезд у нас никогда не выходило. Тем более, она была ещё тогда жива. Ее автор — Владимир Утилов, советский киновед. Преподавал во ВГИКе. Я потом его слушал в «Иллюзионе», где он перед ее фильмами выступал со своими лекциями. Хрупкий, маленький, скромный человек. Но сколько страсти! Он говорил о Вивьен как о любви всей своей жизни. Он защищал ее от неведомых врагов и недоброжелателей, проклинал Оливье, сражался с ее режиссерами. Это был сеанс заклинания духов. Я тогда понял, какие чувства может вызывать эта актриса даже спустя 20 лет после смерти!
И еще я понял, почему ее всегда выделяли из ряда других великих. Они были на экране все внутренне статичны. Это была определенная манера игры в кино: не суетиться, не мельчить, смотреть прямо в камеру. Иногда эффект мог быть гипнотический, как у Гарбо или Дитрих. Но за этим был определенный стиль сверхличностей, сверхчеловеков, не способных унизиться до простых человеческих чувств.
С Вивьен пришла другая актерская техника: постоянная смена состояний, постоянная вибрация, никакой внутренней статики. Статика — смерть, а Вивьен — сама жизнь. Плюс другой тип женской красоты. У тех великих все сделано, нарисовано, просчитано до микрона. А Вивьен — это прежде всего очень живое, очень красивое и очень естественное лицо, которое живет своей жизнью, не думая о дублях и ракурсах. Просто живет. Или умирает, как в «Леди Гамильтон», когда ее Эмма произносит финальную реплику, глядя перед собой в пустоту: «Не было после, не было потом».
Sergey Nikolaevich
#звездыголливуда #вивьенли #судьбаактрисы#светлланаткаче́ва